Чекист
Сознание офицера российских спецслужб, погибшего от рук бандитов, переносится в тело комиссара-чекиста времен начала Гражданской войны в России.
Часть 1
Пролог
Глава 1. Попадание.
Глава 2. Контрабандисты.
Глава 3. Инструктаж.
Глава 4. Ликвидация банды.
Глава 5. Эффективный менеджмент.
Глава 6. Иконы для диктатуры пролетариата.
Глава 7. Статусный символ.
Глава 8. Новое назначение.
Эпилог
Приложение 1. Документальные материалы; исторический контекст.
Часть 2
Пролог
Глава 1. В МосЧеКа.
Глава 2. Совещание.
Глава 3. Субботний отдых.
Глава 4. Воскресный рейд.
Глава 5. Приём товара.
Глава 6. Беседа об искусстве.
Глава 7. Бизнес в Ревеле.
Эпилог
Приложение 2. Документальные материалы; исторический контекст.
Часть 3
Глава 1. Нефтедоллары.
Глава 2. Хоть кота пивом обольём.
Глава 3. Встречи с интересными людьми.
Глава 4. У всех дети и ипотека.
Приложение 3. Документальные материалы; исторический контекст.
Часть 4
Пролог
Глава 1. Аналогов нет.
Глава 2. Хорошо поднялись.
Глава 3. Стрелка.
Глава 4. Разговор в парке.
Глава 5. Жест доброй воли.
Эпилог
Приложение 4. Документальные материалы; исторический контекст.
Часть 5
Пролог
Глава 1. Волшебная флейта.
Глава 2. Глубинные чувства.
Глава 3. Творческая интеллигенция.
Глава 4. Партийная номенклатура.
Глава 5. "Не верь, не бойся, не проси".
Эпилог
Приложение 5. Документальные материалы; исторический контекст.
Часть 6
Пролог
Глава 1. Циркуляр ЦеКа.
Глава 2. Заманчивое, но неподошедшее предложение.
Глава 3. Поездка в Лондон и её результаты.
Эпилог
Приложение 6. Документальные материалы; исторический контекст.
Часть 7
Пролог
Глава 1. Размышления о Конституции.
Глава 2. Встречи с партийцами.
Эпилог
Приложение 7. Документальные материалы; исторический контекст.
Часть 8
Пролог
Глава 1. Производственное совещание.
Глава 2. Прибор для определения психотипа.
Глава 3. Выполнение задания.
Эпилог
Приложение 8. Документальные материалы; исторический контекст.
Часть 9
Пролог
Глава 1. Отбытие.
Глава 2. Облик грядущего.
Глава 3. Благотворительный фонд.
Эпилог
Приложение 9. Документальные материалы; исторический контекст.
Часть 10
Глава 1. Первый клиент.
Глава 2. Миссия невыполнима.
Глава 3. Логические рассуждения.
Приложение 10. Документальные материалы; исторический контекст.
Часть 11
Пролог
Глава 1. Чудесные очки и удивительный компас.
Глава 2. Скрытый город.
Глава 3. Беседа в мэрии.
Глава 4. Прогулка с гидом.
Глава 5. Вурдалаки и упыри.
Эпилог
Часть 12
Пролог
Глава 1. Обсуждение.
Глава 2. Экспедиция.
Эпилог
Часть 13
Глава 1. Двойной праздник.
Глава 2. Проблемы с кормовой базой.
Глава 3. Слухи и планы.
Часть 14
Глава 1. Обертона
Приложение. Документальные материалы; исторический контекст.
Часть 1
Пролог
- Коррупция, взяточничество, незаконное обогащение чиновников и оборотней в погонах, наносят большой вред обществу. Они расшатывают мораль, разрушают нравственность, подрывают доверие к власти. Вот почему в нашей стране борьба с этими позорным явлениями была объявлена первоочередной задачей. Для её решения во всех учреждениях создавалась атмосфера нетерпимости к мздоимству, устранялись условия, порождающие коррупцию, карались нарушители закона, а те, кто работал добросовестно, всемерно поощрялись.
Стоя на трибуне в центре сцены актового зала, полковник Федор Михайлович Перекуров, старший оперуполномоченный отдела по борьбе с коррупцией, зачитывал перед своими коллегами очередной доклад.
С недавних пор в организации, в которой он работал, на еженедельных утренних общих собраниях сотрудников были введены в практику политические обзоры – своего рода аналоги политинформаций советского времени. Вести их начальство предложило Перекурову, питомцу МГИМО, который в альма-матер состоял в комитете комсомола и отвечал там за организационно-массовую работу. В первые годы после перестройки такого рода деятельность была не слишком нужна, однако с переходом власти в стране от поклонявшихся одному только золотому тельцу демократов к озабоченным судьбами государства патриотам умение вдохновлять народ на новые трудовые и героические свершения вновь оказалось востребованным. И Федор Михайлович, дослужившийся к тому времени до полковника, с энтузиазмом взялся за выполнение поручения начальства.
Перевернув листок, лектор хорошо поставленным голосом продолжал:
- Сейчас в нашей стране практически искоренено взяточничество. У нас больше не дают "на лапу" гаишникам, врачам, учителям, медсестрам. У нас покончено с рэкетом, этим подлинным бичом бизнеса. У нас воры в законе сидят в тюрьмах, а не берут дань с целых отраслей промышленности.
Нелишним будет добавить, что своей победе в этой борьбе наше общество обязано не только органам правопорядка, но и крепким духовно-нравственным народным устоям. Недаром именно в нашем языке есть такие слова, как достоинство, благородство, совесть, честь, долг – полностью отсутствующие в лексиконе народов загнивающего Запада. Вот почему нам удалось создать такую социальную атмосферу, в которой брать взятки, нарушать служебные обязанности, не говоря уже о занятиях какой-то незаконной или, тем более, преступной деятельностью, стало просто-напросто стыдно.
Хочется упомянуть ещё одну черту нашего национального характера, которая помогла нам справиться с вышеупомянутыми общественными язвами – мы не можем лгать. Нам противны вранье, обман, лицемерие. Пусть такие качества мешают нам в информационных войнах, но зато в долгосрочной перспективе они приносят нам незыблемое доверие народа.
На этом позвольте закончить мой сегодняшний доклад. Честь имею!
Когда лектор, сопровождаемый аплодисментами аудитории, впрочем довольно формальными, покидал сцену, направляясь в свой кабинет, его мобильник завибрировал. Перекуров, мельком глянув на знакомый номер, нажал кнопку ответа.- Да?- вполголоса спросил он.
- Арестован Федотычев,- произнёс только одну фразу его собеседник и сразу же отключился.
* * *
Полковник Федор Михайлович Перекуров, старший оперуполномоченный отдела по борьбе с коррупцией, нервно царапая бумагу золотым пером авторучки, писал рапорт на внеочередной отпуск. Знакомые слова никак не хотели складываться в нужные предложения. Но деваться было некуда. В отпуск – и на машине в Белоруссию, к границе, а оттуда дорогами, да хоть болотами в Польшу, и дальше, через Чехию и Австрию в Швейцарию, где на берегу озера у него есть двухэтажная вилла, а в банке – солидный счёт. И надо спешить. Васисуалий Федотычев, связник Перекурова с с главой охранной фирмы, а точнее банды рэкетиров "Щит", курирующей Портовый район, вчера был отправлен под домашний арест. И хотя следователю пока ещё не известно об их контактах, но выяснение этого – только дело времени.
Так, вот и последняя фраза. "В связи с резким ухудшением состояния здоровья, прошу …" – Перекуров заранее запасся заключением экспертной комиссии служебного госпиталя о тяжёлой болезни почек – оно обошлось ему в пять тысяч баксов, но дело того стоило. Теперь эта бумажка спасёт ему жизнь.
Всё. Тяжело вздохнув, полковник встал, спустился в секретариат, зарегистрировал рапорт, и, вернувшись в свой кабинет, принялся ожидать вызова к генералу. Что такой вызов вскоре последует, он ничуть не сомневался. Генерал Юстасий Пятакашвили, курировавший их отдел, еженедельно получал от него туго набитый бумажками с портретом Франклина конверт и незапланированный месячный перерыв в этих поставках должен был его сильно огорчить. Но на генерала, прикрывавшего его деятельность, надежды не было – как только он узнает, что оплату "за охрану" полковник заносит ему с семи предприятий, а сам получает с десяти, он сразу же его сдаст. Вот почему пришлось писать рапорт на досрочный отпуск и готовиться к бегству.
Тихо звякнул красный телефон служебной связи.
- Федор Михайлович, зайдите ко мне.- Голос генерала звучал совершенно нейтрально и лишь хорошо знавший его человек мог различить в нём нотки обеспокоенности. - Ещё бы ему не беспокоиться,- хмыкнул вполголоса Перекуров, собирая бумаги. Генерал – это генерал, но и над ним есть начальство, которому тоже нужно заносить – не еженедельно, конечно, но хотя бы ежемесячно. Полковнику припомнились судьбы нескольких его знакомых, которые заносили слишком мало или слишком редко, и он зябко поёжился. Нет, он не хотел бы оказаться на их месте. Перевод в первый отдел рыбзавода в каком-нибудь Усть-Урюпинске в таких случаях можно было бы считать подарком судьбы. С другой стороны, его возмущение вызывали и ханжи, что демократические, что патриотические, которые считали, что олигархи, ничего для страны не сделавшие, могли иметь яхты, дворцы, бентли, шикарных проституток – а служивым людям, не щадящим живота своего ради Отечества, подобное не к лицу. Ладно, оставим лирику побоку. Сложив документы в папку, Перекуров встал и направился к начальству.
- Федор Михайлович, что это значит?- Пятакашвили держал в руках рапорт, внимательно, даже настороженно, глядя на подчинённого.- Мы с тобой всего два дня назад планировали поехать на выходные в Тверскую область пострелять лосей.
При этих словах Перекурову вдруг вспомнился депутат Рашкин, после чего неизвестно по какой ассоциации пришла на ум куча наличной "зелени" в квартире, которую за оставшиеся часы предстояло как-то раскидать – и его лицо выразило такое неподдельное страдание, что генерал расслабился, подобрел и даже сочувственно сощурился.
- Болит?- спросил он.
Перекуров только махнул рукой.
- Ладно. - Генерал размашисто подписал рапорт и вернул его подчинённому.- Отдай сам Танечке, пускай побыстрее оформит. Оставь мне материалы по текущим делам и отдыхай. Через месяц будь на рабочем месте.
- Есть, товарищ генерал.- Полковник положил на стол папку с документами и, дождавшись разрешающего кивка, покинул кабинет начальника.
* * *
"Форд" полковника уже сворачивал на сельскую дорогу, ведущую в сторону записанной на троюродную сестру дачи, в огороде которой Перекуров намеревался закопать остатки "капусты", когда наперерез ему выехала и, резко затормозив, преградила путь бежевая "Мазда". Из машины выскочили трое в капюшонах с прорезями для глаз и с автоматами в руках. Перекуров судорожно дёрнулся к пистолету, но было уже поздно, да и бессмысленно. Его грудь прошили несколько очередей. Налётчики, небрежно отпихнув труп, быстро обыскали "Форд", покидали добычу в заранее приготовленные мешки, облили покорёженную пулями машину бензином, подожгли её и умчались прочь.
Глава 1. Попадание.
Очнувшись, Перекуров осознал, что лежит спиной на земле в неглубокой яме, похожей на придорожную канаву. Шевелиться было больно. Скосив глаза, он увидел травянисто-грязные края ямы, а за ними – парочку странно одетых людей.
- Мы думали, тебе капец, тарищ комиссар. А ты, оказывается, жив,- бодро сказал один из них, помоложе.
- Живой он, живой,- густым басом добавил другой.- Тащи, Ванятка. Отвезём в ЧеКа сначала, пущай с ним там разберутся. Не из наших он. Может, из соседней деревни ехал, там какая-то часть стоит. А беляки из засады напали.
- Где я?- с трудом проговорил Перекуров. Ему было больно и до крайности неудобно.
Не отвечая, двое красноармейцев в будёновках взяли его за ноги и за руки, вытащили из канавы и, не без труда, взгромоздили на телегу. Лошадь грустно косилась на происходящее, не переставая меланхолически жевать травку.
- Где я?- повторил Перекуров.
- Так ведь Сопрониха напротив,- ответил молодой, который, похоже, был поразговорчивее.- От вашей части пять километров. А мы сейчас в Чуприху едем. Там наши стоят и ЧеКа есть. Да тебя, похоже, сильно приложили, тарищ комиссар,- ощупывая голову спасённого, сказал он. Затем вытер испачканную в крови руку о тряпку.
Перекуров размышлял. Нападение киллеров он помнил, потом как отрезало. На розыгрыш это не походило. Двое в красноармейской форме с винтовками … телега, лошадь … слишком сложно для розыгрыша. Голова по-прежнему болела и он, закрыв глаза, стал вслушиваться в монотонный успокаивающий скрип колёс. Затем погрузился в дремоту.
- Тпру, приехали.
Полковник открыл глаза. Телега стояла.
- Сам слезешь аль пособить?- обратился к нему с вопросом красноармеец постарше.
Перекуров, не отвечая, спустился на землю, отряхнулся и осмотрелся. Телега остановилась возле изгороди деревянного дома, украшенного кумачовым знаменем. Местность была явно сельской и какой-то сильно неухоженной.
Перекуров художественную литературу читал и про попаданцев знал. Сообразив, что выжить после нападения группы автоматчиков он не мог, он сделал логичный вывод, что его перенесло в тело кого-то, кто, в свою очередь, погиб здесь. Осталось понять, где и когда это "здесь", и кто, собственно говоря, он такой.
Полковник глянул на своих попутчиков. Будёновки с красными звёздами. Винтовки. Ещё раз посмотрел на здание, возле которого они стояли. Красный флаг.
- Хм, совок, значит,- пробормотал он, хлопая себя по карманам полувоенной гимнастёрки.- Сов. Россия двадцатых. Ладно, разберёмся.- Он достал документ, немного похожий на его старое удостоверение.- Старший оперуполномоченный ГубЧеКа Ясенев Пётр Матвеевич,- вслух прочитал он и покосился на красноармейцев. Те забеспокоились и который постарше загасил о подошву сапога зажжённую было цигарку.- Звиняйте, товарищ, коли что не так,- сказал он.- Вот Митька Шнур идёт, наш комиссар, вы уж сами с ним побазарьте.
Со ступенек деревенского дома спускался молодой парень в матросской форме и с кобурой на боку.
- Товарищ Ясенев?- полуутвердительно спросил он. Затем, глянув на мандат, кивнул.- Мы вас ждали. Операция по ликвидации банды контрабандистов Косого намечена на сегодняшний вечер.
- Угу,- неопределённо отозвался полковник, всё ещё осторожно осматриваясь. Раз речь идёт о контрабандистах, значит, они находятся где-то недалеко от границы. Впрочем-
- У вас есть карта?- спросил он.
- Конечно,- живо ответил парень.- Заходите к нам в штаб, заодно и перекусите.
Переступив порог, Перекуров оказался в небольшой душной комнатке со столом посредине, на который были навалены самые разные предметы – фляга, стакан, кобура, несколько красных флажков, газеты.
Небрежно спихнув всё это хозяйство на пол, Шнур достал с полки замусоленную карту и расстелил её на столе.
- Вот,- тыча грязноватым пальцем в какие-то крестики возле голубого кружка, изображавшего, по-видимому, местный пруд или озеро, произнёс он.- Тут их база. Отсюда,- он переместил палец в сторону пересекавшей всю карту полосы, похоже, сельской дороги,- к ним можно подойти. Через лес они нас не заметят.
Полковник, морщась и чертыхаясь про себя, рассматривал эту пародию на карту. Наконец, он сказал:- Надо, прежде всего, выслать разведчиков. Если у них стоят часовые – снять. Только после этого можно отправлять основной отряд. Сколько у вас человек?
Митька Шнур счёт в школе учил, но особо в этом не усердствовал. Он зашевелил пальцами, напрягся, даже покраснел от усилий, наконец, вытолкнул из себя ответ:- Двадцать четыре бойца, товарищ уполномоченный.
- А у противника?- Перекуров задавал вопросы почти автоматически, внимательно изучая карту. Он хотел понять, куда же конкретно попал, но напрямую задать такой вопрос, конечно, не мог. На карте же никакой подсказки не обнаруживалось. Только в правом углу было грубо накарябано заглавными буквами СОПР – это, видимо, и была та Сопрониха, о которой говорили обнаружившие его красноармейцы. Ладно, придётся добывать сведения окольным путём.
- Тоже пара дюжин,- пожал плечами Шнур.- Но у них только обрезы, а у нас винтовки, да ещё два пулемёта. И гранат несколько. Хотя- он почесал затылок,- гранаты- то хотелось бы поберечь. Для пулемётов запасы обещали ещё подвезти, а гранат, говорят, нету пока.
- Куда может контра уйти, ежели мы не всех их возьмём, как думаешь?- бывший полковник решил, что будет нелишним подладить свою речь под местный революционный диалект.
Шнур задумался.
- В сторону Полесья пойдут,- наконец, решил он.- Там большой отряд индивиду-лу- тьфу ты чёрт, язык сломаешь, индивидуалистов-анархистов.
- А через границу не двинут?- небрежно поинтересовался Перекуров.
Шнур замотал головой.
- Кто же их с оружием пустит-то,- сказал он.- А оружие они не бросят, не дурные.
Ответы не вполне удовлетворили Перекурова, но спрашивать дальше он поостерёгся. Пока было ясно только, что он находится где-то поблизости от Беларуси.- "Как и собирался в той жизни", - про себя усмехнулся он.- "Только счетов в швейцарском банке нет, как и наличности. Ладно, главное, что живой. Прорвёмся".
- Бандиты напали,- пояснил он комиссару, который с тревожным любопытством рассматривал его рану на голове.- Надо промыть спиртом. И ещё мне понадобится оружие. Наган.- Он похлопал себя по карманам.- Курево есть?
- Как не быть,- Шнур потянулся к той же полке, откуда доставал карту, и снял с гвоздя сильно пахнущий мешочек.- Махорка. Ну а для самокруток газеты берём. Нет, мы с пониманием,- заторопился он, увидев как построжело лицо уполномоченного,- берём только старые, а новые сразу на полит- политинформациях читаем.
- Это хорошо,- кивнул Перекуров и некоторое напряжение, возникшее между ними, спало.- Итак, спирт и наган мне. Потом постройте бойцов.- Бывший полковник уже понял, что руководить операцией придётся лично ему, но ничего против не имел. Руководить он любил. Главным в этом деле было умение разбираться в людях.
Ах да, чёрт возьми, газеты!
Делая вид, что ему нужна бумага для самокрутки, Перекуров собрал несколько газет, затем властным взмахом руки отослал прочь Шнура, бросив ему только "Наган. И побыстрее", после чего жадным взглядом впился в печатные тексты, бормоча вполголоса:- Так, значит … товарищ Ленин выступил на съезде профсоюзов … дальше … под руководством товарища Троцкого доблестная Красная армия …. дальше … Ага. 13 мая 1919 года Первый конный корпус отбросил от Царицына белобандитов … дальше …
- Товарищ … Товарищ ….
Перекуров так увлёкся чтением новостей, что даже проигнорировал подошедшего Шнура, который ещё пару раз обратился к нему, потом громко кашлянул, а потом тряхнул его за плечо.- Товарищ, вот спирт. Протереть рану может тётка Маврикивна, она у нас как кухарка, и раненых пользует. А вот наган.- Он поставил на стол бутылёк явного самогона и рядом положил оружие.- Так позвать её?
- Что? Да-да, конечно, зови. Спасибо, товарищ.
"Тётка Маврикивна" оказалась маленькой худой старушкой, которая быстро и довольно умело протёрла рану, уже покрывшуюся запёкшейся кровью, и хотела было наложить на неё повязку из чистой белой материи, которую принесла с собой, но Перекуров остановил её.- Нет, бинтовать не надо,- распорядился он.- Время военное, боевой дух солдат снижать не будем, да и приметным станет белое в полутьме.
- Оно верно, ваше благородие- ой,- даже перекрестилась в страхе от оплошки "Маврикивна",- простите дуру старую, товарищ.
- Товарищ Ясенев,- откликнулся бывший Перекуров.- Ничего, я всё понимаю. Пережитки проклятого времени уходят нескоро. Идите, товарищ, благодарю вас.
Глава 2. Контрабандисты.
- Мурка, в чём же дело, чего ж ты не имела,- заливался соловьём, подыгрывая себе на старом разбитом баяне, светловолосый парень в посконной косоворотке и смазных сапогах,- разве ж я тебя не одевал?
- Кольца и браслеты, шляпки и жакеты, ну разве ж я тебе не покупал!- подхватывал за ним другой, откаблучивая рядом подобие чечётки.
В некотором отдалении от них ещё трое контрабандистов жарили нанизанные на вертела громадные куски свинины, с которых прямо в костёр стекал сочный жир, уносясь оттуда аппетитным дымком.
- Братва, харе лясы точить! А ну все сюда!- громкий возглас Мишки Косого, главаря банды, расслышали все его соратники, даже те, кто купался в поросшем камышами пруду.
Полянка возле дуба, под которым стоял Косой, быстро заполнилась живописно одетым людом разбойного вида. Только трое, жарившие свиной шашлык, не прервали своего занятия, но и они кивнули своему главарю, когда тот на них глянул – дескать, калякай, мы слышим.
Мишка Косой, как заправский оратор, поднял руку, и, когда гомон братвы утих, велеречиво заговорил.
- Чёрная рать тиранов идёт на нас, чтобы сгубить наши вольности. Кровопийцы мировой буржуазии сомкнулись с краснопузыми чекистами. Святое дело свободы, за которое мы боремся, под угрозой.
- Анархия – мать порядка!- воодушевлённо воскликнул кто-то из толпы.
- Где власть – там насилие!- поддержал его другой.
- Даёшь индивидуализм-анархизм!
Косой снова поднял руку, призывая собравшихся к тишине.
- Короче, братва. Пришла малява от верного человека – вечером сюда выдвинутся чоновцы. Будем с ними драться аль уйдём туда, где вольная воля свободному люду? Решайте.
Загомонили все разом и по большей части возмущённо.
- Бросить всё, непосильно награбленное?!
- Трудились как рабы на галерах!
- Не позволим!
- Наддадим краснопузым!
- Кровью умоются!
- Лохи мы, что ли?!
Мишка Косой, уяснив настроение масс, вскинул обе руки.
- Харе, братва. Посыл понятен. Не фраера мы, верно говорите. Значитца так. Ты, Мыкола Кузьмич,- обратился он к седому деду в вышиванке,- достанешь из схрона пять коробок патронов и всем их раздашь. Ты, Митяй,- он повернулся к щуплому пареньку в восьмиугольной кепке,- заляжешь в кустах у дороги, и, когда краснопузые появятся, свистнешь. Как разобьём вражин – отправимся в деревню. Гульнём на всю ивановскую!
Глава 3. Инструктаж.
Пока полковник Перекуров, или как он теперь именовался, уполномоченный Ясенев, спешно просматривал новости, в его памяти всплывали сведения об этом времени – историю КПСС он в институте, к счастью, не прогуливал. Так, значит, гражданская война будет ещё около года. Потом Ленин объявит нэп – новую экономическую политику – и пламенные революционеры возглавят самые доходные предприятия, которые снова станут частными – только с другими владельцами. Года до 25-го будут рулить троцкисты, затем их крепко прижмут к ногтю.
Со двора доносились выкрики – комиссар Шнур собирал контингент на построение.
- Ладно, попозже запишу, всё, что вспомню,- пробормотал Перекуров, откладывая газеты,- а теперь надо уточнить своё положение.
Он подошёл к мутному треснувшему зеркалу, висевшему на стене, и принялся с интересом изучать доставшуюся ему физиономию. Тупой взгляд запойного алкоголика его даже порадовал – интеллекта не заподозрят, а с таким выражением лица выжить в новом мире будет проще. Хотя следует побриться – Перекуров был по природе аккуратист, и небрежностей во внешнем виде не любил. Что у нас есть ещё? Он снова охлопал свою гимнастёрку. В прокладке справа зашуршало. Уполномоченный вывернул гимнастёрку, распорол ржавым ножом, обнаружившимся на полке, подозрительное место, и извлёк из него официального вида бумагу, озаглавленную Предписание. Где прочитал следующее:
Настоящим приказываю вам возглавить отряд ЧОНа, дислоцированный в деревне Чуприха, и ликвидировать группировку местных анархистов, занимающихся контрабандой. Все ценности, найденные при них, сдать в фонд революционной обороны. По итогам операции подобрать перспективные кадры, одного-двух человек, для работы в губернской ЧеКа.
С революционным приветом
комиссар Ровенского ГубЧека Исай Борисович Фельдцерман
Подпись, печать.
Подивившись забавному совпадению фамилии своего, похоже, начальника и своего бывшего преподавателя истории КПСС, несгибаемого партийца, впрочем, ставшего в начале перестройки директором коммерческого ларька, Перекуров сложил бумагу и спрятал её во внутренний карман.
- Ровно, значит,- проворчал он.- Запад Украины. Вечные бандеровцы и всякая прочая сволочь. Изъять ценности у контрабандистов идея хорошая. Но, может, ещё и отжать у них бизнес? Или, по крайней мере, взять его под крышу?- продолжал размышлять Перекуров.- Приватизировать метр госграницы,- усмехнулся бывший полковник, вспомнив шутку времён начала перестройки.- Нет, не получится. Вводных данных недостаточно.
Свернув цигарку, уполномоченный закурил, попыхтел немножко, а затем снова погрузился в размышления.
- Насчёт ценностей, буде таковые найдутся, решим по ходу дела. И хорошо бы они нашлись. Если Фельдцерман послал Ясенева на захват контрабандистов, то он был стопроцентно уверен, что тот человек надёжный – найдёт всё, что надо, и правильно, то есть, согласно субординации, занесёт … эээ … сдаст в фонд революционной обороны.
Перекуров глянул в окно. На площадке перед домом выстраивались красноармейцы. Пора было идти знакомиться с контингентом. Загасив недокуренную самокрутку и бросив бычок в стоявшее в углу ведро, старший уполномоченный повернулся к двери, и тут вдруг вспомнил фразу из Предписания – "подобрать перспективные кадры для работы в губернской ЧеКа". А вот это как раз то, что нужно, и в чём он разбирается. Собрать свою команду. Бывший полковник усмехнулся и уже увереннее зашагал к выходу.
* * *
- Товарищ старший уполномоченный, 24-я отдельная рота частей особого назначения по вашему приказанию построена. К выполнению боевого задания готовы!- высоким, срывающимся от волнения голоском выкрикнул комиссар Шнур.
Две шеренги молодых парней в будёновках и при винтовках стояли, можно сказать, по стойке "смирно", хотя получалось это у них не слишком умело. Кто-то поправлял ремень, кто-то чесался, кто-то громко рыгал.
Вспомнив, что дисциплина в военных отрядах на раннем этапе революции понималась весьма своеобразно, Ясенев-Перекуров решил взять свойский тон:
- Здорово, ребята!- гаркнул он. И, не дожидаясь уставного ответа, который, впрочем, вряд ли бы прозвучал, продолжил:- Пойдём вечером контру бить. Землю крестьянам, мир народам, баб всем желающим!
Незамысловатая грубоватая шутка пришлась парням по вкусу и многие из них заухмылялись.
- Грабь награбленное!- бойко добавил какой-то шустрик, но старший уполномоченный крепко держал в уме предписание Исай Борисовича и счёл нужным подправить политически незрелого энтузиаста.
- А вот это, товарищи, надо делать с пониманием. Сейчас наши братья рабочие ведут борьбу против наёмников мировой буржуазии, поэтому все валютные ценности, которые мы у контры отобьём, прошу сдавать по акту в фонд революционной обороны.
Слова "борьба", "буржуазия", "революция" бывшие крестьяне, достаточно наслушавшиеся митинговых речей, привычно проигнорировали, но неслыханные ранее "валютные ценности" и "по акту" их напрягли и показали, что новый командир, несмотря на безыскусную запойную рожу, не так-то прост и с ним надо держать ухо востро. Кое-кто заметно поскучнел.
Уполномоченный ГубЧеКа, уловив изменения в настроении масс, пояснил:
- Брошки, колечки, дамские браслетики и всё такое-прочее, можете оставить для своих милых пташек. Но вот царские золотые монеты и разные бриллианты-жемчуга попрошу сдавать. По акту.
Возникшее было напряжение рассеялось и среди чоновцев послышались смешки:
- Да откуда у Мишки Косого брильянты-жемчуга?
- Он их, небось, и не видал никогда.
- Как и золотые монеты.
- А то!
Стоявший с края первой шеренги русоволосый парнишка с простодушным выражением лица робко спросил.
- Нам в дом новый котёл надо бы. Можно будет его взять или тоже в этот … фонд обороны?
- Котёл можно,- благосклонно разрешил уполномоченный.
Бойцы загомонили, живо обсуждая, кто какие предметы обихода видел у контрабандистов. Один припомнил керосиновую лампу, другой – переносную железную печь, третий – серебряные ложки. Воинский строй, и без того весьма сомнительный, грозил совсем уже распасться, так что Перекуров-Ясенев, повернувшись к Шнуру, выразительно глянул на него. Тот понял правильно.
- Товарищи бойцы!- воскликнул он.- Минутку внимания. Товарищ старший уполномоченный ещё не закончил!
Гомон постепенно стих и чоновцы более-менее восстановили строй.
- Товарищи бойцы!- на этот раз уполномоченный подпустил в свой голос каплю раскалённого революционного металла.- Наша партия большевиков, во главе с товарищем Лениным, вождём и учителем всех угнетённых трудящихся, ведёт народ в светлое будущее. Мы должны беспощадно разбить тёмные силы и совершить экспроприацию экспроприаторов! Только тогда, когда во всём мире восторжествует пролетарская революция, рабочие и трудовое крестьянство освободятся от гнёта капитала!
Один из чоновцев повернулся к своему соседу, с виду поинтеллигентнее прочих, и спросил шёпотом: - Васёк, а шо такое "экспроприация"?
- Это когда ты жрёшь от пуза и каждая баба тебе даёт,- с видом знатока ответил Васёк.
- Ооо!- широко раскрыл глаза тот, и стал слушать речь нового командира ещё внимательнее.
Перекуров, тем временем, прошёлся по контрреволюционерам, анархистам, белополякам, Врангелю, Колчаку, Юденичу, генералу Корнилову, указал на историческую обречённость старого строя и необходимость поддержания партийной дисциплины; призвал не поддаваться на провокации несознательных элементов и крепить революционное единство пролетариата и трудового крестьянства. Затем он перешёл к международной обстановке, осудил Чемберлена, Ллойд-Джорджа, американского президента Вильсона и кровопийц-банкиров лондонского Сити. Впрочем, заметив, что слушатели начали скучать, он перешёл на более актуальные темы жратвы, баб, и выпивки. После чего вернулся к политическому моменту.
- Мы должны, товарищи, образно говоря, подняли на вилы эксплуататоров трудящего класса,- гремел он.- На вилы, под тесаки, ножи, кинжалы, топоры! Рубить им бошки! И не только наших капиталистов-эксплуататоров, но и зарубежных, которые хотят грабить нашу родину! Но мы не позволим, чтобы солдаты НАТО топтали нашу землю! Сотрём их всех в радиоактивную пыль! Разожжём на горе всем буржуям мировой пожар!
Когда полковник выдал про радиоактивную пыль и солдат НАТО, глаза у комиссара Митьки Шнура стали совсем как блюдечки, и оратор, поняв, что переоценил интеллектуальный уровень своей аудитории, решил снизить накал страстей.
- Итак, значитца, вот как обстоят дела,- откашлявшись, продолжил он.- Во-первых, жратва, во-вторых, выпивка, в третьих, бабы …
Произнося свою речь, бывший российский полковник одновременно отслеживал реакцию слушателей, высматривая перспективные кадры. К сожалению, большинство чоновцев в самые критические моменты зевали, чесались, в общем, проявляли политическую несознательность и даже, можно сказать, оппортунизм.
Его внимание привлёк смуглый черноволосый небритый парень, стоявший в середине второй шеренги. Как и все, он пропускал мимо ушей революционные фразы, как и все, оживлялся, слыша про баб, жратву и выпивку, но, в отличие от других, его глаза начинали странно поблескивать при упоминании ножей, топоров и усекновении голов капиталистов-эксплуататоров. Перекуров решил взять его на заметку.
Ещё раз помянув жратву, выпивку и баб, старший уполномоченный ГубЧеКа закончил свою речь короткой здравицей в честь товарища Ленина и всемирной революции.
Когда наступила тишина, комиссар Митька Шнур, кое-что повидавший в своей матросской жизни, сначала ошалело мотнул головой, а потом неистово зааплодировал. Другие бойцы тоже захлопали, замахали будёновками, застучали винтовками о землю – в общем, стали различными способами выражать одобрение.
Лет пятнадцать назад Федька Перекуров, студент МГИМО, балагур и душа компании, лишь порадовался бы такому успеху своего выступления и пригласил бы слушателей в пивную за его счёт. Но с тех пор он успел уяснить, что подлинный успех в этом мире достигается не словами и речами, а деньгами, родоплеменными связями, и холодным цинизмом. Ещё раз проанализировав план операции, который уже сложился в его голове, бывший российский полковник вскинул сжатый кулак, потряс им в качестве ответного приветствия бойцам, а затем повернулся к штабу и кивнул комиссару, предлагая следовать за ним.
* * *
- Кто из бойцов лучше всего знает в лицо главаря банды?- был первый вопрос старшего уполномоченного.
- Мишку Косого-то?- переспросил Митька Шнур.- Ванятка Мохин, конечно. Они дальние родичи, и, до того, как Мишка банду организовал, приятельствовали. А потом Мишка у него невесту отбил, и они вдрызг разругались. Да вы его знаете – Ванятка с Петровичем вас сюда на телеге подвозили.
- Очень хорошо,- кивнул Ясенев-Перекуров.- Поручим ему отдельное задание: выслеживать главаря банды.
- Это он в охотку,- ухмыльнулся Шнур,- давно с ним поквитаться хочет.
- Дальше,- уполномоченный взял карандаш и нарисовал на карте, в тех местах, где дорога близко подступала к лесу, три кружка.- Вот здесь, здесь, и здесь,- он потыкал карандашом,- я бы устроил засады часовых. Поэтому, перед тем как выдвигаться основному отряду, надо послать разведчиков проверить эти места. И снять часовых, если они там будут. Нужны люди, которые умеют скрытно передвигаться и хорошо владеют холодным оружием.
На этот раз Шнур задумался.- Ахмед, Федорка и Ерёма-мясник подойдут, пожалуй,- сказал он, наконец.
- Ахмед – это черноволосый небритый парень?- вскользь поинтересовался Перекуров.- Откуда он?
- Ага.- Митька кивнул.- С Кавказа откуда-то. К нам год назад прибился после демобилизации. Сначала у солдатки какой-то жил, потом в наш отряд вступил. А что? Ножом владеет отлично, с десяти метров в доску всаживает. И тесаком махает будь здоров.
- Годится,- утвердил уполномоченный, у которого на Ахмеда уже начали вырисовываться кое-какие планы.- Фамилия его как?
Молодой комиссар наморщил лоб, подумал немного, и растерянно ответил:- Не помню.- Он встал, вышел в соседнюю комнату, вернулся с замызганной тетрадкой, полистал её. Затем лицо его посветлело, и он объявил, водя пальцем по бумаге:- Нашёл. Ахмед Кирбазаев, двадцати трёх лет, из Дагестана. Воевал рядовым в империалистическую войну. Холост. Записано с его слов.
- Итак, дальше,- продолжил развёртывать план операции уполномоченный.- После того, как часовых снимем, отправляем основной отряд. Со стороны дороги даём несколько неприцельных очередей из пулемёта по лесу, в разные стороны, затем гоним всю банду от леса к озеру и там ликвидируем. Движемся группой. Боец Иван Мохин идёт отдельно, ищет главаря.
Полковник не уточнил, что выгнать контрабандистов из леса к озеру он хочет, чтобы отсечь их от схрона, а выследить главаря – потому что тот, как только поймёт, что дело пахнет жареным, наверняка кинется к ухоронке.
Комиссар Шнур некоторое время сопел, укладывая в голове руководящие указания и глядя на карту, но вопросов у него не возникло.
Затем тетка Маврикивна принесла чай, бутерброды, и оба командира завели разговор по душам.
- Скучно, небось, в деревне постоянно сидеть?- поинтересовался старший.
- Есть немного,- признал Митька.- Мы скачки на лошадях иногда устраиваем.
- Если операция пройдёт успешно, то всем будет поощрение от руководства. Имеются ли какие-нибудь пожелания? Кроме оружия, конечно, это само собой. Гранаты для вас я выбью, не сомневайся.
- Сапоги новые надобно бы, пар десять для бойцов. Ситцу – бабам ихним на подарки. Да и хоть занавески справить на окна. Чего-нить из мануфактуры. Может, стаканы ещё,- перечислил нехитрые пожелания деревенского люда парень.
- Доставим в лучшем виде,- заверил уполномоченный.- У вас тут должен быть представитель ЧеКа. Что-то я его сегодня не видел,- с ноткой вопроса в голосе произнёс он, меняя тему.
- Запил Егорка,- ответил Шнур, прихлёбывая чаёк.- Сейчас в белой горячке валяется.
- Значит, и доли в трофеях у него не будет,- отметил Ясенев, постучав по столу карандашом.- А какие у отряда отношения с местным населением?
- Так ведь четверть наших сами местные.
- Кур, яйки, млеко хозяйки дают?
- Всё в счёт продразвёрстки записываем.
- Баб бойцы пощупывают?- свойски-фамильярно поинтересовался уполномоченный.
Комиссар Митька Шнур отчего-то запечалился и, отведя взгляд в сторону, стал мямлить про революционную сознательность трудящихся масс, но, поймав усмешку Ясенева, покраснел и признался:
- На бандитов нарваться можно,- почти шёпотом сказал он.- У многих родичи живут здесь в деревне. С тех пор как мы ЧОН организовали, они пару наших бойцов, которые затемно к бабам ходили, на ножи поставили. Одного откачали, а второй отошёл. Так что не ходят наши больше на гулянки по вечерам,- с грустью добавил он.
Глава 4. Ликвидация банды.
На задание чоновцы выдвинулись, когда из-за горизонта появилась и начала тускло освещать местность молодая Луна.
Выйдя на проезжую дорогу, они вскоре увидели вдали темнеющий лес – основное место базирования банды. Взмахом руки полковник направил Ахмеда Кирбазаева и ещё двух человек, выделенных в разведчики, к подозрительным кустам на краю перелеска. Вскоре оттуда раздался чей-то короткий писк, и довольный Ахмед, обтирая рукавом окровавленный тесак, вернулся к основной группе.
- Сидел там мелкий шакал,- с лёгким акцентом сообщил он.
Полковник кивнул, попутно отметив про себя, что боевой характер кавказца он, похоже, оценил верно.
Двое других разведчиков вернулись, ничего подозрительного не обнаружив.
- Значит, часовой был только один. Очень хорошо. Пулемёты вперёд,- приказал старший уполномоченный, и две тачанки, на которых громоздились неуклюжие "Максимы", свернув с дороги, покатили в сторону леса. Отряд двигался за ними. Когда все вышли на границу леса, полковник скомандовал "Пли!" и очереди пуль начали поливать кустарники, молодую поросль, старые деревья. В глубине леса послышались бессвязные выкрики, команды, стоны – кого-то зацепило.
- В атаку!- приказал старший уполномоченный и махнул рукой с наганом. Держа винтовки наперевес, чоновцы бросились на крики. Вскоре началась пальба, которая постепенно отдалилась – очевидно, бандитов теснили в сторону озера. А может, они и сами отходили туда, рассчитывая на более надёжное убежище в камышах.
Ванятка Мохин, которому было поручено выслеживать главаря, осторожно двинулся вглубь леса, то и дело осматриваясь. Уполномоченный Ясенев, короткими перебежками следовал за ним, прикрываясь стволами деревьев.
- Есть! Попался, стервец! Это тебе за Машку!- услышал Ясенев торжествующий крик бойца, после чего послышались два выстрела и треск от падения тяжёлого тела в кустарник.
Старший уполномоченный осторожно выглянул из-за дерева. Чоновец стоял, уперев приклад винтовки в землю, рядом с ним лежало чьё-то тело, а немного левее находилась неглубокая яма, очевидно, только что в спешке раскопанная, в которой виднелось нечто вроде сундучка.
Убедившись, что ухоронка контрабандистов найдена, Перекуров быстро осмотрелся, затем вышел из-за дерева, и окликнул чоновца: - Молодец, боец. Ликвидировал крупную контру. Объявляют тебе революционную благодарность! Теперь двигай на помощь своим, бой ещё не окончен.
Чоновец обернулся, увидел комиссара, кивнул и побежал в сторону озерка, где ещё раздавались выстрелы.
Полковник подошёл к сундучку и открыл его. Внутри лежали золотые монеты царской чеканки, брошки, кольца с драгоценными камнями, рубиновое ожерелье. Десяток монет полковник выгреб и запихал во внутренний карман, затем, немного поколебавшись, сунул туда же и ожерелье, а остальные вещи выровнял, чтобы они казались нетронутыми.
Простодушные чоновцы ошибались. У Мишки Косого имелись и драгоценности, и золотые монеты – он не только возил контрабанду, но и брал мзду за то, что провожал тайными тропами желающих покинуть первое в мире государство рабочих и крестьян. А каких-то беженцев его люди, скорее всего, просто грабили и убивали. Несомненно, это знал и комиссар Исай Борисович Фельдцерман, направивший на ликвидацию контрабандистов своего особо доверенного человека. А может быть, они даже работали в паре или, наоборот, конкурировали, подумал Перекуров и ещё раз порадовался тому, что отверг поспешную идею отжать бизнес контрабандистов. Затем его мысли вернулись к найденным ценностям. Нехватку десятка монет никто не заметит. Но ведь кто-то может знать про ожерелье. Поразмыслив минуту, Перекуров заглушил чуйку, сигналившую об опасности, поглубже задвинул предметы во внутренний карман гимнастерки и застегнул его, чтобы монеты не звякали.
Тем временем, стрельба около озера понемногу затихала.
Нагнувшись и ещё раз проверив, что главарь контрабандистов мертв, старший уполномоченный выпрямился и крикнул:
- Бойцы, ко мне!
Отклика не было.
Уяснив, что парни заняты сбором трофеев и их сейчас не докличешься, уполномоченный выразил своё требование в более привлекательной форме:
- Бойцы, срочно ко мне! Найдены ценности!
* * *
После успешно проведённой операции, завершившейся глубокой ночью, утомлённые бойцы намеревались разойтись по домам, но уполномоченный настоял, чтобы все они собрались в штабе ЧОНа.
Самым первым делом ценности, найденные в сундучке, были по акту оприходованы и знавшие грамоту обозначили на бумажке свои подписи. Новый командир не задавал вопросы, кто и чем прибарахлился на стоянке контрабандистов; крестьянские парни, в свою очередь, понимали, что драгоценные камни и золотые монеты им не по чину, так что обе стороны остались вполне друг другом довольны. А Ахмед, экспроприировавший в свою пользу громадный кинжал, просто сиял. После описи Перекуров вернул ценности обратно в сундучок и, для большей гарантии сохранности, обвязал его ремнями и скрепил их неким подобием пломбы, наспех сделанной им из свечного стеарина. Список вещей он положил в карман своей гимнастёрки.
Затем комиссар Шнур подвёл краткий итог прошедшей операции. Из бойцов, как он сообщил, погибли четверо. Бандитов ликвидировано более десятка, остальные сумели уйти. Гранаты израсходованы все, боезапас к пулемётам – наполовину. Больше других отличились Ермолай Петрович и Ахмед Кирбазаев, на счету которых оказалось по трое убитых врагов.
После него слово взял старший уполномоченный. Поздравив бойцов с выполнением задания командования, он от имени руководства пообещал всем ценные подарки, а Ахмеду Кирбазаеву, как особо проявившему в бою мужество и смекалку, предложил перейти на работу в ГубЧеКа, с предоставлением твёрдого оклада и служебной жилплощади. На этом, заметив, что у бойцов уже слипаются от усталости глаза, он закрыл собрание и распустил всех по домам.
* * *
Утром уполномоченный ГубЧеКа Ясенев и комиссар отряда ЧОНа Шнур пили в штабе чай и обсуждали оставшиеся нерешёнными вопросы. Уполномоченный пообещал прислать с оказией оружие и подарки отличившимся бойцам, а комиссар попросил выделить лично ему именной браунинг. Потом, намечая будущие революционные перспективы, Перекуров расспросил Шнура про иконы у сельчан и церковные ценности. Он помнил, что вскоре в Советской России должна начаться кампания борьбы с пережитками прошлого, и хотел заранее быть к ней готовым. Комиссар обрисовал ему ситуацию, посетовав на бедность их местной церквушки.
Затем старший уполномоченный подтянул ремень и вышел, вместе с комиссаром, во двор, где уже собрались для его проводов бойцы. Ахмед Кирбазаев, в папахе, с тесаком и громадным кинжалом за поясом устроился на охапке сена в готовой к отбытию телеге. На её облучке сидел тот же Петрович, которого полковник встретил в новом мире, вместе с Ваняткой Мохиным, первыми.
Перекуров, держа сундучок, забрался на телегу, привязал его ремнями к борту; повернулся к бойцам и, не тратя лишних слов, вскинул сжатый кулак в знак прощания с ними, затем махнул возчику рукой – отправляйся.
Глава 5. Эффективный менеджмент.
Здание Ровенского ГубЧеКа располагалось в центре города, в помещении бывшей местной жандармерии. Когда телега остановилась около него, старший уполномоченный Ясенев бодро спрыгнул на землю, подхватил с собой сундучок с ценностями и направился ко входу, приказав попутчикам дожидаться его возвращения. Первым делом ему нужно было найти "свой" кабинет в ГубЧеКа и "свою" квартиру – вероятно, служебную. Впрочем, полковник был уверен, что легко справится с этими задачами.
Как только он вошёл в помещение, усатый охранник с винтовкой окликнул его:- Матвеич! Комиссар приказал, чтобы ты зашёл к нему, как только появишься.
- Угу,- неопределённо отозвался Перекуров.- А где сейчас начальник хозяйственной части? - Ему нужно было побыстрее получить основные сведения о "своих" сослуживцах, по крайней мере, наиболее значимых из них, чтобы случайно не ошибиться в именах и должностях.
- Яков Львович с обеда был у себя,- ответил охранник.- Ты поспеши, товарищ Фельдцерман срочно хотел тебя видеть.- Он махнул в сторону двери, на которой висела табличка с надписью крупными буквами "Председатель ГубЧека".
Перекуров, однако, спешить не стал. Он прошёлся вдоль коридора, по пути незаметно изучая таблички на других дверях, остановился возле доски объявлений, из которых узнал, что товарищу Заяц П.С. объявлен выговор по партийной линии, а товарищ Кошкин П.А. премирован именным оружием. Там же прочитал приказ о проведении 25 мая субботника по уборке территории, с обязательным участием всего рядового и командного состава. Газету, прикреплённую к доске, он читать не стал, поскольку с положением дел в стране уже ознакомился по печатным листкам, найденным в штабе ЧОНа. Затем зашагал дальше. Возле кабинета в конце коридора, на котором было написано "Уполномоченные", он остановился и, пару секунд подумав, распахнул дверь. Сидевшие в комнате подняли головы, а один из них, по возрасту его ровесник, воскликнул:- О, Матвеич вернулся! Тебя документы дожидаются.- Он кивнул в сторону одного из столов, за которым никто не сидел, и Ясенев понял, что это его рабочее место.
Подойдя к столу, он положил на него обвязанный ремнями и опечатанный ящичек, на который с любопытством покосились все четверо мужчин, сидевших в комнате, бегло просмотрел бумаги, представлявшие собой, похоже, бухгалтерские отчёты предприятий города, затем сказал:- Зайду попозже. Сейчас надобно отчитаться по командировке.
С этими словами он подхватил ящичек и заспешил на выход. Товарищу Фельдцерману, по-видимому, уже доложили о его прибытии, и заставлять его ждать не следовало.
Дверь в кабинет губкомиссара была приоткрыта. Старший уполномоченный толкнул её ногой и вошёл внутрь, держа обеими руками перевязанный ремнями ящичек.
- С революционным приветом, товарищ комиссар!- воскликнул он.
Фельдцерман слегка удивлённо посмотрел на него, затем перевёл взгляд на ящичек.
- Так что, значитца, побили мы контру,- сообщил Перекуров, выгружая свою ношу на стол,- а потом приняли ценности согласно акту.
Он достал из кармана гимнастёрки бумагу с описью конфискованного у контрабандистов имущества и положил её перед комиссаром. Тот нацепил пенсне и принялся внимательно изучать документ. По ходу дела лицо Исай Борисовича всё больше светлело. Дочитав до конца, он поднялся и потряс старшему уполномоченному руку.
- Спасибо, товарищ Ясенев,- проникновенно сказал он.- Объявляю вам благодарность от имени революции.
Перекуров на пару секунд задумался, каков в это время должен быть уставной ответ, и, не найдя однозначного решения, предпочёл осторожно сообщить:
- Остальные ваши поручения тоже выполнены товарищ комиссар. Подобрал кадра для работы в ЧеКа, политически сознательного и хорошо проявившего себя в ходе операции.
- Кто таков?- осведомился Фельдцерман, открывая большой сейф, вмонтированный в стену, и отправляя туда ящичек.
- С Кавказа. Зовут Ахмед Кирбазаев. Приехал со мной. Надо бы его на довольствие поставить и к жилплощади определить.
- Ну-ка, ну-ка,- заинтересовался комиссар, усаживаясь обратно в кресло.- Пригласи его сюда.
- Есть,- ответил Перекуров. Он повернулся, вышел из кабинета и, пройдя по коридору к посту охраны, сказал:- Товарищ Фельдцерман приказал пригласить к нему кавказца, что сидит на телеге снаружи.
Охранник кивнул, и Перекуров, выйдя из здания, крикнул:- Ахмед, поди сюда!
Молодой кавказец, как был в папахе и при кинжале, соскочил с повозки и быстро взбежал по лестнице.
- Товарищ Фельдцерман, председатель ГубЧеКа хочет тебя видеть,- сообщил ему Перекуров.
Оба прошли в кабинет губкомиссара и старший уполномоченный объявил:- Это, значитца, товарищ Кирбазаев, передовой боец революционного отряда ЧОНа. Отлично проявил себя во время операции против контры.
Председатель ГубЧеКа благосклонно глянул на вошедшего, сходу распознав в нём социально близкий элемент. Впрочем, здороваться с ним за руку он не стал, а только спросил.
- Готов служить революции в ЧеКа, боец?
- Готов,- кратко ответил Кирбазаев и поправил свой громадный кинжал.
- Чем занимались твои родители?
- Пасли овец в горах,- по-прежнему кратко отвечал Кирбазаев.
- Происхождения рабоче-крестьянского, значит. Отлично. Назначаю тебя временно стажёром к товарищу Ясеневу. Заполнишь анкету в секретариате. В хозяйственном отделе получишь талоны на питание и ордер на место в общежитии,- с такими словами он принялся выписывать мандат, а уполномоченный, тем временем, попросил:- товарищ губкомиссар, выделите ему красноармейца для сопровождения. Товарищ Ахмед не знаком с расположением местности.
Фельдцерман пожевал губами, потом кивнул, нажал кнопку звонка и приказал вошедшему порученцу, с виду латышу:- Кариньш, проводи стажёра в хозотдел и передай его с рук на руки товарищу Катценельсону. Дальше тот сам разберётся.
- Дождитесь меня на улице,- шепнул им уполномоченный, когда кавказец и латыш выходили из кабинета.
Председатель ГубЧеКа проводил их довольным взглядом.- Вот это и есть единство народов, подлинный пролетарский интернационализм, - назидательно произнёс он. - Ты молодец, товарищ Ясенев. Он повернулся к своему подчинённому и, только сейчас заметив шрам на его голове, воскликнул:- Да ты ранен!
- Пустяки,- скромно отозвался тот,- уже зажило.
- Нет, нет, три дня отпуска тебе, отдохни. Потом снова займись документацией по налогам. Мошенничают, мерзавцы, а у меня нет времени разбираться с их бумагами.
- Будет сделано,- произнёс Перекуров-Ясенев и, уже поворачиваясь к выходу, сообщил:- Мне тоже надо зайти в хозяйственный отдел. Во время боёв потерялись ключи от квартиры.
- Конечно. Я распоряжусь, чтобы Яков Львович выдал тебе дубликаты. Выздоравливай, товарищ.- Председатель ГубЧеКа пожал ему на прощанье руку.
* * *
Общежитие стажёров оказалось комнатой, расположенной в пятиэтажном служебном доме как раз над квартирой самого Ясенева, дубликаты ключей к которой ему не слишком охотно выдал заведующий хозяйственной частью товарищ Катценельсон.
Велев Ахмеду быть готовым завтра приступить к работе, уполномоченный снова отправился в ГубЧеКа, собрал бумаги, лежавшие на его столе, и ушёл домой, чтобы в спокойной обстановке поразмыслить. Понять, как лучше всего использовать свои нынешние возможности и прошлые знания, чтобы оптимальным образом устроить жизнь в ситуации, в которой он оказался.
Решение полковник нашёл, изучая взятые в ГубЧеКа документы, оказавшиеся налоговыми отчётами городской буржуазии. Крышевание бизнеса – а именно так в переводе на современный язык называлось это направление деятельности здешних силовиков – было темой, прекрасной ему знакомой. Разобравшись за пару часов с принципами местной бухгалтерии и посмеявшись над наивностью составлявших финансовые ведомости лиц, пытавшихся примитивными приёмами скрыть прибыли своих предприятий, бывший российский полковник составил план действий по повышению размера сбора денежных средств с туземных капиталистов.
На следующее утро старший уполномоченный ГубЧеКа Ясенев, сопровождаемый стажёром Кирбазаевым, отправился в объезд городских предприятий, которые он решил самыми первыми обложить налогом, исчисленным им не по полуфиктивным отчётам, а по реальному производству. Последнее ему, используя свой опыт, определить было нетрудно. Технология налогообложения бизнесменов также была взята им из прошлой практики. Сначала к главе предприятия заявлялся, в полном обмундировании и с мандатом ЧеКа Ахмед Кирбазаев, который предъявлял требование о сдаче революционного налога, выразительно держа руку на своём громадном кинжале. При этом, для большей эффективности перфоманса, в телеге начинал жалобно блеять купленный чекистами на рынке белый барашек. По разработанному полковником сценарию, сумма налога, которую требовал стажёр, была заведомо неподъёмной. Однако, после того, как бизнесмены в достаточной степени проникались ситуацией, стажёра Кирбазаева сменял старший уполномоченный Ясенев, который, демонстрируя глубокое знание финансовых дел и гибкость подхода, выписывал уже реальный налог и быстро добивался его выплаты.
Белому барашку пережить объезд чекистами городских бизнесменов было не суждено. На одном из предприятий, встретив отчаянно несговорчивых бухгалтера и директора, разозлённый Ахмед приволок блеющего барашка в помещение, одним взмахом своего громадного кинжала отсёк ему голову и швырнул её к ногам оппонентов. После чего революционный налог был быстро и в полном объёме выплачен.
В конце рабочего дня простодушный стажёр спросил уполномоченного: почему нельзя было просто заходить на предприятия, да и забирать все деньги, которые там имелись.
- Здесь столько жирных овец, что сам Аллах велел их резать,- добавил он.
Перекуров постарался объяснить ему разницу между такой одноразовой акцией и постоянным крышеванием. Второе отличается от первого, как стрижка овцы от её забоя. Забить овцу можно лишь один раз, а стричь её можно многократно.
После столь наглядного ответа и, особенно, разъяснения смысла звучного слова крышевание, Ахмед Кирбазаев, поначалу не слишком-то уважавший своего случайного начальника, проникся к нему глубоким почтением.
* * *
Когда Перекуров принёс письменный отчёт о проделанной работе по обложению городской буржуазии революционным налогом и собранную сумму наличными, комиссар Исай Борисович Фейгельман посмотрел на старшего уполномоченного весьма задумчиво. На всякий случай он два раза пересчитал деньги и убедился, что ошибки нет.
- Что ж, приятная неожиданность,- сказал он, наконец, смахивая деньги в ящик письменного стола.- Умеете работать, товарищ Ясенев. Революции нужны эффективные менеджеры.
Для бывшего российского полковника выражение "эффективные менеджеры" прозвучало как напоминание о прошлом, точнее, о будущем, и он слегка вздрогнул.
Тем временем, комиссар ГубЧека раскрыл папку с документами.- Я полагаю, что вас следует представить к награждению орденом,- сообщил он и взялся за перо.
Вспомнив о новом стажёре, про перфоманс которого с усекновением башки барашка ему уже доложили, комиссар добавил:- а товарищу Кирбазаеву передайте от меня особый революционный привет. Такие люди – наш золотой резерв.
Глава 6. Иконы для диктатуры пролетариата.
- Пётр Матвеич, партвзносы сегодня занеси,- напомнил уполномоченному парторг ГубЧеКа Шустриков, встретив того в коридоре.- И ещё,- он ткнул пальцем в бумажку, прикреплённую к доске объявлений.- Скоро состоится партийное собрание по вопросу положения на фронтах. С резолюцией и приветственной телеграммой председателю Реввоенсовета товарищу Троцкому. Явка обязательна. Не опаздывай.
Некоторое время Ясенев-Перекуров раздумчиво изучал текст объявления, потом шагнул к кабинету губкомиссара и, по-свойски, не постучавшись, толкнул дверь.
Исай Борисович просматривал газету, одновременно разговаривая с кем-то по телефону. Когда его сотрудник с пролетарской непосредственностью распахнул дверь, он поморщился, но неудовольствия вслух не высказал, только вопросительно глянул на него.
- Товарищ комиссар, разрешите доложить, так что контра, которую мы побили в Чуприхе, не одна. Много несознательного элемента в деревне сочувствует им. Тёмные люди, иконы в домах держат. Старые,- как бы невзначай добавил он.
- Старые иконы, говоришь,- оживился Исай Борисович.- То есть … эээ … жители сочувствуют контре, говоришь?
- Сочувствуют, хотя виду особо не подают,- кивнул головой Перекуров.- Тёмные люди. На доски молятся. Есть и старые,- повторно закинул удочку Перекуров.- Читальню с революционной литературой им надо бы соорудить, а от реакционных предметов избавить начисто. Так сказать, сделать прививку от мракобесия.
Комиссар ГубЧеКа Исай Борисович Фельдцерман отложил газету и, попрощавшись с кем-то по телефону, вернул трубку на место. Затем он подошёл к тяжёлому, вмонтированному в стену железному сейфу, открыл его длинным ключом, достал папку с бумагами.
- Поедешь туда снова,- велел он, усаживаясь обратно в кресло.- Как человеку, уже знакомому с обстановкой, тебе и разобраться будет легче. Возьмёшь в хозчасти для тамошних активистов поощрения. Проведёшь сход местных жителей и разъяснишь политическую линию. Объяснишь, что поддерживать контру мы не позволим и покараем за это по всей строгости революционного закона. Потом поставишь на голосование схода вопрос об избе-читальне и, одновременно, о ликвидации пережитков прошлого. А когда проголосуют, сразу же пойдешь с отрядом активистов по избам и эти пережитки соберёшь. Согласно решению схода. При этом будешь брать подписку о добровольном согласии – чтоб они потом не требовали компенсаций. Сейчас я выдам тебе мандат и предписание.- Комиссар достал из папки прямоугольник твёрдой красной бумаги, на котором стояли гербовые печати.
- Да, и вот ещё что. У нас через пять дней будет партийное собрание по поводу положения на революционных фронтах,- сообщил он, вписывая в мандат должность и фамилию Ясенева.- Примем приветственную телеграмму товарищу Троцкому. Постарайся вернуться к этому времени, товарищ старший уполномоченный.
- Ага, конечно,- пробурчал, выйдя из кабинета комиссара, Перекуров.- Революционное приветствие товарищу Троцкому. Ищи дурака. Товарищ Сталин никогда ничего не забывает и никогда ничего не прощает,- повторил он запомнившуюся фразу из институтских лекций по истории партии.- Только надо будет побольше икон сдать … в фонд революционной обороны. Чтобы товарищ Фельдцерман посмотрел сквозь пальцы на моё опоздание.
* * *
Сельский сход, вопреки ожиданиям старшего уполномоченного, проходил не совсем гладко. Получившие новые сапоги и отрезы ситца для жён чоновцы стояли в оцеплении с винтовками, но, тем не менее, деревенские жители выказывали неудовольствие. Первая часть, резолюция насчёт избы-читальни, прошла без проблем, а вот на второй, об изъятии реакционных пережитков, дело застопорилось. Уполномоченный имел неосторожность обмолвиться, что к таковым прежде всего относятся иконы, как распространители бацилл мракобесия, и сельчане, недовольно зашумели. Особенно усердствовали женщины.
Вначале чекист, чувствуя за собой мощь передовой науки и психологическую поддержку цепи вооружённых чоновцев, спокойно и даже с некоторым юмором отвечал на их аргументы. Потом он начал нервничать. Наконец, они вывели его из себя. Чекист отвернулся от возмутительниц спокойствия и рявкнул чоновцам:
- Всё, закончили трёп. Оцепляйте деревню и собирайте предметы мракобесия.
Вспомнив наказ Исай Борисовича Фельдцермана, он добавил, обращаясь к комиссару Шнуру:
- И требуйте подписку о добровольном согласии на изъятие. А у тех, кто откажется её дать, забирайте корову и лошадь.
* * *
Исай Борисович, при виде обширной коллекции икон, среди которых были и явно старинного письма экземпляры, даже не вспомнил об отсутствии уполномоченного на партийном собрании. Отложив в сторону не имеющие валютной ценности новоделы, он велел отправить их в комитет по борьбе с религиозными предрассудками для наглядной агитации и последующей ликвидации, а антиквариат запер в сейф. Его он собирался позже переправить через границу в Польшу и далее заокеанским родичам. Которые заносили в банк на его счёт, при подобных сделках, определённый процент от продаж.
Отчёт Ясенева о проведении акции по борьбе с пережитками он, в целом, одобрил, но всё же попенял на то, что старший уполномоченный не сумел добиться полностью добровольной сдачи селянами предметов мракобесия.
- Запомните на следующий раз, батенька,- наставительно сказал он, немного грассируя под Ленина,- нам нужно, чтобы люди по своей воле признавали решения советской власти. Всё время действовать путём насилия не есть верное понимание политической линии большевиков.
- Время поджимало, товарищ председатель,- хмуро ответил уполномоченный.- И потом зараза мракобесия в этой деревне широко распространилась, пришлось отказаться от методов убеждения.
Признаваться в том, что он не сумел переспорить каких-то сельских женщин, полковнику не хотелось.
Глава 7. Статусный символ.
Сбор революционного налога с городской буржуазии оказался делом трудоёмким, поэтому комиссар ГубЧеКа Исай Борисович Фельдцерман вскоре освободил старшего уполномоченного Ясенева и его подчинённого Кирбазаева от всех других заданий, поручив заниматься только экспроприацией излишков движимой собственности у капиталистов в пользу трудящихся масс.
Уполномоченный предпочитал брать налог с буржуазных элементов валютой и золотом. Основную часть он сдавал своему непосредственному начальнику, но малую толику, процентов примерно десять, оставлял себе.
Дополнительный доход шёл на качественные продукты питания – хорошо поесть полковник любил и в прошлой жизни – а также в личный стабилизационный фонд. В него он вкладывал, в основном, валюту и золотые монеты, представлявшие собой наиболее компактное размещение капитала. Перекуров помнил, из курса по истории партии, что вскоре в Сов. России произойдёт финансовая реформа, в результате которой разнообразные революционные фантики, ныне девальвирующиеся со скоростью падения снежной лавины, сменит твёрдый золотой червонец. А потом появится ещё и Торгсин, аналог более поздних советских "Берёзок", в котором трудящимся будут продавать всё, что угодно – но только за капиталистическую валюту, которой они, увы, не имели.
Через некоторое время бывший российский полковник решил вложить часть прибыли в повышение своей репутации у коллег. В его прежнем мире главным статусным символом уважаемых людей разных слоёв общества, от депутатов до сотрудников силовых структур, был золотой унитаз. Здесь до такого пока не додумались, хотя товарищ Ленин вроде бы говорил что-то на этот счёт.
Полистав томик статей вождя пролетариата, Перекуров в одной из них нашёл совет Ленина трудящимся выплавить из золота унитаз и использовать его по назначению, демонстрируя таким способом презрение к кумиру буржуазии.
Установив надёжную идейную основу для своего проекта, Перекуров с жаром принялся за его осуществление. Набросал техническое задание. Нашёл золотых дел мастера, который подрядился изготовить требуемый объект, оценил стоимость работ по напылению унитаза, бачка, ершика, а также необходимое для этого количество драгоценного металла. Затем собрал недостающее количество золота с буржуазных элементов в счёт революционного налога. И через неделю центральный предмет обновлённого туалета уже радовал глаза хозяина приятным мягким желтым блеском.
Когда сотрудник внутренней контрразведки доложил Исай Борисовичу о золотом унитазе товарища Ясенева, губкомиссар изумился, не поверил, отправил старшего уполномоченного в двухдневную командировку, а сам, взяв в хозотделе ключи от его служебной квартиры, пришёл туда и в полном ошеломлении долго созерцал золотой унитаз с золотым ёршиком. Потом потрогал его, царапнул ножом гладкую поверхность, отринул пришедшую на мгновение дикую мысль попробовать на зуб. В конце концов, он отпилил кусочек ершика и забрал с собой на экспертизу, выдавшую заключение: золото высокой пробы.
Вернувшегося из командировки Ясенева секретарша Розочка Блюм, которой он сдал отчёт, попросила зайти к председателю ГубЧеКа. Догадываясь, о чём пойдет речь, уполномоченный усмехнулся, заскочил к себе домой, прихватил томик работ Ленина, и уверенно направился в знакомый кабинет.
Комиссар Фельдцерман не хотел показывать своему подчинённому, что он тайно побывал в его квартире, но и ситуация с золотым унитазом требовала прояснения. Он нацепил пенсне, взял с полки брошюру Политиздата "О бытовой скромности большевиков", и сделал вид, что читает её, одновременно поворачивая книжку так, чтобы уполномоченному становилось видно её название.
Ясенев-Перекуров, в свою очередь, положил на стол своего начальника томик работ Ленина и развернул его на странице, где была фраза про золотой унитаз.
- Так что вот, назло мировой буржуазии, последовал совету вождя угнетённого пролетариата, товарищ губкомиссар,- откашлявшись, сказал он.- Чтобы трудящиеся массы могли выразить своё презрение к символу, значит, капитализма.
Исай Борисович изучил подчёркнутый текст, затем прочитал всю статью вождя пролетариата целиком, поднял глаза на своего подчинённого, и старшему уполномоченному показалось, что во взгляде председателя ГубЧеКа выразилось нешуточное уважение.
- Я, собственно, вызвал вас, товарищ Ясенев, чтобы поговорить насчёт изменения формы документации по сбору революционного налога, - сказал он, возвращая на место брошюру.
Глава 8. Новое назначение.
Золотой унитаз значительно повысил статус старшего уполномоченного среди его коллег – как было и в прежнем мире Перекурова. Почти все сотрудники управления под тем или иным предлогом напрашивались к нему в гости, а затем, ссылаясь на естественную потребность, занимали туалет и по полчаса высиживали на золотом унитазе. Непосредственный подчинённый Ясенева, стажёр ЧеКа Ахмед Кирбазаев попроситься посидеть на золотом унитазе не рискнул, но по всему было видно, что авторитет начальника вознёсся в его глазах на небывалую высоту.
Однако бенефис Ясенева-Перекурова был недолгим.
Через неделю после разговора с комиссаром на столе у старшего уполномоченного ГубЧеКа зазвонил служебный телефон и Исай Борисович пригласил его зайти. На вопрос надо ли взять с собой новую документацию по сбору революционного налога, начальник ответил отрицательно, и старший уполномоченный, ощущая некоторую обеспокоенность, отправился по вызову.
В знакомом кабинете Ясенев увидел председателя ГубЧека, восседавшего на обычном месте, рядом с ним его советника Якова Фейгисона и начальника наградного отдела Петра Крысина. На стульях у стены сидели ещё несколько чекистов.
Исай Борисович, поднявшись с кресла, долго тряс Ясеневу руку, после чего объявил, что его, как особо отличившегося по работе, направляют в распоряжение центрального аппарата ЧеКа, в Москву. Затем начальник наградного отдела Крысин, тоже пожав Ясеневу руку, вручил ему орден Красного Знамени, а советник Фейгисон ласково ему улыбнулся.
Известие о переводе в столицу обрадовало полковника, но ему стало жаль истраченного на покрытие унитаза золота. Придётся соскребать, но как?- размышлял Перекуров, машинально отвечая на рукопожатия и поздравления сослуживцев.
Когда церемонии закончились, бывший начальник сказал ему с доброй улыбкой:
- Ключи от служебной квартиры не забудьте сдать в наш хозяйственный отдел, товарищ Ясенев. Пусть другие революционеры тоже посидят, назло мировой буржуазии, на вашем золотом унитазе.
Выслушав это, Перекуров, хотя и не дрогнул лицом, но ясно осознал, что с Исай Борисовичем ему тягаться пока рано. Впрочем, и в прошлом мире доцент кафедры истории КПСС, парторг института Лев Моисеевич Фельдцерман регулярно его обходил по жизни. Когда Фёдор Перекуров только получил свои капитанские погоны, тот уже имел миллион – и не деревянных, а самых натуральных, хоть и диковинных ещё для многих тогда баксов. Когда Перекуров отпраздновал звание майора, его бывший преподаватель купил квартиру с видом на Темзу в Лондоне. Однако судьба была вовсе не так прямолинейна – через пару лет Лев Моисеевич отправился валить лес в места не столь отдалённые Сибири, зато его прежний студент, ставший подполковником, освоил золотую жилу борьбы с коррупцией. Здесь тоже дела ещё могут повернуться по-разному, подумал про себя обозлённый Перекуров. Вслух же он попросил:
- Товарищ комиссар, я бы хотел взять с собой на новое место службы стажёра Ахмеда Кирбазаева.
На физиономии председателя ГубЧеКа отразилось лёгкое сомнение. Очень уж пришёлся ему по душе расторопный молодой кавказец. Таких перспективных кадров Фельдцерман не видывал давно. Однако вспомнив своего знакомого, несколько раз просившего за родича, которого теперь можно было бы пристроить на освободившуюся ставку, Исай Борисович посветлел лицом и благосклонно кивнул.
- Да пожалуйста. Впишем в предписание и его тоже.
* * *
- Не всё тебе будет масленица, троцкист,- раздосадованно пробурчал Перекуров, вернувшись домой. Он собрал вещи, не забыв и золотой ёршик для унитаза, одни упаковал в чемодан, другие кинул в походную сумку.
Затем бывший старший уполномоченный немного передохнул, почаёвничал, поразмышлял и направился в общий отдел ЧеКа, располагавшийся через два квартала от его дома. Начальнику хозяйственной части он оставил ключи, а у Розочки Блюм, секретарши канцелярии, за малый прайс приобрёл протоколы партийного собрания с приветствиями от революционных масс товарищу Троцкому. На первом месте среди подписей красовался размашистый автограф Исай Борисовича Фельдцермана.
Если даже чрезмерно самоуверенный губкомиссар и узнает об этом его поступке, то не увидит в нём ничего подозрительного. Откуда ему знать, что нынешнего наркомвоенмора, создателя Красной армии, наследника Ленина, чьи портреты украшают все государственные учреждения Советской России, через несколько лет будут официально именовать "врагом народа", его имя будут вымарывать изо всех книг по истории революции, а списки подписей под "пламенными приветствиями товарищу Троцкому" станут списками на расстрел.
Уложив ценную бумагу в папку к остальным документам, бывший старший уполномоченный ГубЧеКа мстительно улыбнулся.- Не всё тебе будет масленица, троцкист,- вполголоса повторил он.- Вспомнишь ещё, жадюга, золотой унитаз.
Затем он вызвал своего помощника, сообщил ему о новом назначении, и велел готовиться к отъезду. Напоследок они вместе обошли все торговые точки городских буржуев, собрали с них внеочередной налог на революционные нужды и конвертировали его в текущие хозяйственные потребности.
Эпилог
С орденом на груди, с мандатом в кармане, с золотыми монетами и фунтами стерлингов в двойном дне чемодана, и в сопровождении Ахмеда, бывший старший уполномоченный ГубЧеКа Ясенев Пётр Матвеевич, он же бывший российский полковник Перекуров Фёдор Михайлович (названный так патриотически настроенными родителями в честь писателя Ф.М. Достоевского) шагал к вокзалу, чтобы отбыть на новое место службы. В Москву.
На перроне их встретил красноармеец, посланный комиссаром Фельдцерманом. Он вручил Перекурову бонус от Исай Борисовича: памятную благодарственную грамоту, подписанную всеми сотрудниками ГубЧеКа, и его личную письменную рекомендацию к своему двоюродному брату в Москве, работавшему в наркомате по линии распределения продовольствия.
Когда чекисты обосновались в купе, Ясенев-Перекуров положил полученные бумаги в папку, где уже находились его удостоверения, характеристики, наградные листы и прочие документы.
- С таким инструментарием мы наверняка покорим столицу во второй раз,- сказал он.
- Почему во второй?- недоуменно спросил Ахмед, но бывший российский полковник только усмехнулся и ничего не ответил.
Приложение 1. Документальные материалы; исторический контекст.
Часть 2
Пролог
- Вечер в хату, часик в радость, чифирь в сладость,- несколько наигранно бодрым тоном произнёс старший уполномоченный Ясенев, когда его, связанного по рукам и обезоруженного, втолкнули в затянутую табачным дымом комнату на втором этаже трактира "Разносолье", где вокруг стола, заставленного спиртными напитками и закусками, сидели трое. Один из них, высокий седой морщинистый старик, окинул чекиста мрачным взглядом.
- Это ещё что за фрукт?- спросил он.
- Краснопузый!- радостно объявил конвоировавший Ясенева щербатый коротышка с наганом в руке.- Он пару раз внизу в нашем ресторане обедал. А потом я его возле Лубянки в форме срисовал. Теперь снова зачем-то здесь объявился. Я его и сдёрнул. С Митяем вместе – тот сейчас внизу у лестницы сторожит.
Старик повернулся к своему соседу справа, кивнул, и тот, подойдя к Ясеневу, сноровисто обыскал его и вытащил из внутреннего кармана мандат.- Старший уполномоченный Московской ЧеКа Ясенев Пётр Матвеевич. Отдел по борьбе с незаконным оборотом ценностей,- вслух зачитал он, передавая мандат старику.- Краснопузый он, точно, Корнеич. Гляди-ка, как Васятка угадал.
- Не угадал, а распознал,- важно поправил коротышка конвоир.
Старик взял мандат, мельком глянул на него и бросил на стол.- Развяжи,- приказал он Васятке.
Тот засунул наган за ремень и несколькими ловкими движениями распутал довольно сложный узел, которым он же немного ранее и завязал.
- Садись,- кивнул чекисту названный Корнеичем, который был тут, очевидно, за главного.- А ты покарауль у двери, Василий.
Ясенев, растирая успевшие немного занеметь руки, осторожно опустился на не вызывавший большого доверия по виду стул. Однако тот оказался вполне надёжным.
Некоторое время хозяева рассматривали незваного гостя.
- И что же ты скажешь, друг ситный,- нарушил, наконец, молчание Корнеич.- Какая нужда привела тебя к нам?
Старший уполномоченный МосЧеКа облизнул пересохшие губы. Он планировал встретиться с главой компании "Мальцев и сыновья", легально занимавшейся реставрацией антиквариата, а нелегально – его переправкой через границу, чтобы предложить им, говоря современным языком, крышу от силовых структур в обмен на процент от доходов. Однако он планировал провести эту встречу в другом формате: во-первых, собрав побольше информации о компании и её руководстве, во-вторых, на нейтральной территории, а не в офисе предполагаемых клиентов, да ещё будучи доставленным туда под конвоем. Впрочем, бывший российский полковник в своём прошлом мире попадал и в более сложные ситуации. Раздумывая, с чего начать, он одновременно незаметно изучал хозяев. "Корнеич", сидевший в центре, был, несомненно, Семён Корнеевич Мальцев, глава предприятия. Он не очень походил на расплодившихся в двадцатых годах, после объявления нэпа, скороспелых хамовитых богачей, своего рода аналогов новых русских прошлого мира Перекурова. По внешнему виду он напоминал полковнику смесь вора в законе с профессором университета и был, очевидно, умён, скрытен, опасен. Тип справа от него имел брутально-уголовную внешность. Ясенев-Перекуров предварительно идентифицировал его как начальника службы безопасности. А сидевший слева и немного поодаль от Мальцева тип в золочёных очках и с претензией на интеллигентность, похоже, представлял собой специалиста по антиквариату. Таких личностей бывший полковник во множестве повидал в своём прежнем мире, где они обретались в качестве консультантов при олигархах, авторитетах и чиновниках. Разница была лишь в выражениях лиц – если те консультанты представляли собой, в целом, безлико-универсальные образцы, обкатанные десятилетиями воздействия внешней бюрократической среды, то этот явно был из черносотенцев-националистов, и своей выразительной внешностью прямо-таки заранее напрашивался на 282-ю статью.
Закончив предварительный анализ ситуации, полковник решил сразу взять быка за рога.
- Бог заповедал делиться,- сказал он.
На туповатом лице безопасника, очевидным образом незнакомого со сленгом российской постперестроечной братвы, появилось недоуменное выражение, интеллигент-консультант тоже непонимающе нахмурился, зато Корнеич, сходу уяснив суть проблемы, задумчиво потянулся к рюмке водки. Выпил, закусил солёным огурчиком. Потом кивнул гостю:
- Угощайся.
Старший уполномоченный чиниться не стал, помня, что совместные возлияния укрепляют деловые связи. Однако он всё же налил себе не водки, а коньяка, и закусить предпочёл красной рыбкой.
- У нас уже есть блатский бугор в МУРе,- сообщил ему Мальцев, хрустя огурцом.
- Петровка против Лубянки – всё равно, что Каштанка супротив человека,- парировал старший уполномоченный, жуя рыбку.
- а он ходит под секретарём московского горкома,- продолжил глава фирмы.
- Безродные космополиты,- скривился Ясенев.- Сосут кровь из трудового народа. За нас стоит помощник секретаря ЦеКа по идеологии. Истинно русский человек. И у него есть прямой канал на реализацию антиквариата через Ревель.
Мальцев прикрыл глаза, поразмышлял, потом кратко спросил:
- Сколько?
- Двадцать процентов,- также кратко ответил полковник. И добавил:- оплата будет чеками Банка Англии на предъявителя, которые заверит второй секретарь английской торговой миссии. Он же может и переводить их в валюту. Его доля при обналичке – три процента.
Мальцев продолжал пребывать в задумчивости, и старший уполномоченный решил немного усилить нажим:
- Наш процент пойдёт на укрепление позиций патриотической группы в составе ЧеКа и ЦеКа. Вы же знаете, что сейчас в стране ведётся борьба между безродными космополитами и истинно русскими людьми.
Начальник службы безопасности хмыкнул. Консультант-черносотенец взволновался, раскрыл было рот, порываясь что-то сказать, но под жёстким взглядом главы компании закрыл его обратно.
- Мне до ваших тёрок дела нет,- сказал, как отрезал, Мальцев, и Перекуров мельком отметил про себя, что, определяя его как авторитета, он, похоже, не ошибся.- Принимаю твоё предложение, деловой. Ты будешь отвечать за товар и бабки. За двадцать процентов,- подтвердил он, в ответ на вопросительный взгляд Перекурова. - Хват,- он кивнул на безопасника,- ведает доставкой, а Евлампий,- он кивнул на консультанта – оценкой. Присылай за товаром своих людей сюда через пять дней, в понедельник, после обеда. Бабки вернёшь через две недели. Только сначала разберись с уголовкой – они придут сюда в то же время.
- Договорились.- Полковник встал. Свой чекистский мандат он со стола взял, но руку хозяину не подал, чтобы не попасть в неловкое положение – среди воров не принято было ручкаться с ментами. Однако, бросив взгляд на конопато-курносую физиономию консультанта, он решил добавить: - Заверяю вас ещё раз, что эти деньги пойдут на благо русского народа.
Мальцев отчётливо фыркнул, но это не смутило полковника – кашу маслом не испортишь, а идейный союзник в среде бандитов лишним не будет. Закрывая за собой дверь, он расслышал высокий взволнованный голос Евлампия:
- Не погибла ещё Россия!
Глава 1. В МосЧеКа.
За полгода работы в московской ЧеКа Ясенев-Перекуров, назначенный уполномоченным отдела по борьбе с незаконным оборотом ценностей, успел досконально изучить как местный контингент, так и партийно-политические расклады. В быстрой адаптации к текущим реалиям ему очень помог опыт прошлого мира.
Вначале Перекуров полагал, что деятельность его новых коллег будет состоять в выполнении указаний политического руководства и, одновременно, крышевании возродившегося при нэпе бизнеса, с неизбежной конкуренцией между отделами и ведомствами. В общем так и было, но в деталях ситуация оказалась более сложной – что определялось, в первую очередь, острой борьбой внутри партии, неизбежно сказывавшейся и на силовых структурах.
По наблюдениям Ясенева- Перекурова, чекисты его отдела (и МосЧеКа в целом) делились на три группы. Первая, наиболее сплочённая, состояла из идейных большевиков и её лидером был начальник отдела Альфред Кронин, вступивший в РСДРП(б) ещё в 1906 году. Идейные люди всегда были Перекурову неприятны, с ними трудно, а иногда и невозможно было найти деловой компромисс. В его прошлом мире, они, к счастью, как он считал, уже почти вывелись, и если ещё встречались изредка, словно динозавры в эпоху млекопитающих, то лишь на низовых, ничего не решающих должностях. Однако, зная историю партии, Перекуров понимал, что в дальнейшем именно эта группа составит костяк сталинистов, победителей в ожесточённой партийной борьбе второй половины двадцатых-начала тридцатых годов, и потому конфликтов с ними избегал. Хотя и своим человеком для них не особо старался стать – до победы Сталина в 1929 году было далеко, и за восемь очень непростых лет с рядовым оперативником могло случиться что угодно.
Вскоре после своего назначения в отдел Кронина, Ясенев-Перекуров попытался прощупать начальника, задав ему с невинным видом немного провокационный вопрос: как согласуется новая экономическая политика с партийными установками на искоренение буржуазии и построение социалистического общества? Старший уполномоченный понимал, что Кронин, которого он довольно быстро определил как твердокаменного большевика и будущего сталиниста, с одной стороны не может относиться сочувственно к нэпу, а с другой стороны – обязан выполнять решения партии.
Нюх на провокации у старого чекиста был отменный и, несмотря на простецкую физиономию нового сотрудника, прямо-таки располагавшую к беседе душа нараспашку, и бесхитростный тон, с которым он задал вопрос, Кронин никаких своих подлинных мыслей не высказал, и даже не изменился в лице, ограничившись стандартно-партийным ответом:
- Из России нэповской будет Россия социалистическая, товарищ Ясенев. Наш долг как членов партии – выполнять решения ЦеКа. А нашего с вами отдела задача – пресекать незаконный оборот ценностей.
Уяснив, что развести на откровенность (а потом, по мере надобности, заложить) начальника – дело практически безнадёжное, уполномоченный сдал назад, с неудовольствием отметив про себя, какие, однако, прожжённые кадры составят в будущем становой хребет сталинизма.
Вторую, более обширную, но не столь идейно однородную группу сотрудников МосЧеКа, составляли троцкисты и зиновьевцы – сторонники председателя Реввоенсовета и председателя Коминтерна, соответственно. В их число входили назначенцы председателя ВЧК Дзержинского, горячего поклонника "гениального Троцкого". Найти взаимопонимание с ними, в том числе по деловым вопросам, Ясеневу-Перекурову было гораздо легче, хотя для этого часто приходилось прибегать к условно-эзопову языку и партийным эвфемизмам. Однако, учитывая историческую обречённость этих групп, старший уполномоченный сближаться с ними не хотел, тем более, что они, будучи, в основном, из числа интеллигенции либо мелкой буржуазии, смотрели на рабоче-крестьянскую физиономию Ясенева с некоторым снисхождением, что было ему, конечно, не слишком приятно.
Наконец, третью, самую большую группу составляли практические работники пролетарского происхождения, пришедшие в ВЧК как в силовую структуру, дающую власть, безопасность и достаток. Все они довольно быстро выучились партийной фразеологии, но она никак не затронула их глубинных убеждений, сводившихся, в основном, к удовлетворению простейших потребностей. Впрочем, у многих из них, несмотря на декларируемый, по установкам партии, интернационализм, несомненно, имелись, как сказал бы товарищ Ленин, великорусско-шовинистические настроения. Вычислить таковых полковнику Перекурову было легче лёгкого, потому что в своём прежнем мире он три года проработал в отделе по борьбе с экстремизмом, и личностей, подпадавших под 282-ю статью, мог определять по одному только выражению лица. Хотя представители этой группы были люди простые, и в своей массе тоже будущие сталинисты, то есть победители во внутрипартийной борьбе, Перекуров чересчур сближаться и с ними избегал – как по неодолимому отвращению к националистическим идеям, так и чтобы не вызвать недоверия у остальных групп.
В общем, он держался ровно со всеми. И все группы считали его отчасти своим.
* * *
После успешно завершившейся встречи с хозяином конторы по нелегальной переправке за рубеж антиквариата, старший уполномоченный в приподнятом настроении вернулся на Лубянку.
- Товарищ Ясенев, вас вызывал товарищ Кронин,- предупредил его Ахмед Кирбазаев, когда старший уполномоченный переступил порог своего кабинета. Кирбазаев был принят в МосЧеКа на ту же должность стажёра, что он занимал и в провинции, и так же прикреплён к Ясеневу в качестве порученца.
- Хорошо,- сказал Ясенев. Он бегло просмотрел почту, не обнаружил ничего срочного, и направился в кабинет начальства.
Кронин сидел за обширным столом, изучая карту города и, одновременно, заглядывая в какие-то бумаги. Своего подчинённого он встретил кивком и, предложив садиться, подтолкнул к нему папку с документами.
- Товарищ Ясенев, на воскресенье МУР наметил операцию по ликвидации банды Фрекса. В ней должен принять участие представитель нашего отдела, потому что Фрекс занимался, среди прочего, грабежом комиссионных магазинов и ломбардов. Вот тут,- он указал на папку- списки похищенного. Однако магазины могли брать на реализацию особо ценные предметы и не внося их в свои книги. Ваша задача – выделить такие вещи и отправить их в Гохран. Муровцами будет командовать начальник оперативной группы из отдела по борьбе с бандитизмом Глеб Жиголов. Ознакомьтесь с материалами по этому делу.- Он постучал пальцем по папке.- Участвовать в самой операции по задержанию бандитов вы не должны. Ваше дело только оформить по описи предметы незаконной торговли.
Ясенев взял папку, затем поднялся и спросил:- Разрешите идти.
- Идите,- кивнул Кронин.
* * *
После окончания рабочего дня уполномоченный МосЧеКа Ясенев направился на Сухаревку, где он каждый четверг забирал продовольственные талоны у Льва Самойловича Фельдцермана, заведовавшего отделом в наркомате труда, двоюродного брата прежнего начальника Ясенева. Эти талоны он должен был завизировать в хозяйственном управлении своей организации, а в субботу отнести на рынок, где их распродавала, под его присмотром и охраной, Сарочка Гобман, хозяйка кооператива "Воробышек". Доля старшего уполномоченного в такой коммерции составляла пять процентов от выручки плюс возможность покупать продукты компании без торговой наценки.
- Лев Самойлович, не наступила ещё Эпоха Милосердия?- спросил с порога, вместо приветствия, старший уполномоченный, отряхивая кепку от дождевых капель и вешая кожанку на крючок у двери.
Фраза стала его дежурной шуткой после того, как полгода назад, на пятый или шестой день их знакомства, Лев Самойлович Фельдцерман застенчиво признался ему, что иногда пишет повести, в которых выражает свою мечту о наступлении в мире Эпохи Милосердия.
Лев Самойлович скорбно посмотрел на чекиста и в его печальных чёрных глазах мелькнула слезинка.
- Не надо шутить над светлой надеждой человечества,- укоризненно произнёс он.
- Ну, не сердитесь,- словно бы в извинение, но всё-таки немного театрально произнёс Ясенев. Этот обмен фразами тоже утвердился в их общении как своего рода ритуал. Затем, уже деловым тоном, он спросил:
- Ладно, раз Эпоха Милосердия пока не наступила, давайте займёмся нашим маленьким бизнесом. Какие талоны намечены к реализации на этот раз?
Лев Самойлович, тоже приняв деловой вид, завозился с кипой бумаг. Из неё он вытащил несколько листков серого цвета, разграфленных на прямоугольники с подписями и печатями каждый:
- Масло сливочное, колбаса краковская и шоколад фабрики Эйнем,- сообщил он.
- Кому они предназначались?
- По разнарядке должны были пойти работницам ткацких фабрик Северного района.
Ясенев поморщился.
- Шоколад – работницам ткацких фабрик? Да в вашем наркомате совсем с головой не дружат. Им карточки на хлеб и селёдку отоварить сейчас проблема. А шоколад они, поди, и не знают, с какой стороны надо надкусывать.
Лев Самойлович пожевал губами, потом согласно кивнул головой:
- Ваша правда. Но мы для того и работаем, чтобы каждый получал по своим надобностям.
"То есть, каждому – своё",- мысленно перевёл Перекуров, а вслух спросил:- Пускать всё в продажу через кооператив или часть надо кому-то передать на руки?
Кооператив "Воробышек" был предприятием, учреждённым вначале наркоматом труда, а потом переуступленным в частное владение. Он торговал вещами и продуктами, поставляемыми народными социалистическими предприятиями по низкой цене, которая была следствием низкой зарплаты работников этих предприятий. Народные предприятия часто становились банкротами, и тогда государству приходилось брать на себя их долги. Частным же кооперативам банкротство не грозило, потому что, во-первых, качественные товары народных предприятий скупались ими все на корню – то есть, они были монополистами, а во-вторых, они перепродавали поставленные им товары по ценам, много превышавшим исходные; разница между первыми и вторыми составляла прибыль хозяев кооператива.
- Приватизация прибылей и национализация убытков,- произнёс вполголоса Перекуров, когда он познакомился с этой схемой, прекрасно известной ему по его прошлому миру. Лев Самойлович Фельдцерман услышал и поправил, значительно подняв палец:- Эффективный менеджмент!
Часть пользующихся спросом товаров и продуктов должна была не поступать в кооперативы, а распределяться по талонам наркомата труда среди работников предприятий, чтобы, наряду с грамотами, стимулировать ударников социалистического производства. Вот эти-то талоны сначала списывал, потом утверждал списание в ЧеКа, а потом реализовывал на чёрном рынке, при содействии уполномоченного Ясенева, начальник продовольственного отдела наркомата труда Фельдцерман. Иногда он передавал часть этих талонов нужным людям за какие-то услуги. Посыльным в таких случаях был порученец Ясенева Ахмед Кирбазаев.
- Десять талонов на краковскую колбасу пусть ваш человек занесёт товарищу Скобликову в валютный отдел Госбанка. Остальные – на продажу,- распорядился Фельдцерман.
- Принято,- по-военному кратко отозвался Ясенев.
Уложив продовольственные талоны в папку и отклонив предложение хозяина выпить чайку, старший уполномоченный отправился к себе домой. Теперь трудовой день можно было считать окончательно завершённым.
Глава 2. Совещание.
Еженедельно по пятницам, с десяти часов утра, в МосЧеКа проходили собрания партактива и оперативных работников, посвящённые текущим политическим или идеологическим вопросам. Председательствовал на них обычно Кронин, как парторг ведомства. Нередко в таких собраниях принимали участие представители центрального аппарата партии и профильные специалисты. На этот раз их было двое: сотрудник секретариата Сталина, имя которого Ясенев не расслышал, и отставной жандармский полковник Николай Христофорович Селиверстов.
В повестке дня собрания значились три вопроса: воспитание человека нового типа, усиление борьбы с подрывными элементами, и подготовка к выборам на следующую партконференцию.
Доклад про воспитание нового человека делал секретарь комитета комсомола МосЧеКа Макс Лившиц. Он с энтузиазмом демонстрировал аудитории буквари, на первой странице которых было написано большими буквами: МЫ НЕ РАБЫ, РАБЫ НЕ МЫ; рассказывал о недавно устроенных в деревнях избах-читальнях, показывал графики роста грамотности в первые годы советской власти; цитировал Владимира Ильича Ленина, заявлявшего, что "большевики непременно воспитают новые поколения свободных советских людей".
Полуприкрыв глаза, полковник слушал плавное журчание речи комсомольского секретаря и усмехался про себя, вспоминая, как подобострастно суетились бывшие советские люди, особенно всесоюзно известные "звёзды", обслуживая недавно возникший олигархат. Да и существовали ли на самом деле, в сколько-нибудь значительном числе, эти "советские люди"? Которых сегодня начали учить в школе: "мы не рабы, рабы не мы"?
Но вот речь комсомольского секретаря подошла к концу и он, провожаемый аплодисментами, спустился с трибуны в зал.
- Тема следующего доклада – борьба с подрывными элементами,- объявил председатель.- Слово предоставляется Николаю Христофоровичу Селиверстову.
Появление на трибуне бывшего жандармского полковника вызвало шум в аудитории, однако Кронин, пресекая его, требовательно постучал карандашом по столу.
- Товарищи, прошу внимания. Многим из нас не хватает в своей работе профессионализма. Идейная убеждённость это замечательно, но надо ещё и уметь дело делать, и учиться этому мы должны у всех – даже у наших бывших политических врагов. Николай Христофорович пришёл сюда, чтобы поделится своим профессиональным опытом с представителями трудового народа.
Старый жандарм откашлялся и заговорил, не слишком уверенно.
- Значит, ловили мы тех, кто выступал против правительства. А как иначе? У меня под рукой было двадцать служащих и ещё филеры. Выслеживали неблагонадёжных. Затем внедряли своих людей к ним. Как где соберутся, и речи бунтарские начнут вести, так наш человек даёт знать, и мы всех их вяжем.
- А если враг никак себя не проявляет?- задал вопрос кто-то из президиума.
- Надо дождаться, пока он совершит противоправное деяние,- ответил жандарм.- К такому подобные личности весьма склонны.
- Есть подозрение, что левый эсер Блюмкин задумал террористический акт против членов Совнаркома. Какие меры вы посоветовали бы в связи с этим предпринять?- послышался ещё один вопрос из президиума.
- Надо захватить его на противоправном деянии и арестовать,- бестолково повторил жандарм.
Несколько человек в зале засмеялись, кто-то иронически похлопал.
- На чём его захватишь?
- Исключительно скользкая личность.
- Предъявить ему нечего.
Старый жандарм беспомощно озирался, вытирая лоб платком.
Перекуров не выдержал: - Да подбросьте ему наркотики и берите тёпленьким,- сказал он.
В зале воцарилась тишина.
- Действительно, ведь ходят слухи, что он нюхает кокаин,- наконец, задумчиво сказал кто-то.- Весьма здравая мысль.
- Арестуем его, но у него столько связей в ВЧК, что его сразу же выпустят,- возразил другой.- И проблема никак не решится.
- Нет человека – нет проблемы,- парировал старший уполномоченный.
Секретарь Сталина сделал пометку в своём блокноте.
Кронин, сидевший в центре президиума, повертел в руках карандаш.
- Мы, большевики, не является сторонниками миндальничания с врагами трудового народа,- сказал он.- Но ведь, действуя таким образом, мы будем плодить мучеников.
Бывший полковник небрежно махнул рукой.
- Подпоите его, разденьте, и выкиньте голым из окна высотного здания. Сразу и ликвидируете и скомпрометируете. Или подбросьте ему фотографии голых девиц и обвините в педофилии. Кто будет сочувствовать осуждённому педофилу или алкоголику, который в пьяном виде без одежды сиганул вниз головой на мостовую?
Несколько коллег бросили на Ясенева любопытствующие взгляды, в которых явно читалось удивление от контраста между простецкой физиономией опера и высоким профессионализмом подаваемых им советов. Бывший царский жандарм тоже посмотрел на Ясенева с нескрываемым уважением.
Какое-то время чекисты молча усваивали информацию, потом председатель, поблагодарив докладчика, объявил свободную дискуссию на тему предстоящих через неделю выборов делегатов на очередную партийную конференцию.- Велика опасность,- озабоченно сказал он,- что на неё могут пробраться оппортунисты, которые будут вносить в нашу работу смуту и расколы. Поэтому я прошу вас давать предложения о том, как нам обеспечить на выборах здоровое большинство делегатов.
Из зала начали поступать советы:
- Надо изготовить побольше плакатов, разъясняющих политику партии.
- Направить в ячейки заслуживающих доверия агитаторов.
- Разоблачить до конца гнилую сущность оппозиции.
- Убедить партийцев голосовать за платформу ЦеКа.
- Добиться, чтобы на выборы пришли все сознательные рабочие.
Бывший российский полковник слушал, изумляясь полной некомпетентности своих коллег. Наконец, он решил высказаться:
- Товарищи, не имеет никакого значения, кто и как будет голосовать. Имеет значение только одно – кто будет считать голоса.
По залу прокатился нестройный гул, в котором смешались оттенки разных чувств – от заторможенного непонимания до мгновенного прозрения. В президиуме зашептались, а секретарь Сталина сделал ещё одну пометку в своём блокноте. Кронин переглянулся с ним и кивнул.
- Благодарю, товарищи. Обсуждение сегодня было весьма плодотворным. На этом собрание объявляю закрытым,- сказал он, поднимаясь.
Чекисты начали расходиться.
Направлявшегося к выходу Ясенева перехватил бывший жандармский полковник.
- Позвольте вас на пару слов,- взволнованно произнёс он.- Я был просто потрясён вашими замечаниями. Какие, однако, таланты имеются в нашем народе! Если бы у нас были такие кадры, как вы – Российская Империя не погибла бы,- тут старый жандарм всхлипнул.- Ах, вальсы Шуберта, и хруст французской булки …
Ясенев терпеливо слушал расчувствовавшегося старика.
- Знаете, недавно я прочитал фантастический роман про машину времени,- высморкавшись в платочек и немного успокоившись, продолжил тот.- Там по сюжету человек попадал то в прошлое, то в будущее. Как вы думаете, если бы такая машина действительно существовала, и кто-то решительный попал бы в наше прошлое, то можно ли было бы какими-то мерами спасти Российскую Империю?
- Да, можно было бы спасти,- кратко ответил Ясенев-Перекуров.
- Но как, голубчик, как?- Бывший царский полковник просительно заглядывал ему в глаза, при этом бессознательно теребя пуговицу на комиссарской форме.
Бывший российский полковник усмехнулся – уж он-то знал как.
Старик, моргая покрасневшими веками, терпеливо и с надеждой ждал.
- Ладно, я скажу вам,- ответил, наконец, Перекуров.- Перво-наперво – враньё.- Он вспомнил робкое советское враньё в газетах, на радио и телевидении, и ему стало почти стыдно за державу, в которой он когда-то родился и прожил двадцать лет.
Отставной жандарм непонимающе смотрел на него.
- Да, враньё,- с нажимом повторил Перекуров.- Вашему правительству и всем его ведомствам следовало лгать на порядок больше.
Пока старый жандарм осмысливал это утверждение, Перекуров продолжал:- Далее, воровство. Это, пожалуй, ещё важнее, чем враньё.
- Воровство, конечно, я понимаю,- забормотал бывший царский жандарм,- но что с ним можно было поделать, как ни искореняй, оно всё равно-
- Не то,- усмехнулся бывший российский полковник.- Вам всем надо было воровать открыто, нагло и на два порядка больше, чем раньше. Распиливать бюджет, поставлять прогнившую еду для школьных завтраков, захватывать рейдерством предприятия бизнесменов, вывозить награбленное за границу. А главное, надо было повязать всех воровством, а кто не ворует – тот подозрительный элемент, считай, готовый революционер.- Про себя Перекуров снова подумал о Советском Союзе, в котором воровать было не так-то просто, а за поставки испорченной еды для школьников можно было попасть под суд – может, потому и рухнула эта страна.
- А полицию и войска надо было использовать для защиты уворованного и большего удобства уворовывания,- добавил он.
На лице бывшего жандарма начало отражаться понимание.
- А … а что ещё нам надо было сделать для спасения родины?- неуверенно спросил он.
- Вашей власти надо было стать своего рода антиМидасом – превращать в грязь всё, к чему она прикасается – от армии и церкви до науки и культуры,- жёстко сказал бывший российский полковник.- Тогда в обществе воцарилась бы атмосфера всеобщего цинизма и любые подрывные идеи были бы заранее скомпрометированы.
Вместе с тем, вам нужно было бы дать людям моральный стимул, духовную, если можно так выразиться, скрепу, наглядную, всем понятную, осязаемую цель жизни. Ну скажем … - бывший российский полковник на минуту задумался- скажем … золотой унитаз.
- Золотой … унитаз … ??- эхом отозвался бывший царский жандарм, завороженно глядя на Перекурова.
- Именно. Вместо того, чтобы желать странного, зачастую внушённого агентурой спецслужб Запада, люди должны были бы иметь перед собой ясную цель. Тогда никакие происки национал-предателей не смогли бы нарушить в стране порядок.
Бывший жандармский полковник, разинув рот, смотрел на старшего уполномоченного ЧеКа как на пророка Божия.
Ясенев-Перекуров усмехнулся, довольный произведённым его речью эффектом, затем кивнул на прощание, повернулся и зашагал к выходу.
Старый жандарм украдкой крестил уходящего чекиста и по его лицу текли слёзы счастья.- Не погибла ещё Россия,- шептал он.
Глава 3. Субботний отдых.
Каждую субботу уполномоченный МосЧеКа Пётр Ясенев, после передачи продовольственных талонов Сарочке Гобман, хозяйке кооператива "Воробышек", и получения выплаты за прошлые поставки, отправлялся в ресторан "Метрополь", где обстоятельно и со вкусом обедал.
Конечно, в нэпмановской Москве были и другие, вполне приемлемые даже для разборчивого полковника рестораны, например, "Савой" или "Балчуг". Но "Метрополь" подходил ему больше всех остальных. Во-первых, кооператив "Воробышек" находился на улице Тверской рядом с ним. Во-вторых, гостиницу, при которой располагался ресторан (она нынче носила название "Второй дом Советов"), вскоре после революции заселили высокопоставленные партийцы, и постоянный посетитель мог завести там полезные связи, услышать сплетни о жизни представителей советской элиты, а то и собрать материал на кого-то из них. С этой целью уполномоченный ЧеКа прикормил жившего в "Метрополе" среднего партийного чина, сотрудника Малого Совнаркома, который, за утку по пекински и бутылку шампанского регулярно выкладывал ему служебные и бытовые дрязги. Некоторые Ясенев-Перекуров записывал и позже использовал, одни – для оперативной работы, другие – в качестве компромата, третьи – как занимательные анекдоты. Из последних ему больше всего нравились слухи и сплетни про деятелей, чьи имена были известны ему из истории. То есть, про предков или родичей каких-то советских знаменитостей.
Вот и сегодня Марк Борисович – так звали его информатора – откушав утку и утолив жажду половиной бутылки шампанского, доверительно склонился к чекисту и, похихикивая, поведал ему комическую новеллу, случившуюся не так давно в "Метрополе". В этой престижной гостинице всегда был дефицит жилплощади и за право поселиться в ней порой разгорались нешуточные бои местного значения, с выливанием конкурирующими сторонами ушатов помоев друг на друга. На этот раз в центре скандала оказался товарищ Певзнер, крупный партийный работник, который не так давно прибыл с юга. Он принёс в администрацию гостиницы заявление, согласно которому живущая здесь со своим мужем товарищ Гиммельфарб работала в Одессе на Деникина и выдавала белым скрывавшим от них большевиков. Разумеется, такая товарищ недостойна была жить в "Метрополе" и её жилплощадь следовало передать более ответственным товарищам. Однако товарищ Гиммельфарб оказалась штучкой непростой и доказала, что во время занятия Одессы войсками Деникиным она сама скрывалась и помогала прятаться своим коллегам из ЧеКа. В результате товарищ Певзнер с громким треском сел в лужу.
Для старшего уполномоченного Ясенева эта история оперативной пользы не принесла, но поскольку фамилия Певзнер была ему хорошо знакома по советским и постсоветским временам, то он тоже посмеялся над ней вместе с Марком Борисовичем и поблагодарил его за доставленное удовольствие.
* * *
Дело шло уже к четырём часам пополудни, когда старший уполномоченный поднялся из-за обеденного стола, распрощался с сотрудником Малого Совнаркома, и направился на Петровку. Он решил зайти в МУР, чтобы заранее познакомиться с командой, которой было поручено заниматься завтра захватом бандитского логова.
Из материалов дела ему было известно, что группировка преступников, численность которых оценивалась в семь - десять человек, специализировалась на грабежах комиссионок и ломбардов. За последние полгода они совершили налёты на пять магазинов и вынесли ценностей примерно на семьсот тысяч червонцев.
Глеб Жиголов, начальник опергруппы, обнаружился в кабинете, на двери которого висела табличка "Отдел по борьбе с бандитизмом". У него было красивое мужественное лицо, чёрные до синевы волосы, густые брови и вызывающий доверие взгляд. На пиджаке оперативника красовался орден Красного Знамени. Когда старший уполномоченный МосЧеКа вошёл в комнату, Жиголов вскинул голову, мигом распознал, по чёрной кожанке, ведомство посетителя и протянул ему руку.
- Петр Матвеевич Ясенев?- полуутвердительно спросил он.
Старший уполномоченный кивнул, и они обменялись рукопожатием.
Поскрипывая новенькими хромовыми сапожками, оперативник подошёл к полке, достал карту города и расстелил её на столе.
- Наши клиенты обосновались на Ордынке,- сообщил он, ткнув карандашом в один из домов на карте.- Их база – подвал трактира "Весёлый гусь". Довольно обширное помещение.
- Они хранят там награбленное?
- Да.- Жиголов кивнул.
- Мне поручено просмотреть вещи на предмет незаконной торговли и отправить, если таковые найдутся, в Гохран. Остальное надо будет вернуть в магазины.
- Хорошо,- ответил оперативник.- Как только мы арестуем бандитов, проведёте осмотр.
- Вы полностью уверены в своих сотрудниках?- помолчав, осторожно поинтересовался чекист. - Когда поблизости оказываются большие ценности, даже старые проверенные кадры могут впасть в соблазн. Может, стоит прислать наряд для дополнительной охраны?
- Наши работники – люди высокой революционной сознательности,- с достоинством ответил Жиголов.- Они ощущают причастность к большому, нужному делу и работают без корысти, на одном только патриотизме. Для родины, для народа. Так что за сохранность социалистической собственности можете не беспокоиться.
- Ну и прекрасно,- кивнул уполномоченный.- Значит, под вашу ответственность.
Глава 4. Воскресный рейд.
С утра пораньше Ясенев закемарил в кресле кабинета на Лубянке, дожидаясь звонка из МУРа. На операцию он взял с собой Кирбазаева, велев тому завести машину и быть на улице в полной готовности.
Телефон звякнул после того, как стрелка часов перевалила через семь.
- Бандиты собрались в своём логове,- сообщил Жиголов.- Мы выдвигаемся.
- Вас понял. Через полчаса будем на месте,- немного хриплым спросонья голосом отозвался чекист.
Когда чёрный служебный "Паккард" подкатил к старому четырёхэтажному дому с вывеской "Весёлый гусь", там уже стояло оцепление из десятка милиционеров, а помятых воров конвоиры паковали в наручники и без особых церемоний закидывали в зарешёченный фургон.
Махнув мандатом, Ясенев, сопровождаемый Кирбазаевым, прошёл мимо цепи охранников и оказался внутри трактира. Из подвального помещения оперативники выносили и складывали возле дубовой стойки бара разнообразные предметы – браслеты, часы, сервизы, картины, меха.
Глеб Жиголов выговаривал что-то прислонившейся к бару тщедушной официантке в фартуке. Увидев чекистов, он кивнул им и снова повернулся к женщине.
- Всё, Машка, на этот раз ты влипла крепко. Уговоры на тебя, как видно, не действуют, будем выселять за сто первый километр,- сказал он.- Устроилась в бандитском притоне, надо же.
Та всхлипнула.- Не виноватая я, гражданин начальник. Моё дело было еду разносить да вино подавать. Ни сном, ни духом не ведала, что тут делается. Двое детишек, пожалейте.
- Ты из меня слезу не жми,- бросил Жигалов.- Пока вы тут сладко ели да крепко спали, я с товарищами на колчаковских фронтах кровь проливал.
- Гражданин начальник, вот всё что у меня есть,- официантка начала было рыться в карманах, но оперативник прикрикнул на неё:
- Да ты рехнулась, Машка! Чтобы Жиголов ваши бандитские деньги взял?! А ну, двигай в машину.
Покорно ссутулившись, та побрела на выход.
Муровец заметил взгляд, брошенный на женщину Ясеневым, и пояснил.
- Наводчица это. Слушала разговоры богатых клиентов, а потом их Фрексу и его дружкам закладывала.
Стажёр Кирбазаев с любопытством вертел головой, присматриваясь к выносимым из подвала предметам, к напиткам на стойке бара, к закованным в наручники хмурым бандитам. Оперативник глянул на молодого чекиста и сказал ему наставительно:
- Вот так-то, юноша. Привыкай вести с ворами беспощадную борьбу, как того требует от нас народная власть. Преступный элемент живёт инстинктами, как зверь. У него нет таких понятий, как долг, мораль, совесть, честь. Вот, смотри,- он взял с подноса большой золотой, украшенный изумрудами и рубинами, явно антикварный крест, который милиционеры только что вынести из подвала вместе с другими сокровищами.- Видишь этот крест? Он, наверняка имеет огромную художественную ценность. А они бы его сплавили барышникам или продали бы за рубеж. Тупые звери, что им до нашей культуры.
- Я уверен,- подал голос старший уполномоченный ЧеКа,- что этот крест взяли в комиссионку без занесения в реестровые книги. Так что его следует конфисковать и отправить в Гохран.
- Вам виднее,- несколько напряжённо ответил Жиголов.- Списки похищенного в магазинах у вас есть, разбирайтесь.
Ясенев кивнул и занялся осмотром собранных предметов. Дешёвые новоделы он возвращал в общую кучу, а ценные и антикварные вещи передавал своему помощнику, который их упаковывал и перевязывал, после чего относил в машину. Время от времени уполномоченный для проформы заглядывал в списки похищенного, впрочем, даже не давая себе труда показать, что он их читает. Находившиеся в помещении несколько милиционеров смотрели на деятельность чекистов с плохо скрываемым неудовольствием, но вмешиваться в неё не решались.
Закончив сортировку, старший уполномоченный скользнул взглядом по стоявшим с кислыми физиономиями муровцам, усмехнулся, поблагодарил их за "добросовестное содействие советской власти", вслед за чем сел в "Паккард" и велел стажёру заводить мотор.
Глава 5. Приём товара.
В понедельник на двери трактира "Разносолье" с самого утра висела табличка: "Закрыто на обслуживание". Обслуживание это, впрочем, заключалось в описи и упаковке антиквариата, который его хозяева передавали в компанию "Корнеич и сыновья" формально для реставрации, а на самом деле для реализации за валюту, каковую, по известным причинам, можно было получить только за рубежом. До нынешнего дня фирма Корнеича пользовалась услугами контрабандистов на польской границе, куда посланцы с товаром добирались в сопровождении военных и милиции. Однако чекист Ясенев предложил лучший канал сбыта – через Ревель, столицу недавно ставшей независимой Эстонии, где официально продавались ценности, которые желала обменять на марки, фунты и доллары молодая советская власть, лишённая, вследствие дипломатической и торговой изоляции, других рынков сбыта. И Семён Корнеевич Мальцев, авторитетный с царских времён вор в законе, а ныне ещё и глава коммерческого предприятия, его предложение принял.
К обеду работа была в основном закончена. Консультант Евлампий Дубровин составил опись подготовленных к отправке предметов и их валютную оценку, уполномоченный МосЧеКа Ясенев придирчиво сверил её с наличным инвентарём, стажёр Кирбазаев уложил вещи в служебный "Паккард". Оставался только один, чисто технический момент – объясниться с прежней крышей из уголовки, которая должна было вот-вот появиться.
Пока шли минуты томительного ожидания, Ахмед алчно посматривал на богатую коллекцию холодного оружия, украшавшую стену трактира.
Подметив специфический интерес своего порученца, старший уполномоченный наклонился к нему и тихо сказал:
- Забудь. Пользоваться надо только такими вещами, за которыми заведомо нет криминальной истории. А эти предметы надо сначала отмывать.
- Отмывать?- непонимающе переспросил Кирбазаев.
Бывший полковник усмехнулся и в нескольких словах объяснил неопытному коллеге смысл слова отмывание и технологию этого дела.
Ахмед понял не всё, но основное, и потому посмотрел на висевший на стене кинжал, который он уже примерил было себе, с сожалением.
- Не расстраивайся,- полковник ободряюще хлопнул помощника по плечу.- После распродажи товара ты сможешь купить себе такую игрушку, если захочешь, совершенно законно.
- Идут,- прервал их диалог начальник службы безопасности Хват и кивнул в сторону окна. Рядом с "Паккардом" чекистов стоял милицейский фургон; к трактиру подходили трое в форме. В одном из них старший уполномоченный без особого удивления узнал своего недавнего знакомца Глеба Жиголова.
А вот для муровцев появление чекистов в трактире оказалось неприятной неожиданностью.
- Товарищ уполномоченный, что вы здесь делаете?- весьма нелюбезно обратился оперативник к сидевшему за столом Ясеневу.- Здесь должна проводиться спецоперация МУРа.
- Здесь проводится спецоперация МосЧеКа,- небрежно ответил тот.- В вашем присутствии нет никакой необходимости.
Красивое мужественное лицо Жиголова исказилось от гнева.
- Вы … вы превышаете свои полномочия,- процедил он.- Товарищ Якобсон из горкома партии будет очень недоволен.
- Товарищ Иванник из секретариата ЦеКа одобрил нашу операцию. Товарища Якобсона и вас он ждёт с докладом,- парировал чекист.- Поспешите. Не стоит утомлять его ожиданием.
Изо всех сил хлопнув дверью, Жиголов и его коллеги покинули помещение. Уполномоченный проводил их взглядом, потом повернулся и сказал своему порученцу:
- Вот так-то, стажёр Кирбазаев. Век живи, век учись. Тут тебе не сражения с беляками, где всё ясно, кто враг, кто друг. Тут сегодня боевой товарищ, а завтра – оборотень в форме, антикварными вещами спекулирует.- И старший уполномоченный МосЧеКа Ясенев тяжело вздохнул, словно выявившееся участие оперативника МУРа Жиголова в крышевании банды подпольных барыг напрочь подорвало его веру в человечество.
* * *
- Двигай на Николаевский вокзал, там стоит спецпоезд, куда сгрузим товар,- дал команду старший уполномоченный.- По пути заверни ко мне домой, захватим вчерашнюю поставку.
Притормаживая машину возле дома Ясенева в Кривоколенном переулке, стажёр спросил:- А разве не нужно было бы сначала оценить стоимость предметов, что мы вчера взяли?
- Нужно было бы,- признал бывший полковник.- Но у меня пока нет специалиста.- Произнося эти слова, Перекуров думал о Евлампии, которому он в будущем отводил именно такую роль. Вот только пока что привлекать его было рискованно. Корнеич – вор в законе – не потерпит прямой работы своего человека на ментов.
Старший уполномоченный достал ключ от квартиры и кивнул помощнику.- Пошли. Упакуешь чемоданы и погрузишь в машину. Завтра выезжаем в Петроград, а оттуда в Ревель.
Глава 6. Беседа об искусстве.
Советская Россия начала 1920-х гг. находилась, фактически, в блокаде – дипломатической и торговой. Раньше всего эту блокаду удалось прорвать на балтийском направлении: в январе 1920 года между РСФСР и объявившей о своей независимости Эстонией начались переговоры, завершившиеся установлением мира и отправкой в Ревель, столицу Эстонии, торговых агентов. Они занимались продажей за валюту драгоценностей, антиквариата, картин, мехов, и закупками военного снаряжения, техники, медикаментов. Валюта переводилась также на зарубежные счета разных советских организаций.
По договорённости с наркоматами путей сообщения и иностранных дел, вещи для продажи доставлялись в Ревель на особом поезде, сопровождаемом сотрудниками ведомств, ответственных за их поставки. Тут были представители наркомвнешторга, Реввоенсовета, Коминтерна, и других структур.
Старший уполномоченный МосЧеКа Пётр Матвеевич Ясенев входил в группу, отвечавшую за вагон с ценностями, валюта от реализации которых должна были пойти на тайные заграничные счета непосредственно партии – "золото партии", как он полушутя говорил про себя. Впрочем, этим занимались особо доверенные товарищи. Его задача была много проще – распродать начинку пяти чемоданов – в них уместились вещи, полученные от Корнеича и изъятые у банды Фрекса – а затем передать чеки и валюту курировавшему его деятельность секретарю ЦеКа – за вычетом доли хозяев вещей, посредников (фирмы Корнеича) и его собственной.
Ясенев занял диван в двухместном купе, а его помощник расположился вместе с охранниками в общем вагоне. В Москве к уполномоченному никто не подсел, и тот уже задавался вопросом – не останется ли он в одиночестве до конца поездки, что было бы немного странно, учитывая число желающих любыми способами покинуть первое в мире государство рабочих и крестьян. Однако в Петрограде, перед отправлением поезда, когда Ясенев вернулся после прогулки в своё купе, он обнаружил там плюгавого человечка, устроившегося на втором диване и выкладывавшего на стол водку и закуски.
Попутчик представился старшему уполномоченному как "писатель Ваннерман" и вскоре они уже завели, под звон стаканов, беседу об искусстве.
В прежнем мире Перекуров почитывал художественную литературу, так что Ваннерман оказался для него собеседником интересным. Писатель, в свою очередь, был рад внимательному слушателю и увлечённо рассказывал о своём творчестве. Он похвастался, что одну из его повестей наркомпрос включил в список литературы, рекомендуемой для среднего школьного возраста, и Перекуров, напрягши память, вспомнил, что, действительно, в его время учительница читала им повесть Ваннермана "Лучший друг детей". Затем писатель стал похваляться связями в мире искусства. Рассказал о салоне Лили Брик, который посещали звёзды советской литературы – а также, добавил он, бросил взгляд на кожанку собеседника – ответственные товарищи. Перекуров, немного поразмыслив, понял, что его знакомец имеет в виду особоуполномоченного Агранова, восходящую звезду ВЧК, будущего героя крупных политических процессов 1930-х гг., который в послереволюционный период, так сказать, курировал советскую творческую интеллигенцию.
А писатель, окончательно опьянев, тем временем гордо сообщал о своих гонорарах, о своих знакомствах, о дядюшке из Америки, который год назад приехал в Советскую Россию, и, почти не зная русского языка, стал комиссаром Литературного института. Вслед за чем он выразительно и с жестикуляцией стал читать отрывок из своей новой революционной поэмы. Поскольку писатель уже еле вязал слова, Ясенев-Перекуров сумел уловить только общий сюжет повествования – где в ледяной воде под огнём безжалостного врага тонул красный командир, которого ждала любимая, а свой дополнительный паёк под койкой он не жрал втихаря и за спины красноармейцев под пулями не прятался. Но, когда он выплыл, её убили, и сыновья у них не родились, и Эпохи Милосердия они вместе не дождались.
Услыхав знакомое название, Перекуров навострил уши и спросил у попутчика: не знаком ли он с Львом Борисовичем Фельдцерманом? Пьяно ухмыляясь, тот ответил, что они не встречались лично, но у них есть общий приятель – и назвал фамилию, довольно известную в советское время. Как помнил Перекуров, один из представителей этой семьи был видным экономистом, редактором журнала "Коммунист", его сын стал олигархом, племянник – кинокритиком. Брат родоначальника семейства, крупный писатель, во время войны дожидался Эпохи Милосердия в Ташкенте, откуда слал горячие приветствия доблестным бойцам Красной Армии. Его внучатые племянники, братья-близнецы, тоже пошли по писательской части.
Быстренько покрутив в уме все эти факты, старший уполномоченный понял, что ему в руки попал отличный материал на нового знакомого. Теперь писатель Ваннерман, как приятель родича троцкиста Фельдцермана из Ровно, был у него на крючке и мог, при надобности, без особого труда пополнить список "необоснованно репрессированных кристально честных коммунистов".
А тот, ничего не подозревая, заливался соловьём, сообщая, что его последнюю повесть читал нарком просвещения Луначарский, что её похвалил сам Маяковский, что её выдвинула на премию Ассоциация пролетарских писателей.
Материал было бы неплохо дополнить, и уполномоченный небрежно спросил:
- Изображаешь, значит, врагов революции как чертей из ада, а наших комиссаров – как святых подвижников?
- Нет, для реализма добавляю, что и наши могут ошибаться, но хотят-то они хорошего, вот что главное. И рассказы выходят жизненные. Таковы принципы художественного творчества,- икнув, сообщил Ваннерман.
- Ну а доведись тебе оказаться на другой стороне, изображал бы, поди, комиссаров чертями из ада?- по-свойски подмигнул ему Ясенев, но писатель, словно внезапно протрезвев, остро глянул на чекиста своими чёрными глазами и ничего не ответил, только опрокинул в рот ещё один стакан водки и захрустел солёным огурцом.
Глава 7. Бизнес в Ревеле.
Спецпоезд пришел в Ревель рано утром. На перроне приезжих встречала группа субъектов, по виду типичных международных гешефтмахеров, с бегающими глазками и физиономиями плутов. Они, очевидно, имели уже отработанную технологию взаимодействия с поставщиками, поскольку сразу подходили к своим клиентам, получали от них списки предметов на реализацию и отбывали восвояси. К покинувшему вагон Ясеневу никто не подошёл, хотя парочка спекулянтов и бросила в его сторону заинтересованные взгляды. Писатель Ваннерман незаметно исчез.
Вздохнув, чекист приказал Кирбазаеву сгрузить поклажу. Затем он кликнул такси и попросил шофёра отвезти их в гостиницу, которую занимают советские дипломаты. Это оказалась "Золотая Рысь", старое обветшалое здание, возле которого по тротуарам гуляли такие же гешефтмахеры – ловля рыбки в мутной воде полузаконной торговли привлекала многих.
Сопровождаемый порученцем и носильщиками, тащившими чемоданы, Ясенев заказал номер, поднялся туда, велел принести обед и, приняв душ, поспал. После чего направился в апартаменты посольства, отыскал кабинет секретаря по торговле, постучал, вошёл и, без долгих рассуждений, положил перед тем мандат, список предметов, предлагаемых для реализации, а рядом – три банки с чёрной икрой. Банки секретарь привычным жестом смахнул в ящик стола, список же принялся внимательно изучать.
- Годится,- вынес он, наконец, вердикт.- Вы будете постоянным поставщиком?
Ясенев кивнул.
- Тогда я советую вам обратиться к Якобу Штальмайеру, это оптовик, он платит сразу, если, конечно, договоритесь по ценам. Назад что-нибудь повезёте?
- Только чеки,- ответил уполномоченный.
Секретарь нажал кнопку звонка и велел явившемуся клерку:- Проводи товарища,- он глянул на мандат- Ясенева в офис Штальмайера и помоги ему, после заключения договора, с банковскими транзакциями.- С этими словами он черканул на бумажке пару строчек и передал её Ясеневу.- Отдадите Штальмайеру, что делать дальше он скажет,- пояснил секретарь.
Двигаясь вслед за клерком по узкому тротуару, старший уполномоченный вполуха слушал словоохотливого провожатого, который, по ходу дела, рассказывал новоприбывшему о жизни посольства вообще и торгового отдела в частности. Поначалу Ясенева напрягали многократные заверения клерка в своей честности и неподкупности, но потом, уяснив, что под этим имеются в виду два процента комиссионных в бюджет посольства от общей суммы сделки, он успокоился и стал обращать больше внимания на окружающий пейзаж, чем на местные сплетни. Наконец, они дошли до трёхэтажного дома с колоннами и характерной для всего города остроконечной крышей.
- Нам сюда.- Посольский служащий поздоровался со стоявшим на входе охранником, который открыл перед ними массивные двери.- Направо, затем по лестнице на второй этаж. Я подожду вас здесь.- Он сел в одно из кресел, стоявших в вестибюле, и взял со столика газету.
Старший уполномоченный пожал плечами и зашагал в указанном направлении.
Якоб Штальмайер с виду был типичным западно-европейским бюргером – плотная фигура, короткая стрижка, чёрный костюм, белая рубашка, аккуратно повязанный галстук. Записку от секретаря торгового отдела он, прочитав, небрежно отложил в сторону, зато список предлагаемых ценностей принялся изучать очень внимательно. Время от времени он фыркал – видимо, из-за цен, которые Ясенев для вещей от банды Фрекса поставил отчасти наугад. Цены на товар от Корнеича он увеличил на 15 процентов, поскольку был уверен, что придётся торговаться.
Наконец, перекупщик закончил изучать список и принялся быстро черкать в нём карандашом, проставляя свои расценки.
- Вот,- закончив манипуляции, он пододвинул листок бумаги к уполномоченному.- Наши предварительные предложения. Окончательную оценку можно будет дать после осмотра вещей.
Ясенев взял прейскурант и углубился в его чтение, а Штальмайер, слегка наклонив голову, принялся незаметно изучать сидевшего напротив него человека. Что-то в нём было непонятное. Простецкая физиономия плохо сочеталась с чёткими выверенными движениями. "Разведчик или чекист",- подумал про себя Штальмайер. Его гость, словно уловив мысли хозяина, неожиданно вскинул голову, мельком скользнул по нему взглядом и снова занялся чтением. Цены на товары вернулись практически к тем, которые проставил оценщик фирмы Корнеича, что подтвердило его квалификацию и добросовестность скупщика. Поэтому Ясенев решил не оспаривать прайс, а отдал его обратно с согласным кивком.
- Мы остановились в гостинице "Золотая Рысь",- сообщил он.- Ваш человек может посмотреть вещи, когда ему удобно.
- Хорошо. Тогда не будем терять времени,- ответил коммерсант и взял трубку телефона.- Грег, зайди ко мне,- распорядился он.
Через минуту в кабинет вошёл молодой человек с папкой в руках.
- Проведёшь окончательную оценку товара,- перекупщик протянул ему прейскурант.- Вам наличные или чеки?- повернулся он к клиенту.
- Чеки Банка Англии по пятьдесят фунтов стерлингов на предъявителя, и сотня мелким кэшем, - сообщил Ясенев.
Штальмайер кивнул.- Идёт. Составишь договор,- обратился он к своему подчинённому.- Чеки заверишь в местном отделении банка Ллойда. Устраивает?- он снова повернулся к клиенту.
- Вполне,- отозвался тот.
* * *
Деловая атмосфера советской нэповской торговли в Ревеле понравилась бывшему полковнику и напомнила ему обстановку в российском бизнесе XXI века, когда тот уже упорядочился и всяк сверчок знал свой шесток, а также свои отношения с чиновниками: этому надо дать столько-то, а вот этому столько-то. Кончил дело – гуляй смело и приглашай всех причастных на банкет. Для последнего уполномоченному и потребовалась сотня фунтов наличными вразбивку.
Однако, как Ясенев знал из истории, период нэпа в Советской России длился недолго. Вскоре прежняя партийная элита неожиданно для себя сначала оказалась оттеснённой от власти, а затем и вовсе сгинула в подвалах Лубянки и лагерях ГУЛАГа. Настало время сталинизма.
Другим путём пошла Российская Федерация XXI века. Российские эффективные менеджеры, в своём большинстве потомки необоснованно репрессированных кристально честных коммунистов, взяли реванш за поражение родичей. Реванш с громадной контрибуцией – всё, созданное народом при Сталине, стало их собственностью. А так как история любит пошутить, то вскоре они решили ещё и отзеркалить сталинизм, сделав своего рода гротескную пародию на него. Возможно, так выглядела бы Советская Россия в случае победы в ней в 1920-х - 30-х гг. троцкизма.
Под мерное постукивание колёс спецпоезда, неторопливо отсчитывавшего километры на пути из Ревеля в Москву, старший уполномоченный МосЧеКа Пётр Матвеевич Ясенев, он же бывший российский полковник спецслужбы Фёдор Михайлович Перекуров сравнивал свой прежний мир с тем, в котором он волею судеб оказался ныне.
Эпилог
Вернувшись домой после отчётного визита в секретариат ЦеКа и в фирму Корнеича, старший уполномоченный спрятал в тайнике чеки, затем перекусил, затем задумался о дальнейших планах.
На ближайшие годы, до окончания нэпа, положение, в целом, определилось. Копить валюту, расширять связи, собирать материал. Укреплять профессиональную репутацию, давая в МосЧеКа прогрессорские уроки из практики продвинутого общества.
А что, если он не успеет или не сумеет уехать, и ему придётся жить здесь во времена Сталина? Как быть тогда?
Полковник вспомнил наивные романы о попаданцах, которые оказавшись в Советском Союзе тридцатых или сороковых годов, стремились на приём к Сталину, чтобы помочь стране в будущей войне, и он усмехнулся. Если бы кто-то из таких попаданцев встретился со Сталиным и рассказал ему про Российскую Федерацию XXI века, то мы все уже давно пили бы баварское. А поскольку история не изменилась, то, значит, никто ни Сталину, ни советским командирам времён Великой Отечественной войны про самые длинные в мире яхты, супердворцы, золотые унитазы и пьяных мальчиков не рассказал.
Так что надо быть реалистом и готовить, как говорили в его время в кругах российской элиты, "запасной аэродром" – недвижимость на берегу южного моря и счёт в швейцарском банке.
Приложение 2. Документальные материалы; исторический контекст.
Часть 3
Глава 1. Нефтедоллары.
- Отлично сработано,- вкладывая фотографию в приклеенный кармашек довольно пухлой папки, похвалил своего подчинённого, агента III разряда Ахмеда Кирбазаева, старший сотрудник особых поручений ОГПУ Пётр Матвеевич Ясенев. На чуть размытом снимке полный лысый человечек в чёрном костюме, с виду типичный совслужащий, получал от сидевшего рядом с ним за ресторанным столиком высокого холёного иностранца плотно набитый конверт.
Ахмед поправил висевший на поясе громадный кинжал.- Надо брать шакала,- с заметным кавказским акцентом произнёс он.- Бабло он хранит дома, я проследил.- Можно взять много. Айя, как много!- прищёлкнул он языком.- Этот борхатаб бахр ему уже шестой конверт даёт.
Старший сотрудник по особым поручениям усмехнулся и отрицательно покачал головой.- Мы не будем делать бульон из курицы, которая может нести золотые яйца,- сообщил он, выдвигая верхний ящик стола и возвращая туда папку. На лицевой стороне её обложки значилось слово "Рыбопром", но это была только маскировка её основного содержания. Хотя текущим заданием группы Ясенева, входившей в отдел по борьбе со спекуляцией московского отделения ОГПУ, действительно было расследование уклонения от налогов кооперативного объединения "Рыбопром", однако гораздо больше Петра Матвеевича интересовала неофициальная разработка Анатолия Авксентьевича Бодуна, ответственного сотрудника объединения "Нефтесиндикат", материалы по которому, для конспирации перемешанные с "рыбопромовскими", и хранились в этой папке.
Вскоре после преобразования ЧеКа в ГПУ, а затем в ОГПУ подразделение по пресечению незаконного оборота ценностей было включёно в отдел по борьбе со спекуляцией. Ясенев, получивший звание старшего сотрудника особых поручений, стал руководителем небольшой группы, в которую вошёл Ахмед Кирбазаев, повышенный из стажёров в агенты III разряда, и Митя Фельдцерман, племянник Льва Самойловича, назначенный сразу агентом II разряда. Через некоторое время Ясенев посодействовал переводу в Москву работника Тверского губотдела ОГПУ Мокея Телятникова. Этого кадра он приметил во время своей недельной командировки в Тверь. Московскому чекисту было поручено разобраться с сигналами о хищениях реквизированного церковного имущества. Во время расследования Ясенев вышел на Телятникова, собрал на него хороший материал, и вызвал для личной беседы. По мере предъявления показаний свидетелей, провинциал принимал всё более грустный вид. Убедившись в готовности клиента, столичный гость предложил ему написать явку с повинной и указать места хранения похищенных ценностей. После чего часть украденного была обнаружена в заброшенной даче, парочка попов арестована, дело успешно закрыто, а перспективного кадра Ясенев порекомендовал к переводу из провинции в столицу, где тот вскоре и обосновался при его группе. Материал на Телятникова – его признание вместе с показаниями нескольких свидетелей – был отправлен на хранение в надёжное место, так что в преданности своего нового подчинённого Ясенев мог не сомневаться. Наличие компромата всегда являлось лучшей рекомендацией и самой весомой гарантией верности начальству российских чиновников. Вот почему воры и казнокрады, на которых имелся материал, во все времена были наиболее преданной опорой властей и быстрее других продвигались по служебной лестнице – если, конечно, они правильно заносили и не начинали копать под своё руководство.
Перевозками антиквариата в Ревель Ясенев занимался недолго. Валюта от них поступала хоть и надёжно, но в небольших количествах. Через некоторое время он передал, за половинную долю, этот бизнес Телятникову, которого произвёл в свои заместители, и которого плотно держал на крючке. А сам бывший российский полковник занялся поисками более обширной кормовой базы, используя свой прежний опыт и нынешние возможности.
Из институтского курса истории КПСС Перекуров-Ясенев помнил, что органы ОГПУ-НКВД, в которых он сейчас служил, во второй половине тридцатых годов несколько раз перетряхнут, и тех кристально честных чекистов, которых не расстреляют при Ежове, посадят при Берии. Так что 35-й год можно было считать крайней точкой его пребывания в этой организации. Собственно, к тому времени вообще следовало бы изыскать способ покинуть первое в мире государство рабочих и крестьян. Разумеется, с накопленным капиталом в виде солидного счёта в иностранном банке и коттеджа в цивилизованной стране. Впрочем, учитывая ещё и надвигающуюся войну, подобрать такое место было непросто. Вилла в Испании, самое популярное вложение средств российских эффективных менеджеров, равно как и квартирка с видом на Темзу или домик у озера в Италии, излюбленные места обитания российских патриотов его времени, отпадали. Швейцария была неплоха, но тоже небезопасна – с конца 30-х там плотно обоснуются гитлеровские спецслужбы, и бывший чекист очень даже мог бы их заинтересовать. Оставалась только Америка. Перебраться туда и решил, после раздумий, бывший российский полковник. Вот только все эти проекты мало что стоили без солидного финансового обеспечения. Увы, крохами, какие доставляло курирование контрабанды антиквариата, на коттедж и нормальный счёт в банке пришлось бы копить ещё лет двадцать.
Перебирая крупных бизнесменов, которым можно было бы предложить крышу, Перекуров припоминал известные ему факты из истории. Первым ему пришёл на ум знаменитый Арманд Хаммер, медик из США, который, приехав в Сов. Россию ещё при Ленине, занялся спекуляцией икрой и мехами, потом открыл карандашную фабрику, а потом, накопив капитал, принялся массово скупать по дешёвке царские вещи, прочий ценный антиквариат, и домой вернулся мультимиллионером. Увы, первые же попытки наведения справок об американце показали, что его бизнес крышуют люди из группировки Троцкого- Зиновьева- Каменева – так называемой "новой оппозиции", которая, хотя и понесла в середине двадцатых годов серьёзные политические потери, однако в хозяйственной жизни страны ещё имела немалый вес. Поэтому сбор компромата на шустрого "врача" представлялся крайне рискованным.
Затем бывший российский полковник вспомнил известное из советских учебников по истории название – Ленские золотые прииски. Эта компания, печально прославившаяся в царское время массовым расстрелом рабочих, после революции была вначале национализирована, а потом снова передана иностранцам, фирме "Лена Голдфилдс". Запросив в канцелярии Главконцесскома копию договора, бывший полковник даже присвистнул от изумления – английская компания должна была отдавать СССР только 7 (семь) процентов от добываемых ею на Лене, на Алтае, на Урале золота, меди и других металлов. Всё остальное отходило в её собственность. Причём концессия была заключена на тридцать лет.
- Этот менеджмент, пожалуй, даже эффективнее нашего прошлого, то есть, тьфу, будущего, - сказал вполголоса бывший российский полковник, изучая условия договора.- Какие откаты здесь можно будет получать!!- он мечтательно прищёлкнул языком.
Однако, дочитав материалы до конца, Ясенев-Перекуров отчётливо понял, что ему, скромному оперативнику ОГПУ вклиниться в этот эффективный менеджмент никак не удастся – договор украшали подписи Троцкого, на тот момент председателя Главконцесскома, и его заместителя и ближайшего соратника Иоффе.
Поразмышляв ещё немного и перебрав знакомые ему из прежней жизни виды эффективного бизнеса – ввоз и захоронение на территории страны радиоактивных отходов, поставку протухшей еды для школьных завтраков, распродажу земли в водоохранных зонах под дачи уважаемым людям и прочее подобное – Ясенев-Перекуров остановился на экспорте нефтепродуктов. Из высоких партийных чинов эту, потенциально очень прибыльную, деятельность пока никто, как ни странно, не курировал, а, значит, здесь имелось поле для манёвра. Правда, среди руководства нефтяников мелькала фамилия Серебровского, согласно досье давнего знакомого всё того же Троцкого – в его доме последний останавливался после возвращения из эмиграции в 1917 году – но он не имел особого влияния в партии а был, по существу, как следовало из его досье, просто инженерным работником.
- Итак, займёмся нефтью,- подвёл итог своих экономических изысканий бывший российский полковник.- К счастью, сейчас не 37-й год,- усмехнулся он. Не так давно это выражение было как бы слоганом демократов, повторяемым ими при каждой попытке привлечь к ответственности хоть какого-то крупного вора. Однако его же через некоторое время, после перехвата власти, стали использовать и патриоты, к которым Фёдор Михайлович Перекуров с полным основанием относил себя самого.
- Да, до 37-го года ещё далеко,- повторил вполголоса бывший российский полковник.- Поэтому займёмся делом. Тварь я дрожащая или право имею?- задал он сам себе сакраментальный вопрос, поставленный некогда его знаменитым тёзкой.
Он собрал из публикаций центральной прессы и профильных изданий информацию о работе "Нефтесиндиката", главной организации СССР по торговле нефтепродуктами с зарубежными странами, затем запросил служебную документацию по сбыту и принялся её внимательно изучать. Из опыта прошлого ему было ясно, что основным методом эффективного менеджмента в нефтянке станет занижение количества реальных экспортных поставок и распил стоимости полученной разницы между представителями советской и иностранной сторон. Достаточно легко он нашёл и человека, от которого зависело окончательное оформление документов на поставку. Им оказался Анатолий Авксентьевич Бодун, ответственный работник синдиката. Сравнив накладные низовых трестовых организаций на поставленную нефть со счетами, выставленными "Нефтесиндикатом" зарубежным фирмам, Перекуров-Ясенев убедился в том, что Бодун действительно занижал объём экспортных поставок, примерно на десять процентов. Получившуюся разницу он, очевидно, делил с управляющими западных компаний, покупавших нефть. Обрадованный полковник решил было, что эффективный менеджер уже у него в руках, но, изучив документы до конца, понял, что дело сложнее, чем представлялось на первый взгляд. Оказалось, что Бодун не просто занижал объём отправленной продукции, а засчитывал эту разницу в качестве очередной выплаты американской "Стандард ойл" за поставленное той новейшее нефтяное оборудование. Бывший российский полковник, исходя из своего прошлого опыта, мог бы поклясться, что цены на оборудование в подобных расчётах являются завышенными и что именно такая наценка составляет в данном случае суть эффективного бизнеса – вот только доказать это, в отличие от прямой фальсификации документов, было ой как непросто. Пришлось ему обложиться техническими справочниками и рекламными буклетами нефтяных фирм и с карандашом в руках трудолюбиво вычислять разницу между рыночной стоимостью бурового оборудования и расценками, по которым проводились компенсационные выплаты. В результате оказалось, что его подопечный занижал стоимость экспортной нефти в среднем на восемь тысяч долларов в месяц. Если предположить, что половина этой суммы отходила компании, половина оставшегося – в карман непосредственно управленцев компании, то на долю Бодуна приходилось около двух тысяч полновесных американских долларов в месяц. "Из этой суммы мы и будем исходить",- сказал сам себе полковник, завершая подсчёт. Вслед за чем он поручил своему подчинённому установить слежку за эффективным менеджером. Несколько раз Ахмед Кирбазаев фиксировал встречи Бодуна с представителем рокфеллеровской "Стандард ойл", а вот теперь ему удалось и сделать снимок в ресторане "Националь", на котором было видно, что американец передаёт сотруднику синдиката крупную взятку. Бодун, наконец-то, оказался на крючке.
Ясенев запер ящик стола на ключ и, видя, что Ахмед продолжает хмуриться, наставительно сказал ему:- Помнишь, я объяснял тебе разницу между одноразовой реквизицией и постоянным крышеванием?
Кавказец задумался, потом кивнул.
- Значит, мы будем его стричь, как барана?- спросил он.
- Именно,- подтвердил старший сотрудник ОГПУ.- Мы не только не арестуем его, мы будем его поддерживать и прикрывать. Нет более верного клиента, чем надёжно скомпрометированный чиновник,- добавил он.- Но сначала нужно с ним побеседовать. Бодун через неделю отбывает в Краснодар на совещание технических специалистов нефтяных трестов.- Ясенев придвинул к себе пачку бумаг, достал оттуда одну, заполнил и протянул помощнику.- Вот предписание, возьми в кассе деньги, и дуй на Казанский вокзал за билетами. Мы оправляемся в Краснодар.
* * *
Чекисты обосновались в том же вагоне первого класса, что и их клиент, только в другом купе. Проходя пару раз мимо раскрытой двери двухместного люкса, который занимал нефтяник, Ясенев как бы невзначай бросал туда взгляд. Бодун сменил свой прежний чёрный костюм на потрёпанную спецовку, несомненно, чтобы лучше приспособиться к предстоящему общению в рабочей среде. Компанию ему составлял мрачный полууголовный тип, одетый в грубо выделанную куртку, под которой виднелась матросская тельняшка, а карман справа недвусмысленно оттягивало что-то тяжёлое. Судя по всему, это был порученец либо телохранитель ответственного работника.
Вагон постукивал колёсами, за окном мелькали леса, луга, редкие посёлки – обычные пейзажи среднерусской равнины. Путь предстоял неблизкий, и старший сотрудник по особым поручениям углубился в изучение статей о текущем положении дел в нефтяном хозяйстве.
К середине 1920-х годов основная часть нефти в Советском Союзе добывалась на Кавказе – в Азербайджане и в районе Чечни. Ещё одним местом нефтяного промысла, значение которого, впрочем, постоянно уменьшалось, являлась Кубань, где шестьдесят лет назад была устроена первая в России нефтяная скважина. Тогда, в 1866 году, около казачьей станицы Крымская, с глубины 55 метров забил нефтяной фонтан, дававший 12 тысяч пудов нефти в сутки. На месте скважины потом установили нефтяную вышку. К концу 1870-х годов центр нефтяного промысла переместился в регион Баку - "где огнь горит неугасимый",- пробормотал по себя Перекуров, припомнив фразу из "Хожения за три моря" Афанасия Никитина. Там запасов нефти оказалось куда больше, чем на Кубани, и добывать её было легче. К середине 1920-х годов Апшеронский (Бакинский) полуостров давал 2/3 всего производства нефти в СССР. Тамошние предприятия входили в трест "Азнефть". Постепенно увеличивал добычу и трест "Грознефть", работавший с нефтяными месторождениями Северного Кавказа. В 1920-е годы возобновилась добыча нефти на Кубани. Благодаря внедрению современных технологий её промысел стал выгодным, кроме того, кубанская нефть содержала меньше примесей, чем кавказская, и хорошо подходила для получения авиационного топлива. На Кавказе и на Кубани работали нефтеперегонные заводы. В Краснодаре – точнее, Екатеринодаре; такое название носил этот город в царское время, потому что окрестные земли были некогда переданы императрицей Екатериной II казакам, для освоения и охраны – завод по переработке нефти был основан ещё в 1911 году. Это было небольшое полукустарное предприятие, на котором работало всего полсотни человек. Как и нефтяная скважина в районе Крымска, он был одним из первых в России. За ним последовало создание нефтеперегонных заводов в Азербайджане, Чечне, Майкопе. Трубопроводы, протяжённость которых постоянно увеличивалась, доставляли нефть и продукты её переработки – бензин, керосин, мазут, смазочные масла – к портам Чёрного моря, откуда они уже шли на экспорт в европейские страны. В 1926 году за рубеж было продано 1,6 миллиона тонн нефти, около трети всего количества, добытого тогда в СССР. Бензина уходило на экспорт порядка 90%.
Со второй половины двадцатых годов первоочередной задачей нефтяного промысла в СССР стала механизация трудоемких процессов и внедрение более совершенного оборудования, на основе использования, прежде всего, американского опыта. Закупленные у "Стандард Ойл" новые машины позволили заменить устаревший канатно-ударный способ бурения на вращательный, а также использовать для откачки нефти мощные электрические глубинные насосы. Если в 1920 году на бакинских промыслах вращательным способом было пробурено около пятой части всех скважин, то в 1926 году их количество подошло уже к двум третям. А переход на насосный способ позволил обеспечить полную механизацию нефтедобычи. К середине двадцатых годов изменения в технологии бурения привели к десятикратному увеличению скорости проходки, использование же глубинных насосов снизило себестоимость добычи нефти вдвое.
За чтением хоть и утомительно-подробной, но очень познавательной технической литературы старший сотрудник особых поручений ОГПУ почти и не заметил, как пролетело время поездки.
* * *
Локомотив прибыл на городской вокзал Краснодара рано утром, по расписанию.
Клиент чекистов сел в служебную машину.
Ясенев тоже мог бы заказать транспорт заранее, позвонив из Москвы в местное отделение ГПУ или в облисполком, но, чтобы не привлекать к их миссии лишнего внимания, он предпочёл снять возле вокзала извозчика.
Расписанная виньетками коляска с упряжкой из двух гнедых лошадей неторопливо двигалась следом за направлявшимся от центра города в сторону нефтеперегонного завода автомобилем.
Распорядившись притормозить на углу Закубанского проезда, откуда были видны круглые цистерны нефтехранилищ, и проследив за высадкой пассажиров автомобиля у ведомственной гостиницы, Ясенев велел поворачивать обратно. Извозчик довёз чекистов до Пролетарской улицы, где, в общежитии местного ГПУ, расположенном недалеко от вокзала, они и обосновались.
* * *
Всесоюзное совещание инженерно-технических работников нефтяного хозяйства должно было начаться в 11 часов утра, в актовом зале административного здания, расположенного на том же Закубанском проезде, рядом с гостиницей.
Поскольку времени до мероприятия оставалось ещё порядочно, старший сотрудник ОГПУ решил поближе познакомиться с местом действия. Оставив инструкции своему подчинённому, он отправился на завод. Издали осмотрел громадные нефтехранилища и устроенные рядом с ними нефтеперегонные кубы, заглянул в производственные цеха, прошёлся по центральной улице заводского посёлка, мимо дощатых бараков для приезжих рабочих. За полчаса до начала совещания Ясенев направился к зданию администрации.
Когда он вошёл в холл, там уже толпилась разношерстая публика. Большинство её составляли технические специалисты. Среди них было и нескольких иностранцев, в том числе тот высокий американец, представитель "Стандард Ойл", с которым клиент чекистов встречался в ресторане "Националь". Около стойки буфета кучковались канцелярского типа личности, с виду мелкие местные боссы из парткома и фабзавкома. Пару раз появлялись, разыскивая кого-то из начальства, рабочие в перепачканных мазутом спецовках.
Наконец, по громкоговорителю прозвучало приглашение к участникам совещания проходить в зал, и те нестройной толпой потянулись в открывшиеся двери.
Ожидая начала мероприятия, Ясенев устроился на краешке пятого ряда и углубился в чтение местной производственной газетёнки. Основное её содержание составляли статьи с бравурными заголовками, призывавшими трудящихся завода "драться за всемерное развертывание встречного промфинплана", "развивать соцсоревнование и ударничество", а также организовывать "сквозные бригады", "оперативно-плановые группы" и "рационализаторские артели". В переводе с языка советских канцеляризмов всё это обозначало разного рода добровольно-принудительные приёмы, имевшие целью повысить доходность предприятия за счёт недооплаты рабочего труда.
Ровно в 11-00, с громким боем настенных часов, на сцену вереницей вошли члены президиума и принялись рассаживаться за украшенным кумачовым флагом столом. Среди них был и одетый в спецовку-комбинезон Бодун.
Первым выступил заместитель директора завода. Он указал на важное значение производства нефтепродуктов для экономики молодого Советского государства, особенно для получения так нужной для закупок современных станков иностранной валюты. Взявший слово следом парторг призвал коммунистов и беспартийных приложить все свои силы к выполнению их предприятиями напряжённых планов главка по добыче и переработке нефти.
Затем началась содержательная часть – доклады технических специалистов.
Сидевшие в зале – а это были, в основном, инженеры и представители западных торговых фирм – оживились и зачёркали авторучками в блокнотах, записывая параметры предлагаемых машин, цены на них, информацию о спросе на нефтепродукты и прочее. Наибольший интерес вызвало обсуждение внедрения на предприятиях нефтяной отрасли крекинга – метода разложения нефти под действием высокой температуры и давления.
Когда стрелки часов приблизились к половине второго, деловое обсуждение закончилось и вновь пошли агитки, на этот раз от профсоюзных деятелей: призывы "не щадить сил", "ширить фронт работ", "догнать и перегнать", "усугубить и усилить".
Пропуская мимо ушей утомительную словесную трескотню, Перекуров-Ясенев рассматривал развешенные вдоль стен зала красочные плакаты. В которых рисунки вышек, качающих из земли нефть, сопровождались сделанными аршинными буквами подписями:
Больше нефти в закрома родины!
Выше трудовой энтузиазм рабочих масс!
Мы придём к победе социалистического труда!
Портреты видных деятелей партии и правительства украшали здравицы;
Делу Ленина верны!
Да здравствует мировая революция!
Да здравствуют товарищи Зиновьев, Каменев, Троцкий!
Бывший российский полковник мог бы рассказать присутствующим немало интересного о судьбе помянутых лиц, а также разъяснить им реальный смысл приведённых лозунгов. Например, безудержно восхваляемые ныне в официальной советской прессе члены Политбюро Зиновьев и Каменев будут с конца двадцатых годов опускаться в партийной иерархии всё ниже и ниже, пока в 1936 году их не расстреляют как контрреволюционеров и врагов народа. Помянутый рядом с ними Троцкий будет в 1929 году выслан из СССР, после чего отбудет в Мексику, переживёт там ряд покушений, и, в конце концов, падёт от рук агентов Сталина. Что до социалистического труда, то он, действительно, на некоторое время победит в Советском Союзе, и даже поможет аграрной стране стать второй промышленной державой мира. Однако в исторической перспективе он получит смысл громадной недоплаты денег рабочим, колхозникам, специалистам – подавляющему большинству населения – недоплаты, которая через некоторое время конвертируется в прибыль олигархов – новых хозяев бывших социалистических предприятий. Именно она фактически станет ценой, которой будут оплачены дворцы олигархов, их самые длинные в мире яхты, их коллекции роллс-ройсов, бентли и элитных проституток.
Но, разумеется, бывший российский полковник ничего подобного говорить не собирался. Да ему никто и не поверил бы.
Когда время уже приближалось к перерыву на обед и некоторые начинали демонстративно постукивать по часам, председатель совещания неожиданно объявил о выступлении представителя ОГПУ из Москвы.
Под недоумевающе-настороженными взглядами затихшей аудитории Ахмед Кирбазаев вышел на сцену, бодрым шагом подошёл к трибуне, возложил правую руку на свой громадный кинжал и уверенным тоном заговорил:
- Товарищи! Ныне наша страна в едином порыве выполняет грандиозные планы, начертанные партией великого Ленина. Каждый день привносит в копилку Родины новые тонны угля, нефти, газа, металла, киловатты электроэнергии, километры тканей.
Однако, в то время как весь сознательный пролетариат Советской страны под руководством большевиков строит новую, социалистическую жизнь, ещё находятся выброшенные на помойку истории отбросы общества, ставящие свои личные и притом грязные делишки выше интересов народных масс.
Текст, который несколько часов назад вручил Ахмеду его начальник, он заучил наизусть, так что теперь шпарил как по писаному, в прямом смысле слова:
- Помните товарищи, гидра контрреволюции не дремлет. Но меч партии, наши славные органы, всегда готовы пресечь преступную деятельность.
С такими словами Ахмед повернулся к президиуму, отыскал там взглядом Бодуна, пару минут мрачно смотрел на него, потом смачно сплюнул и снова повернулся к залу.
- Я говорю вам об этом, товарищи, потому что некоторые вредители, шпионы, взяточники радуются, когда им удаётся один-два раза обмануть наш народ. Но от расплаты не уйдёт никто из них. Карающий меч пролетарского правосудия непременно обрушится на головы всех врагов трудящихся.
Словно невзначай, он снова провёл рукой по кинжалу, повернулся в сторону президиума и кивнул, показывая, что речь окончена.
Под тихий тревожный гул аудитории председатель объявил перерыв на обед, вслед за чем местная руководящая верхушка, приезжие специалисты, а также иностранцы потянулись в спецстоловую. К спустившемся со сцены чекисту подошёл управляющий заводским хозяйством и, растягивая в несколько напряжённой улыбке губы, подал приглашение на обед вместе с красочно оформленным меню. Однако кавказец демонстративно отпихнул его руку, подошёл к стоявшим поодаль рабочим, что-то сказал им, а затем потопал вместе с ними к расположенной у проходной пивной-закусочной. Заводские служащие проводили всю компанию обеспокоенными взглядами.
* * *
Ответственный сотрудник "Нефтесиндиката" Анатолий Авксентьевич Бодун заказал на раздаче в спецстоловой рыбные деликатесы и белое вино. Он сел за отдельный столик, повязал на шею салфетку, взял вилку, отковырял кусочек белорыбицы, макнул её в соус, но изысканное кушанье не полезло ему в горло. Из памяти не выходила странная концовка совещания. Он бросил взгляд в сторону большого стеклянного окна, выходившего на жилой квартал, и увиденное там расстроило его ещё больше. Таинственный чекист распивал пиво в компании рабочих, что-то обсуждая с ними и чокаясь кружками.
Пока Бодун размышлял откуда принесла нелёгкая этого типа и что от него можно ожидать, близ его столика обозначился и сел на соседний стул какой-то непонятный хмырь с пухлым портфелем в руках.
Вид незнакомца, фамильярно рассевшегося рядом, ещё больше раздосадовал нефтяника, и у него началась нервная изжога. Отложив в сторону вилку, он пару раз икнул, а потом с плохо скрытым неудовольствием уставился на незваного гостя.
- Я отвлеку вас только на минуту,- улыбнулся тот.- Позвольте задать вам всего один вопрос.
- Какой вопрос?- щурясь от падавших на лицо солнечных бликов, мрачно осведомился ответственный работник.
Снаружи, со стороны пролетарской пивной-закусочной доносился звон сталкивающихся кружек и гортанный хохот. Бодун мог бы поклясться, что это смеётся таинственный чекист.
Тем временем присоседившийся незнакомец начал выкладывать из своего объёмистого портфеля какие-то документы.
- Вот, посмотрите,- положив на стол последнюю бумагу, предложил он, и ответственный работник "Нефтесиндиката", опустив взгляд вниз, с изумлением увидел копии счетов, которые он выставлял зарубежным фирмам, а рядом с ними – накладные на поставки нефти от трестов. Бодун прекрасно знал, что числа в первых существенно отличаются от сумм чисел во вторых – и что некоторая часть от этой разницы, конвертированная в валюту, каждый месяц оседает в его карманах. Он перевёл взгляд на незнакомца, а тот, снова улыбнувшись, увенчал кучку бумаг фотографией, на которой ответственный сотрудник принимал из рук представителя американской "Стандард Ойл" пухлый конверт.
- Мой вопрос простой: что вы предпочитаете – тысячу долларов наличными сознательному и разумному советскому гражданину, или карающий меч пролетарского правосудия разоблачённому шпиону и вредителю?- поинтересовался незнакомец.
Бодун перевёл взгляд обратно на документы.
- Откуда это у вас? Вы, собственно, кто будете?- судорожно сглотнув, спросил он.
Вразвалку, громко топая, к их столику подошёл давешний кавказец-чекист. Он уселся на стул и принялся сверлить ответственного работника тяжёлым взглядом. Как и было предписано ему в сюжете перфоманса, заранее составленного Перекуровым-Ясеневым.
Бодун затравленно глянул на кавказца.
- Мы – сотрудники московского отдела ОГПУ по борьбе со спекуляцией,- небрежно сообщил Ясенев.
В этот момент в спецстоловой появилось новое действующее лицо. Высоченный американец взял поднос с рыбными деликатесами, увидел в обеденном зале знакомого, приветственно махнул ему рукой, подошёл и, с бесцеремонностью, присущей янки, не спросив разрешения, плюхнулся на соседний стул.
- Glad to see you, Anatol,- громогласно объявил он.
Бодун вяло кивнул в ответ, потом уткнулся обратно в бумаги.
Ясенев хмыкнул, а Ахмед Кирбазаев насупился.
Американец бросил на них мимолётный взгляд и принялся намазывать на хлеб с маслом чёрную икру .
- Who are these men?- спросил он, неделикатно тыча ножом в сторону визави Бодуна.
Сотрудник "Нефтесиндиката" тихим голосом объяснил who.
О, ГеПеУ!- на ломаном русском воскликнул американец. Он отложил бутерброд, повернулся к своим соседям и с интересом принялся их рассматривать. Заценил папаху, черкеску, вычурное оружие Ахмеда. Затем покачал головой, надкусил бутерброд и вновь перешёл на родную речь:
- Toto, I've got a feeling we're not in Kansas anymore(пр. 1),- сообщил он.
- Что он говорит?- требовательно спросил нахмурившийся Ахмед, возлагая правую руку на свой громадный кинжал.
- Он говорит, что ему очень нравится наша страна,- с кислой миной перевёл ответственный работник "Нефтесиндиката".
- Хм,- произнёс Ахмед, всем своим видом выражая недоверие.
- Вернёмся к нашим баранам,- переключил внимание нефтяника на себя старший сотрудник ОГПУ, сгребая со стола бумаги и возвращая их в портфель.- Что вы предпочитаете? Всеобщее осуждение коллег на этом совещании плюс десять лет тюрьмы шпиону и вредителю, или тысячу долларов разумному и сознательному советскому гражданину?
- Тысяча долларов, конечно, лучше,- сдавленным голосом признал очевидную истину Бодун.
- Тогда до скорой встречи в Москве,- сообщил Ясенев, поднимаясь и забирая свой портфель.- Первого числа каждого месяца вас будет навещать мой помощник. Он кивнул на прощание и зашагал к выходу. Вслед за ним, окатив ответственного работника ещё одним недружелюбным взглядом, поднялся с места и Ахмед.
- Пхх.- Вспотевший Бодун снял с шеи салфетку, посидел немного, массируя виски, затем тоже встал и, пошатываясь, направился к выходу. Аппетит у него пропал окончательно.
Американец удивлённо посмотрел на оставленные почти нетронутыми отборные деликатесы – белую рыбу, крабовое мясо, устрицы в майонезе, паштет из омаров, бутылку "Цинандали".
- Oh, these weird Russians,- покачал он головой и принялся за белужий суп.
Глава 2. Хоть кота пивом обольём.
После удачного завершения разработки Бодуна, старший сотрудник особых поручений ОГПУ вернулся к делу "Рыбопрома". В оперативном порядке этим трестом занимался член его группы, агент II класса Митя Фельдцерман, а Ясенев только курировал действия подчинённого и, с высоты своего немалого опыта, давал общие советы.
Расследование "Рыбопрома" началось не по предписанию начальства, а по просьбе Льва Самойловича Фельдцермана, заведующего отделом распределения продовольствия в наркомате труда, хорошего знакомого Ясенева. Однажды, во время очередной передачи продовольственных талонов в ОГПУ для подтверждения их списания, старый друг попросил чекиста призвать к порядку зазнавшихся руководителей рыбного треста, особенно его астраханского филиала, которые уже полгода полностью игнорируют требование наркомата о присылке утверждённой планом части производимой ими продукции для передовиков и ударников производства.
Просьба пришлась Перекурову-Ясеневу очень даже по душе. Из прошлой жизни бывший российский полковник знал, что рыбное дело представляет необычайно благодатные возможности для эффективного бизнеса. Правда, и курировали его обычно весьма авторитетные люди, которым переходить дорогу было опасно. Однако, как известно, кто не рискует, тот не пьёт шампанского. Выслушав пожелание приятеля, бывший полковник даже потёр руки в предвкушении немалых доходов. Вот только Лев Самойлович почти сразу охладил его энтузиазм, попросив не слишком напирать на уклонение от налогов и спекуляцию, или, тем более, на связи с иностранными агентами и контрреволюцию, а только помочь восстановить деловые отношения с руководством.
- То есть, брать их под крышу или сажать не нужно?- разочарованно переспросил бывший полковник.
- Что вы, как можно?- ужаснулся Лев Самойлович.- Разве мы бандиты какие-нибудь? Там работают уважаемые люди. Их надо лишь чуть-чуть поправить ... эээ ... в дружеской беседе напомнить, что нашему наркомату полагаются поставки по государственным ценам, ежемесячно, для распределения среди передовиков производства,- он достал бумажку,- сто килограммов белых рыб, осетра и белуги, десять килограммов чёрной икры, бог весть сколько крабов – ах, извините,- подслеповато щурясь, уточнил он,- это из Камчатки, уже улажено. Так, значит, вяленые щуки, окуни, караси, плотва, ... да вот весь список.- Он положил на стол перед старшим сотрудником ОГПУ мелко исписанный листок бумаги.
- Ясно,- со вздохом отозвался Ясенев. Отказать уважаемому человеку он не мог, хотя дело, похоже, выходило бесперспективным.
Запросив хозяйственную документацию "Рыбопрома", старший сотрудник ОГПУ углубился в её изучение. Прежний опыт быстро подсказал ему, где и как могут в этом бизнесе производиться хищения, приписки, уклонения от уплаты налогов, распилы государственных средств. Он уже приступил было к конкретным расчётам, но тут настали горячие деньки разработки Бодуна, и Ясенев передал "рыбопромовское" дело Мите Фельдцерману, а потом отправил его в Астрахань для изучения ситуации на месте.
Фельдцерман вернулся в Москву из командировки в тот же день, когда Ясенев и Кирбазаев прибыли из Краснодара. Агент II класса привёз неплохой материал. К уже найденным искажениям отчётности и завышению стоимости выполненных работ добавились фотографии обветшалых заводских корпусов, гниющих куч отходов в консервных цехах, убогих дощатых бараков рабочих – из чего следовало, что средства, отпущенные на усовершенствование производства и улучшение условий труда были потрачены нецелевым образом – попросту говоря, разворованы.
Поработав ещё немного над балансами предприятия, Ясенев счёл, что собранного материала достаточно, составил общую сводку, рассортировал снимки, отобрав наиболее выразительные из них, и отправил для переговоров в главк своего помощника. Во внутреннем кармане кожанки тот держал наготове бумажку, исписанную мелким почерком Льва Самойловича.
Переговоры с руководством рыбного треста прошли успешно, чему немало поспособствовала начертанная старшим сотрудником на ватманском листе схема с квадратами, ромбами, стрелками и именами, наглядно изображавшая откаты, распилы, хищения, взятки и прочие коррупционные связи действующих лиц, многие из которых занимали весьма высокие посты.
Из главка Митя Фельдцерман вернулся сияющий – все проблемы улажены, Лев Самойлович горячо благодарит. Однако на вопрос начальника: как намерены рыбопромовцы оплатить ему труд по улучшению работы их отрасли? он принялся бормотать что-то невнятное и, в конце концов, отведя глаза, сообщил, что из Астрахани от уважаемых людей будет ежемесячно поступать пара осетров и пять баночек чёрной икры.
- Ну что ж,- со вздохом согласился старший сотрудник по особым поручениям, визируя отчёт своего помощника и собирая все бумаги по делу "Рыбопрома" в общую папку,- как говорится: не удалось искупать коня в шампанском, так хоть кота пивом обольём.
* * *
Когда Ясенев запечатал и отдал курьеру для отправки в архив материалы по рыбному делу, в его кабинете зазвонил красный телефон. Из секретариата руководства отдела поступил приказ его группе отправиться в подмосковный Дмитров для фильтрации очередной партии заключённых.
Выслушав распоряжение начальства, старший сотрудник положил трубку на место и принялся паковать вещи. Командировка, в которую его группу отправляли уже третий раз, обычно длилась несколько дней.
Глава 3. Встречи с интересными людьми.
С некоторых пор московское отделение ОГПУ обязали курировать фильтрационный лагерь осужденных за разные преступления, устроенный около небольшого подмосковного городка Дмитрова. В этом лагере дожидались окончательного решения по апелляциям и последующей отправки в места заключения лица, которым были вынесены приговоры судами первой инстанции. Из тех, чьи апелляции отклонялись инспекторами ОГПУ, кого-то, в основном уголовников, везли в Бутырку или во Владимирский централ для пересылки в Сибирь; кого-то, главным образом, интеллигентов, проходивших по политическим делам – на Соловки или в политизоляторы. По негласным правилам, установившимся после образования Соловецкого лагеря, из интеллигентов преимущественные шансы попасть туда имели учёные и квалифицированные специалисты. Их ОГПУ потом могло "сдавать напрокат" разным ведомствам, за неплохую оплату.
Раньше апелляции разбирались прокуратурой и надзорными судами но, через какое-то время, из-за возросшего потока дел и нехватки личного состава, Наркомюст добился решения СНК о передаче рассмотрения жалоб в ведение ОГПУ. После чего особым бригадам чекистов пришлось, в порядке общественной нагрузки, выезжать в фильтрационные лагеря и выслушивать прошения, ходатайства, протесты.
Группу Ясенева отправляли в Дмитров третий раз. Это было не особо приятное поручение; хотя, в ходе его выполнения, случалось повидать интересных людей.
Уже во второй своей командировке старший сотрудник ОГПУ придумал рационализаторский приём, позволивший ему сильно ускорить фильтрацию. Рассмотрение апелляций разбивалось на два этапа. Сначала Кирбазаев опрашивал кандидатов на встречу с начальством и, по данным ему инструкциям, проводил отсев, а на оставшихся составлял краткую сопроводиловку. Затем те, кто прошёл первичную отбраковку, поступали на собеседование к Ясеневу. Такой конвейерный метод обеспечил быструю пропускаемость потока, благодаря чему старший сотрудник ОГПУ, на зависть коллегам, завершал свою миссию в очень короткий срок.
Стандартный диалог Кирбазаева с подавляющим большинством апеллянтов выходил кратким:
- За что сидишь?- был первый вопрос.
- Ни за что,- был обычный ответ.
- И сколько тебе дали?
- Пять, или семь, или пятнадцать,- со вздохом отвечал тот или иной зэк.
- Врешь, гнида-контра,- сообщал Кирбазаев, наизусть помнивший выданную ему инструкцию,- ни за что дают десять. Следующий!
В этот раз после предварительной отбраковки в списке на приём к столичному инспектору осталось только четверо.
Первым был типичный с виду профессор, сухонький старичок с бородкой клинышком и в пенсне, притащивший с собой какие-то чертежи и расчёты. Сделаны они были, похоже, углём, на грубой бумаге, а некоторые даже на бересте. Всё это он выложил на стол перед Ясеневым, после чего опустился на стул и вытёр платочком лоб.
- Я сделал величайшее открытие!- выдохнул он.
Перекуров-Ясенев принялся перебирать рисунки, профессор же тем временем комментировал:
- Замшелые обскуранты учат, что атом нельзя разделить. Это глубоко ошибочное мнение. Я доказал, что ядро атома имеет сложную структуру, и его можно разбить.
Бывший российский полковник вгляделся в чертежи внимательнее. Его познаний в школьном курсе физики хватило, чтобы понять, что перед ним схематически изображён процесс деления ядра атома, а рядом – нечто вроде примитивной атомной бомбы. Он озабоченно забарабанил пальцами по столу.
Профессор же тем временем вдохновенно вещал:
- Моё открытие даст человечеству новые перспективы, раздвинет научные горизонты, перевернёт все наши представления о природе-
- Но какая от этого может быть польза народному хозяйству?- прервал его, размышляя, что предпринять, бывший полковник.
- Неисчерпаемая энергия атома станет двигать могучие машины, осушит болота, обводнит пустыни,- пафосно провозгласил учёный.
Полковник изобразил на лице скепсис.
- Ещё на основе моего открытия можно создать могучее оружие,- почти шёпотом поведал изобретатель.- Нашей стране обязательно надо заняться его разработкой.
Столичный инспектор снова побарабанил пальцами по столу, покачал головой, и отодвинул бумаги в сторону.
- Вы не понимаете,- дрожащим голосом сказал профессор, умоляюще глядя на собеседника.- Если это оружие попадёт не в те руки, то погибнет половина человечества!
- А если в те – то всё,- пробурчал бывший полковник.- Плавали, знаем.- Повысив голос, он произнёс убеждающим тоном:- Ненаучные вещи говорите, товарищ, а ещё учёный.
Но, взглянув на профессора, в глазах которого пылал фанатичный огонь, бывший полковник понял, что тот не уймётся.
- Ладно, я передам ваши материалы компетентной организации,- сказал он, складывая в папку чертежи и расчёты. Фальшиво улыбнувшись обнадёженному изобретателю, чекист добавил:- можете быть спокойны, разберёмся,- но в его личном деле сделал пометку: "контрреволюционер, связанный с террористической организацией "Союз защиты родины и демократии", а ещё опасный сумасшедший, пытающийся вырваться на свободу и вернуться к террористической деятельности рассказывая о каких-то своих безумных открытиях". Он был уверен, что при такой характеристике ни один следующий проверяющий не рискнёт выпустить маньяка на волю.
Вторым апеллянтом оказался специалист по сельскому хозяйству, в сопроводительной бумаге на которого значилась непонятная запись, заканчивавшаяся знаком вопроса: "использовать для охраны кур?"
- Одомашнивание лисиц. Мда, интересная задача,- осторожно произнёс старший сотрудник ОГПУ, слушая посетителя и стараясь припомнить, где же он встречал его фамилию. Очень уж знакомо она прозвучала.
Тот, вдохновившись проявленным вниманием, прочитал целую лекцию о важности одомашнивания лисиц и о научной новизне этой темы.
- Но ведь говорят, что лисы не поддаются одомашниванию?- задумчиво спросил специалиста по сельскому хозяйству чекист.
Тот, гневно нахмурившись, выпалил:
- Это рутинёрство и лженаука! Будем гнить в подвалах инквизиции, гореть на кострах, но от убеждений своих не откажемся!
- Так, стоп,- поднял руку бывший российский полковник. Он вспомнил, наконец, где встречал эту фамилию, и сообразил, что она может доставить ему проблемы исторического масштаба.- Вы свободны, товарищ учёный. Вас арестовали по ошибке. Вот пропуск на выход.
Следующим оказался колоритный дед в вышиванке, с окладистой бородой, в которую были вплетены разноцветные ленточки.
Полковник с любопытством оглядел фольклорного типа.
- И кто же вы такой есть?- поинтересовался он.
- Ведун земли Русской,- с достоинством пророкотал дед.
- За что взяли?- был следующий вопрос.
Дед поскучнел и промолчал.
Перекуров-Ясенев глянул в сопроводиловку. Там было только одно слово: "Дэвочки".
- Ладно, спросим так,- поправился чекист,- что вы умеете делать?
На этот вопрос былинный персонаж откликнулся очень даже живо.- Творю обереги,- густым басом сообщил он.- Из камня драгоценного, из дерева благородного, из металла истинного, из пуха лебяжьего, из чешуи зверя каркадила ...
Бывший российский полковник поморщился. Он уже собрался было отослать деда обратно и сделать выговор Кирбазаеву за недостаточно аккуратный отсев, однако, припомнив, сколько миллионов россиян слушали сеансы Кашпировского и Чумака, участвовали в финансовых пирамидах и в выборах властей, задумался.
Тем временем дед продолжал бубнить:
- ... и от глаза дурного, и от порчи, и от лихоманки, и от змея болотного ...
"Передам-ка я его в наш оккультный отдел",- решил Перекуров.- "Сотрудники там сидят на госфинансировании, а такой персонаж позволит им организовать хозрасчёт. Если даже малый прайс и не занесут, то всё равно будут обязаны услугой".
Он взмахом руки остановил бубнёж, подписал деду амнистию и справку об освобождении, и велел дожидаться на выходе из лагеря.
Последним из отфильтрованных явился апеллянт, в сопроводиловке на которого значилось: "утверждает, что гений-изобретатель".
Войдя в кабинет, изобретатель окинул столичного гостя цепким взглядом и сходу предложил:
- А давайте украдём из бюджета двадцать четыре миллиарда.
Бывший российский полковник усмехнулся. "Вот и местный Бендер",- подумал он. Вслух же спросил:- Что у вас за проект? Производство красной ртути, освоение торсионных полей, создание отечественного квантового нанокомпьютера?
Если незнакомая терминология и озадачила изобретателя, то лишь на мгновение.
- Я предлагаю делать тонкослойную изоляцию,- сказал он.- В ленте миллиметровой толщины хаотический поток электронов окажется очень слабым и не сумеет пробить материал. Внедрение тонкослойной изоляции даст советской промышленности миллиарды рублей экономии!
- Вы, собственно, по какой статье сидите?- после некоторого размышления осведомился чекист.
- Фарцовка, валютные спекуляции,- нимало не смущаясь, ответил тот.- Оклеветали низкие завистники. По профессии я мыслитель широкого профиля.
Поразмыслив ещё немного, старший сотрудник ОГПУ принял решение.
- Я вам сейчас выпишу направление в физико-технический институт,- сообщил он.- Оттуда были заявки на перспективных кадров. Но дело ваше мы не закрываем. Оно останется у меня на контроле. Раз в полгода заходите в мой отдел с отчётом о размерах полученного финансирования.
"Перепадёт, скорее всего, мелочь. Но, как сказал классик, одна старушка – двадцать копеек, а пять старушек – уже рубль". С такими мыслями Ясенев-Перекуров собрал в папку отчёты по инспекции, поднялся из-за стола и вышел из душного помещения. На площадке перед зданием администрации какие-то люди устанавливали осветительные прожектора.
- Что здесь происходит?- спросил чекист у оказавшегося рядом коменданта лагеря.
- Будут снимать фильм о перековке сознания бывших вражеских элементов,- ответил тот.- По заказу Наркомпроса. В вашу контору приходило письмо на согласование, разве вы не читали?
- Не видел, это не по моей части,- отмахнулся Ясенев, присматриваясь к происходящему. Из грузовика выкатили громоздкий киноаппарат. Следом за ним на землю спрыгнул лысый толстяк, в котором чекист, присмотревшись, узнал своего старого знакомого, писателя Ваннермана. Тот, глянул в сторону людей, стоявших на пороге здания администрации, но либо не узнал, либо сделал вид, что не узнал Ясенева.
- Потом они собираются на Соловки. Тоже снимать фильм о перековке,- продолжал комендант, протягивая чекисту какой-то документ.- Список допущенных лиц,- пояснил он.
Просматривая бумагу, Перекуров-Ясенев обнаружил, что произведения одного из сценаристов он читал ещё в советское время. Было там что-то не то про змей, не то про драконов. А в перестройку имя этого писателя стало как бы символом совести российской демократической общественности.
Тем временем, на впопыхах устроенной сцене установили микрофон, и, встав на возвышение, под лучи "юпитеров", какой-то хмырь с пафосом провозгласил:
- ГПУ – мастер перевоспитания. Чрезвычайно радостно видеть как бывшие враги советского строя, перековавшись, встают в ряды добросовестных тружеников. Всем нам, творческим людям, призванным перестраивать сознание, нужно учиться у доблестных чекистов этому нелёгкому мастерству
По знаку Ваннермана на сцену вскочили актёры, одетые в зипуны и лапти, и, взяв балалайки, затараторили частушку-новодел:
Я на бочке сижу, а под бочкой каша,
Ленин-Троцкий нам сказал, что Россия наша!
Отошедший в сторонку хмырь взмахивал руками в такт звукам балалайки, словно дирижируя.
- В самом деле перековались,- сказал, глядя на происходящее, подошедший Кирбазаев.- Ишь, как отжигают.
Перекуров-Ясенев усмехнулся. Он мог бы поведать Ахмеду немало занятных историй про перековку сознания – например, про то, как подобострастно стали суетиться перед олигархатом бывшие советские люди, особенно всесоюзно известные звёзды, в первом классе учившие "Мы не рабы. Рабы не мы". Но ничего этого он, конечно, рассказывать не стал.
Глава 4. У всех дети и ипотека.
- Мы что же, так и будем молчать?!- негодующе воскликнула высокая светловолосая девушка, поставив на стол опустевшую чашку. Она поднялась со стула и, сердито стряхнув крошки печенья с платья, направилась в кухню за новой порцией чая.
Пока хозяйка гремела посудой, наполняя самовар водой, а затем насыпая в чайник заварку, пятеро молодых людей смущённо переглядывались между собой и потихоньку таскали из тарелки выпечку.
Зиночка Сенникова, возившаяся сейчас на кухне, регулярно приглашала на посиделки к себе домой товарищей по цеху, в основном молодых ребят. Зиночке недавно исполнилось двадцать лет, но из-за трогательных смешных косичек она напоминала девочку-школьницу. Попивая чай и закусывая печеньем, молодёжь обсуждала успехи "Спартака" и "Динамо", фильмы "Аэлита" и "Гиперболоид инженера Гарина", стихи Есенина и Маяковского. К концу чаепития разговор как-то незаметно переходил от общего трепа на обсуждение хозяйственных, а иногда и политических тем. Половина молодёжи Печорского леспромхоза состояла в комсомоле, а Зиночка была даже комсоргом низовой ячейки второго цеха.
- Это просто возмутительно,- сообщила она, вернувшись с кухни и расставляя перед гостями заново наполненные чаем чашки.- Все знают про воровство лесоматериалов, и все молчат. А какие царские хоромы выстроил себе на украденные у народа деньги наш директор!- гневно сдвинув брови, воскликнула она.- Надо открыто заявить протест и разоблачить мошенников!
- Видишь ли, Зиночка,- примирительным тоном сказал один из гостей, постарше и поопытнее, придвигая к себе чашку чая,- такие вещи полагается сначала обсудить с партийным руководством.
Молодая девушка тряхнула косичками и бросила на него возмущённый взгляд.
- Через три дня будет общее профсоюзное собрание. Вы как хотите, а я выступлю на нём и всё скажу,- решительно заявила она.
* * *
Сменявшие друг друга на трибуне актового зала делегаты цехов лесокомбината рапортовали о трудовых успехах, приводили имена отличившихся передовиков, сообщали о дальнейших планах по заготовке продукции. Выступивший вслед за ними представитель губисполкома зачитал статью из центральной газеты, в которой с гордостью говорилось о достижениях местного лесопильного производства. Партийный секретарь предприятия был более сдержан и делал в своём докладе акцент на важности поставок лесоматериалов для народного хозяйства страны.
Для большинства слушателей всё это было привычно-скучным ритуалом. Они позёвывали, почёсывались и посматривали на часы, томясь в ожидании окончания протокольного мероприятия и перехода к банкету.
Однако сонное бормотание в зале сменилось настороженной тишиной, когда председатель собрания, вместо заключительного слова, неожиданно объявил, что сейчас выступит секретарь комсомольской организации второго цеха леспромхоза, кандидат в члены ВКП(б) Зинаида Сенникова.
Высокая светловолосая девушка почти взбежала на трибуну.
- Товарищи, не верьте, вас обманывают,- взволнованно заговорила она.- В газетах пишут неправду. Бухгалтерия нашего предприятия занимается приписками и очковтирательством.
В зале поднялся легкий шум. На лицах многих слушателей проступило недоумение. Что происходит?
Миловидная девушка со смешными косичками боевито продолжала:
- Доходы от продажи леса оседают в карманах дирекции. Руководители обедают в отдельных спецстоловых, а рабочим выдают скудную пайку, выстраивают себе хоромы, а тружеников селят в бараках. И партийное руководство,- она кивнула на президиум,- об этом знает. Надо полагать, они отправляют долю от украденного покровителям в Москве.
Сенникова недолго продолжала свою горячую речь. На сцены появились двое военных в форме ГПУ и, крепко взяв девушку под локти, потащили её к выходу. Уже у самой двери она обернулась и бросила на сидевших в зале молодых людей отчаянный взгляд.
- Стойте,- немного поколебавшись, поднялся со своего места Вася Птахин, один из постоянных участников чаепитий в квартире Зиночки. Он хоть и не состоял в комсомоле, но относил себя к сочувствующим и всегда остро реагировал на несправедливости.- Так нельзя. Ведь в газетах действительно пишут неправду. В нашем леспромхозе действительно занимаются приписками. И рабочие на самом деле живут в дощатых бараках, в то время как начальство строит для себя хоромы.
С места поднялась ещё пара ребят. А затем, поколебавшись, ещё несколько. Все они были из компании, собиравшейся на чаепитиях у Сенниковой.
- Это вредители,- громко сказал, указывая на них, партийный секретарь.- Затаившиеся враги, иностранные агенты, находящиеся на содержании лорда Бивербрука и кровопийц-банкиров лондонского Сити, проявившие, наконец, свою предательскую контрреволюционную сущность. Арестовать.
Рассредоточенные по залу агенты ГПУ в гражданской одежде подбежали к молодым людям и надели на них наручники. Возникший было в аудитории лёгкий ропот быстро стих.
* * *
Старший сотрудник по особым поручениям московского отделения ОГПУ Пётр Матвеевич Ясенев бросил на стол газету "Известия ЦИК", на первой странице которой красовался заголовок "В системе леспромхозов разоблачена матёрая вредительская организация иностранных агентов! Советский народ требует суровых приговоров вражеским наймитам!" и поощрительно кивнул стоявшей перед ним по стойке смирно девушке в аккуратно выглаженной форме с малиновыми петлицами. Из-под фуражки с околышем того же цвета выбивались трогательные непослушные косички.
- Отлично сработано, Маша,- сказал он.- Нам давно не хватало в служебной отчётности разоблачения организации вредителей. Перевожу тебя из стажёров в штат. Будешь работать в моей группе. Но командировку тебе придётся продлить.
- Служу революции!- вскинув руку к козырьку фуражки, бойко ответила девушка. Несмотря на официальный характер мероприятия, она не могла скрыть довольной улыбки.
- Вольно,- небрежно махнул рукой её начальник.- Да, и вот ещё что. Он выдвинул ящик стола, достал оттуда свёрнутый рулоном отрез шёлковой материи и перевязанную голубым бантиком небольшую коробку. Положил предметы на стол и пододвинул их к девушке.- Это тебе премия от леспромхоза,- пояснил он.- Разоблачив иностранных агентов, находившихся на содержании лорда Бивербрука и госдепартамента ... эээ ... кровопийц-банкиров лондонского Сити, ты не только выполнила свой долг перед Родиной, но и оказала большую помощь руководителям предприятия, которые хотят теперь тебя отблагодарить. Смелее,- добродушно кивнул он засмущавшейся девушке. Та развернула отрез, потом развязала бантик и во все глаза уставилась на роскошную косметику.- Мамочки!- совсем по детски воскликнула она.- Какая прелесть!
Ясенев-Перекуров усмехнулся и положил рядом с двумя золотисто-розовыми флаконами тонкую пачку купюр.- Ещё тебе выдали небольшое денежное поощрение,- сообщил он.- Бери, не стесняйся. Как говорится, у всех дети и ипотека.
* * *
На центральной площади леспромхозовского посёлка шёл митинг, посвящённый годовщине Октябрьской революции. Покрытую кумачом трибуну украшала ваза с гвоздиками, которые под порывами холодного ноябрьского ветра качались и жалобно никли.
Руководители предприятия докладывали о достигнутых со времени прошлого юбилея успехах в трудовой деятельности. Члены партбюро по ходу дела затрагивали и сложную международную обстановку, а представители профсоюза заверяли, что рабочий класс безусловно выполнит все задания партии и правительства.
После выступления начальства на трибуну поднялась, подтягивая мешковатый рабочий комбинезон, секретарь комсомольской организации второго цеха Зиночка Сенникова, известная в реестре секретных сотрудников московского ОГПУ как агент "Маша".
- Гляди-ка, отпустили девку. Небось за смазливую рожу – подельников-то её всех посадили,- громко сказал стоявший в первых рядах митингующих рабочий в спецовке, толкая в бок своего соседа, лесопильщика-передовика. Ребята в их артели давно уже жаловались, что из-за этого передовика им то и дело увеличивают нормы выработки, а зарплату не прибавляют. А ещё этот шустрик отхватил на своё семейство сдвоенную трёхкомнатную квартиру. Если его посадят, то жилищная очередь подымется вверх сразу человека на два, а то и на три!
Откинув капюшон и подставив лицо свежему ветру, девушка быстро затараторила:
- Мы благодарны родной партии и правительству, которые проявляют такую заботу о нашем народе. В этот трудный момент, когда Чемберлен и капиталисты-кровопийцы лондонского Сити объявили нам бойкот и наложили блокаду на нашу социалистическую родину, мы должны ещё крепче сплотиться вокруг нашего руководства. Установленная империалистами блокада бьёт по простым людям. Нам становится труднее покупать нужные лекарства для больных родственников, нашим детям зачастую приходится сидеть в нетопленых школьных классах. Но тщетны потуги западных империалистов и их продажных марионеток. Советский народ не купить и не запугать. Второй цех обязуется выполнить годовой промфинплан и выдвигает повышенный на десять процентов встречный план. А соседей, третий цех, мы вызываем на открытое социалистическое соревнование.- Звонкий девичий голос далеко разносился в морозном воздухе.
Рабочий в спецовке с нетерпеливым ожиданием смотрел на своего соседа-лесопильщика. Но тёртого жизнью передовика на такую дешёвую провокацию было, конечно, не развести.
- У нас зря не сажают. Раз органы отпустили – значит, Зина наш человек, рабочий, советский,- усмехаясь в усы, хриплым покуренным басом ответил он.
Приложение 3. Документальные материалы; исторический контекст.
Часть 4
Пролог
Плешивый коротышка с двумя малиновыми ромбами на петлицах гимнастёрки, сидевший в кресле, задумчиво перебирал разложенные перед ним на письменным столе фотографии. На них были изображены сделанные в разные ракурсах виды роскошной дачи партийного секретаря Х; сцены банкета в ресторане, на которых тот же Х, навалившись животом на стол, поедал пудового жареного осетра и закусывал бутербродами с икрой; фривольные картинки отдыха Х на природе в компании пышногрудых красавиц.
Старший сотрудник особых поручений ОГПУ Пётр Матвеевич Ясенев, стоявший навытяжку перед человеком с двумя ромбами, смотрел на те же фотографии настороженно-озабоченно. Они были тайно сделаны его сотрудником, Ахмедом Кирбазаевым, в рамках разработки, точнее, сбора материала на Х.
- Что же ты, Пётр Матвеевич,- укоризненным тоном произнёс, наконец, человек с ромбами, помощник начальника московского отделения ОГПУ Максим Аникеевич Остроухов,- незаконно, без разрешения суда и указания твоего начальства, занимаешься сбором информации о личной жизни уважаемого человека, партийного секретаря, преданного члена нашей большевистской партии?
Остроухов возглавлял четвёртый сектор управления внутренней безопасности московского отделения ОГПУ. Ясенев с ним раньше почти не пересекался по рабочим делам, лишь несколько раз они встречались на общих собраниях. У бывшего российского полковника сложилось мнение о нём, как о безликом сером службисте канцелярского типа. Хотя, с другой стороны, знакомый чекист однажды сказал: "этот человек, пожалуй, способен на поступок. Есть у него что-то такое в глазах". И вот теперь Остроухов неожиданно вызвал Ясенева-Перекурова в свой кабинет, где на столе лежали неизвестно откуда взявшиеся фотографии работы Кирбазаева. Отринув пришедшую на минуту мысль, что Ахмед зачем-то решил подставить своего начальника, старший сотрудник особых поручений пришёл к выводу, что он сам попал в чью-то разработку.
- Разрешите доложить, товарищ комиссар,- откашлявшись, сказал он.- Так что, стараемся мы разоблачать коррупцию. Которая, значитца, незаметной гидрой пробирается в ряды большевиков и наносит большой ущерб народному хозяйству нашей страны.
Остроухов отринул неявное предложение перейти на принятый в среде товарищей по борьбе революционный жаргон и покачал головой.
- Коррупцию, говоришь?- переспросил он.- А что об этом – он хлопнул ладонью по снимкам,- напишет западная пресса? Которая обслуживает лорда Бивербрука и главарей Антанты, желающих отнять у нашего народа фабрики, заводы, шахты, рудники, расчленить нашу страну? Она начнёт поливать грязью наше социалистическое отечество, подготавливая вторжение империалистических держав. Понимаете ли вы, товарищ Ясенев, что ваши действия могут быть квалифицированы как "измена Родине" или, по меньшей мере, как пособничество иностранной агентуре?- строго глядя на стоявшего перед ним навытяжку человека, произнёс комиссар, указывая на снимки роскошных дач-дворцов, двухэтажных шубохранилищ, и пьяных оргий высокопоставленных чиновников.
Бывший российский полковник понимал это лучше, чем кто-либо другой, но предпочёл промолчать.
- Или, может быть, вы хотите показать, что наша большевистская партия есть партия жуликов и воров, грабителей и коррупционеров?- прищурившись, усилил нажим комиссар.
Пока старший сотрудник размышлял над сложившейся ситуацией, чекист с двумя ромбами продолжал:
- Нам известно, что вы занимались слежкой за советскими специалистами в области нефтяной промышленности и сбором информации, представляющей интерес для зарубежных спецслужб.- Голос спрашивающего ещё больше построжел.- Для кого вы добывали эти сведения? Вы работаете на лорда Бивербрука и капиталистов-банкиров лондонского Сити?
Ясенев-Перекуров оценил информированность собеседника, но риторический вопрос оставил без ответа, ожидая перехода к сути дела. Он уже уяснил, что происходит вербовка – сам проводил её не раз – и потому решил просто ждать конкретных предложений. Материал на него был собран качественный, следовало признать.
- А ещё с вашей стороны было крайне наивно предполагать, что нефтяная промышленность – стратегическая отрасль нашей экономики – находится без соответствующего присмотра со стороны компетентных органов,- усмехнулся комиссар, собирая фотографии и укладывая их в отдельную папку.
Ясенев понял, что его операция с Бодуном провалена – того крышевали более ответственные товарищи. По правде говоря, об этом можно было бы догадаться и раньше. Старший сотрудник сделал в памяти отметку – объявить выговор Кирбазаеву, который не заметил встреч работника "Нефтесиндиката" с чекистами – и, вздохнув, приготовился слушать неприятные известия дальше.
Однако его собеседник сменил тон.
- Вы провели очень грамотную работу с Бодуном,- похвалил он.- Вникли в суть дела, сделали точные расчёты. Я послушал его объяснения, посмотрел ваши материалы. Просто отлично!
Ещё меня очень впечатлил отчёт о вашем выступлении на совещании в МосЧеКа. Золотой унитаз как духовная скрепа, цель человеческого существования и метод борьбы с растлевающим влиянием иноагентов!- плешивый коротышка хохотнул.- Это было сильно!
Перекуров-Ясенев припомнил, что он действительно говорил что-то такое старому царскому полковнику.
- В общем, нам нужны такие люди, как вы. Инициативные, решительные.- Комиссар похлопал ладонью по папке с фотографиями.- С железной логикой и, одновременно, фантазией.- Откуда-то из потайного кармана он извлёк снимок золотого унитаза, семь лет назад устроенного Ясеневым в своей служебной квартире в Ровенской ГубЧеКа, и некоторое время любовался им.
- Что именно от меня требуется?- прервав молчание, осторожно спросил старший сотрудник по особым поручениям. Он понимал, что от сделанного предложения, каким бы оно ни стало, отказаться будет нельзя.
Чекист с двумя ромбами вернул фотографию золотого унитаза обратно в потайной карман и некоторое время барабанил пальцами по столу.
- До сих пор вы действовали как любитель,- наконец, сказал он.
Перекуров поморщился и его собеседник счёл нужным уточнить:- Ладно, не совсем любитель, скорее, как профессионал-одиночка. Все ваши операции – антиквариат, нефтянка, рыбное дело и прочее – это самодеятельность. Теперь вы будете работать в составе организации, группы. Моей группы. Вам нужно объяснять преимущества работы в группе единомышленников над одиночной самодеятельностью?
Бывший российский полковник облегченно выдохнул. Дела обстояли не так уж и плохо. Куда лучше, чем он вначале предположил.
- Итак, вы согласны войти в мою группу?- повторил комиссар, в упор глядя на собеседника.
- Вы можете на меня рассчитывать,- заверил тот.- Какие конкретно задачи будут передо мной ставиться?
- В основном те же, что ты решал и до сих пор,- комиссар вновь перешёл на "ты".- Но теперь не в одиночку, а в сотрудничестве с моими людьми. Сбор материала. Аналитика, учитывая твои способности. Иногда мы участвуем в рейдах на бандитов, в боевых акциях, в спецоперациях – при надобности будем к ним привлекать тебя и твоих сотрудников.
"Соперничество за крыши, стрелки, ликвидация конкурентов",- перевёл про себя на привычный язык бывший полковник. Вслух же он коротко произнёс:
- Надеюсь оказаться вам полезным.
Комиссар кивнул, словно и не ожидал другого ответа.- Твоя работа с Бодуном получила самую высокую оценку наших аналитиков,- сказал он.- Они определили, основываясь на твоих материалах, что Бодун, оказывается, утаивал от нас около тысячи долларов в месяц. Будем считать это твоим начальным вкладом в нашу совместную работу. Из него тебе будет отныне выдаваться двести долларов ежемесячно.
Бывший полковник про себя чертыхнулся. Он сам рассчитывал получать с Бодуна две-три тысячи баксов в месяц. Но спорить с вышестоящим товарищем, конечно, не имел возможности. Поэтому, изобразив на лице радостную улыбку, он вежливо поблагодарил за высокую оценку его способностей и оказанное доверие.
- Получать деньги будешь наличными,- продолжал комиссар.- Присылай за ними раз в месяц своего порученца. Бодуна больше не тревожь. И позаботься о надёжном хранении денежных средств – впрочем, этому, я думаю, тебя учить не нужно. А следующее твоё задание будет вот каким ...
Глава 1. Аналогов нет.
На подмосковном артиллерийском полигоне близ Софрино испытывалась стохастическая реактивная пушка Панчевского. Её казённая часть представляла собой пристыкованную к стволу воронку, а сам ствол, вопреки всем артиллерийским канонам, четыре раза изгибался под прямым углом. Изобретатель невиданного устройства, Аристарх Мокеевич Панчевский, невысокий лысый человечек, озабоченно суетился возле своего детища, покрикивая на техников, подтаскивавших к дулу тяжёлый конический снаряд, вставленный в латунный патрон с нитротканью. Несколько поодаль, наблюдая за процессом заряжания орудия, стояли высокие армейские чины, входившие в комиссию по военной приёмке Штаба РККА.
Наконец, общими усилиями техники втолкнули снаряд в пушку, после чего растянули фитиль и отошли на безопасное расстояние.
Изобретатель взмахнул рукой, сверкнула вспышка, по фитилю пополз огонь, он добрался до казённой части, раздался выстрел, и члены комиссии озадаченно завертели головами, провожая взглядами снаряд, который после вылета из пушки запетлял словно заяц, а потом и вовсе взмыл вертикально вверх и исчез из поля зрения.
Основным достоинством стохастической реактивной пушки Панчевского, представлявшей собой, по словам её изобретателя, новое слово в военно-инженерной мысли, являлось движение выпущенного из неё снаряда по непредсказуемой траектории – что и было продемонстрировано сейчас самым наглядным образом. Действительно, вихлявший при полёте из стороны в сторону снаряд был, после долгих поисков, обнаружен закопавшимся в огород за пределами полигона в прямо противоположном направлении относительно того, под которым он изначально вылетел из жерла орудия.
Потрясённые члены комиссии некоторое время чесали в затылках, потом раздалось несколько неуверенных хлопков, вскоре перешедших в общую овацию, вслед за чем командиры и комиссары стали подходить к раскрасневшемуся от гордости изобретателю и поздравлять его с грандиозным успехом. После чего армейские чины занялись оформлением бумаг – подписанием акта о приёмке, визированием заключений технических экспертов, и прочим подобным. По ходу дела все они выражали восхищение новым, не имеющим аналогов на Западе, грозным оружием, которое должно сделать Красную армию самой могучей в мире.
- Имеет ли ОГПУ замечания к проведённому испытанию или к заключениям экспертов?- спросил, обращаясь к старшему сотруднику по особым поручениям, командарм, председатель комиссии по приёмке.
Ясенев-Перекуров, усмехнувшись про себя, покачал головой. Поскольку именно он составлял заключения военных экспертов, которое те лишь подписывали, то, разумеется, замечаний у него никаких не было.
В официальных бумагах комиссии подпись представителя ОГПУ, как и полагалось по рангу, значилась последней, решающей.
Делая для проформы вид, что он вычитывает поданные ему документы, Ясенев прокручивал в памяти цепь событий, которая привела к сегодняшнему триумфу его протеже Панчевского, и которая началась с разговора, состоявшего у него недавно с новым начальником, комиссаром Остроуховым.
- Как считаешь, Пётр Матвеевич, какая область, после нефтянки, является самой подходящей для эффективного бизнеса?- спросил тот, прочтя составленную Ясеневым аналитическую обзорную записку. Комиссар легко усваивал терминологию, которую, понемногу прогрессорствуя, старался внедрять среди сотрудников ведомства, используя опыт своего прошлого мира, бывший российский полковник.
Перекуров-Ясенев, конечно, из прежней жизни хорошо знал ответ на этот вопрос, но для вида немного подумал.
- Оборонка,- ответил он, наконец.- Это бездонная кладезь.
Остроухов довольно кивнул.
- Отлично. Я и сам так думаю. У тебя уже есть какие-нибудь конкретные наметки?
Перекуров вспомнил популярный мем его времени, обладавший волшебной силой выбивать бюджетные деньги из самых скупых финансистов. У него появилось чувство уверенности, что и здесь, при правильной раскрутке, под этот мем можно будет срубить бабла немеряно. А имея за собой такое прикрытие как отдел внутренней безопасности ОГПУ, можно будет развернуться так, что все его прежние достижения – с антиквариатом, рыбой и прочие – покажутся жалкими дилетантскими потугами.
- Аналоговнет,- кратко сказал он.
- Как-как?- озадаченно переспросил Остроухов.
- Создание не имеющего аналогов на Западе оружия,- пояснил бывший российский полковник. - То есть такого, до которого не дошла мысль ограниченных служением эксплуататорскому классу инженеров буржуазного мира, но до которого додумался наш раскрепощённый свободный народ. Реальные расходы на такие проекты будут минимальными, но, поскольку их результаты не имеют аналогов в мире, и сравнивать их, таким образом, не с чем, то под них можно будет запрашивать из бюджета любые суммы.
Комиссар откинулся в кресле, сложил руки на животе и с интересом посмотрел на своего нового подчинённого. Он, несомненно, был прав, определив его как талантливого самородка, одного из тех самобытных дарований, которые иногда появляются на поверхности общественной жизни из глубин народа.
- Кандидатуры изобретателей не имеющего аналогов в мире оружия можно подобрать из контингента спецпоселенцев лагерей,- развивал тем временем свою мысль старший сотрудник ОГПУ.- Я, кстати, не так давно проводил там инспекцию.
- И взял кого-нибудь на заметку?
Ясенев кивнул. Он вспомнил лысого человечка, сидевшего за растрату и тщетно пытавшегося заинтересовать посещавших время от времени лагерь ревизоров проектом невиданной пушки, аналогов которой, по его заверениям, в мире не было. Ясенев тоже, в одну своих из инспекций по линии ОГПУ, выслушивал этого человечка, сбивчиво толковавшего о реактивном движении, случайных процессах и нерегулярных траекториях, но тогда не заинтересовался его проектом, хотя и записал его данные на всякий случай. И вот теперь предоставилась возможность пустить этот проект в ход.
Он кратко объяснил своему начальнику идею Аристарха Мокеевича Панчевского – так звали изобретателя – насчёт орудия, запускавшего снаряд по непредсказуемой траектории – реактивно-стохастической пушки, как назвал её сам новатор.
- Такие пушки можно не только использовать в полевых условиях, но и ставить на танки, на бронетехнику, на самолёты. Они сгодятся и вместо зениток. В общем, имеют самый широкий спектр применения. По сути, это универсальное оружие.
- И такого оружия точно нет на Западе? Ни в Европе, ни в Америке?- спросил внимательно слушавший Ясенева комиссар.
- Нет и не предвидится,- заверил тот.- Гарантия сто сорок шесть процентов..
Поразмыслив, Остроухов кивнул.
- Добро. Бери своего изобретателя, составляй вместе с ним технический проект, приглашай экспертов и неси мне. Я возьму на себя контакты с армейскими чинами.
Да, и ещё составь этот, как ты его называешь,- комиссар начал было копаться в аналитической докладной записке, но Ясенев услужливо подсказал:- Бизнес-план.
- Ага, вот-вот. Ну и голова у тебя, Матвеич.
Не теряя времени, старший сотрудник ОГПУ по особым поручением вызволил из лагеря на Колыме изобретателя, который был безумно рад вернуться в цивилизованную жизнь, а также заняться любимой работой. Из числа спецпоселенцев того же лагеря Ясенев набрал и экспертов. Технический проект и экспертные заключения он написал сам. Примерно зная дальнейшую историю страны, он понимал, что после прихода к власти Сталина судьба его экспертов окажется незавидной, но это его не беспокоило. Сами же эксперты, бывшие профессора и конструкторы, освобождённые из лагерей или возвращённые из ссылок, смотрели на своего освободителя как на посланца Божия. Дав им несколько дней отдохнуть, подстричься и подкормиться – чтобы тем самым ещё и дополнительно почувствовать разницу между нынешней городской и прежней лагерной жизнью, в которую они могли снова по его воле вернуться – Ясенев передал им технические обоснования, которые те подписали не глядя. В его прежнем мире Перекурову пришлось бы их уламывать, предлагать деньги или собирать на них компромат, но здесь на жизнь смотрели проще.
Вслед за чем старший сотрудник ОГПУ прибыл к своему начальнику с эскизом невиданного оружия, техническим проектом, экспертными заключениями, и бизнес-планом.
- Где прописаны откаты армейцам?- спросил Остроухов, просматривая предварительную смету распила бюджетных средств. Новые ёмкие слова тоже были введены в профессиональный оборот бывшим полковником.
- На предпоследней странице,- показал Ясенев.- На нашу долю остаётся примерно треть от всех выделенных денег.
Комиссар кивнул, прошёлся красным карандашом по бумаге, делая пометки и кое-где исправляя числа, после чего вернул документы своему сотруднику.
- Действуй,- сказал он.- Начни с обзвона вот этих командармов, они предупреждены, ссылайся на меня. Вот в этой части – её начальник человек с принципами – сначала свяжись с особистом и расскажи про аналогов-нет оружие. Пусть он объяснит политический момент своему командиру. Остальным хватит откатов. Числа кое-где я исправил.
Остроухов обвёл красным карандашом и дважды жирно подчеркнул итоговые суммы, которые должны были быть выделены из госбюджета на этот проект. Повернувшись к подчинённому, он повторил:
- Действуй, Пётр Матвеевич. Ты был прав, это бездонная кладезь.
- На оружие денег жалеть не будут,- поддакнул тот, собирая бумаги и укладывая их в папку.
- Есть ещё какие-нибудь идеи?- поинтересовался комиссар.
- Есть,- кивнул Ясенев.- Можно создать гиперболоид, прожигающий броню танков противника раскалённым лучом – такой проект предлагает некто Гарин, сидящий сейчас на Соловках. У итальянца, не помню фамилию, он сидит в Печорлаге, был проект самолёта, движущегося со скоростью больше двадцати махов. Есть и кое-какие другие идеи.
Ясенев подумал о создании радара, принцип устройства которого он знал весьма смутно, но попрогрессорствовать в этой области был не прочь. Во всяком случае, он был совершенно уверен, что эффектно подать эту идею и получить под неё приличное финансирование труда не составит.
- Очень хорошо,- заключил комиссар.- Будем иметь всё это в перспективе. Подыскивай, Пётр Матвеевич, новых исполнителей, для спецоперации, которую назовём Аналогов Нет.
* * *
Дочитывая документы и ставя затем на них свою размашистую подпись, Ясенев размышлял о перспективах.
Закончив формальности, он вернул бумаги председателю комиссии и громко сказал:
- Новое оружие, товарищи, должно крепко послужить делу мировой революции. За построение этого светлого завтра и борются наши лучшие люди!
Поднимая вверх сжатый кулак в ответ на раздавшиеся аплодисменты, он про себя добавил:
"А построение светлого завтра должно обеспечить лучшим людям доступ к серьёзному баблу уже сегодня. Да и ничто человеческое людям не чуждо, особенно когда оно само в руки плывёт".
Глава 2. Хорошо поднялись.
За один только первый месяц после подписания акта приёмки заказы на стохастические пушки Панчевского сделали управления полевой артиллерии, авиационного вооружения, военно-морских судов. Ожидались заказы для установки орудий нового типа на танках и бронемашинах. Также, в не слишком отдалённом будущем предполагалось заменить ими все зенитки страны.
Выданных заказов хватило на загрузку трёх артиллерийских заводов – с соответствующими выплатами всем причастным. В целом, урожай был снят очень обильный – как изначально и планировалось.
Теперь не только Пётр Матвеевич Ясенев, но и все сотрудники его группы – Ахмед Кирбазаев, Мокей Телятников, Митя Фельдцерман – могли себе позволить ежедневные обеды в "Метрополе". Сам шеф, впрочем, предпочитал заказывать обеды на службу или на дом, в зависимости от того, где он в этот момент находился. Только Зиночка Сенникова, она же "агент Маша", включённая в штат совсем недавно, трудилась в командировке, продолжая выявлять иноагентов в Печорском леспромхозе. Однако и ей из ежемесячно проливавшегося на группу Ясенева золотого дождя начальство выделяло определённую премиальную сумму.
- Э, как хорошо поднялись!- сказал однажды, после выдачи особенно крупного бонуса, Ахмед Кирбазаев. Вместе с другими сотрудниками ведомства он понемногу усваивал профессиональную терминологию, которую незаметно, но настойчиво внедрял среди коллег, содействуя повышению их квалификации, бывший российский полковник.
Ясенев кивнул, соглашаясь. Он с каждым днём чувствовал себя на новом месте всё увереннее, и в какой-то момент даже решил начать потихоньку собирать материал на Остроухова. Но первые же сведения которые он отыскал, заставили его насторожиться. Оказалось, что шеф, которого он ранее считал серой канцелярской крысой, имел весьма бурное прошлое, описанное в нескольких революционных брошюрах. На его счету числились эксы, теракты против губернаторов, подрывы домов, где обитали царские чиновники. Когда Ясенев копнул ещё глубже, он узнал, что вскоре после революции группа боевиков Остроухова, на пару с анархистами, захватила контроль над богатым сибирским городом и поставила на счётчик всех местных предпринимателей. Затем между партнёрами случился конфликт с перестрелкой, после чего остатки уцелевших анархистов разбежались по неведомым закоулкам, а Максим Аникеевич возглавил местную ЧеКа.
Доведя свои конспиративные исследования до этого пункта, Ясенев отчётливо понял, что дальше копать опасно и сдал назад. Однако в его отношении к шефу теперь появились признаки искреннего, а не показного, уважения.
На второй месяц после перевода в новый отдел старший сотрудник по особым поручениям отправился в служебную командировку в Швейцарию, где открыл на своё имя долларовый счёт и покатался на лыжах в горном альпийском курорте. После возвращения он попросил начальника направлять его в такие командировки каждые три месяца, на что Остроухов, учитывая весьма эффективную работу своего нового помощника, охотно дал согласие. Ясенев-Перекуров понимал, что с накоплением первичного капитала и созданием запасного аэродрома ему следует поспешить – до прихода к власти Сталина оставалось уже совсем немного времени, и, значит, эффективному бизнесу скоро должен был наступить конец.
Глава 3. Стрелка.
Прошло примерно полгода с тех пор, как старший сотрудник ОГПУ Пётр Матвеевич Ясенев вошёл, вместе со своими подчинёнными, в группу комиссара Максима Аникеевича Остроухова, получившую, по предложению бывшего российского полковника, неофициальное название спецотряда по борьбе с коррупцией. Ясенев-Перекуров успешно применял свои прежние знания и умения, новое начальство ему благоволило, счёт в швейцарском банке постепенно рос.
В один ненастный осенний день в его кабинете включилась селекторная связь и работников сектора пригласили на общее собрание в актовый зал.
Ясенев впервые увидел команду Остроухова в полном составе. До сих пор он имел дело, кроме самого комиссара, только с несколькими аналитиками, людьми интеллектуального типа. Теперь же, на общий сбор, явились все сотрудники, включая боевиков, которых оказалось около десятка. Некоторые из них проверяли оружие, другие пересчитывали деньги, третьи, похоже, закидывались наркотиками. Большинство из них были чекисту незнакомы, и он с интересом рассматривал синие наколки и бандитские физиономии, вполне достойные помещения в альбом Ломброзо.
Один из боевиков, плосколицый тип с плотно прижатыми к гладко выбритому черепу ушами, запуская в ноздрю порцию кокаина почувствовал на себе пристальный взгляд, повернулся, подмигнул чекисту, и сказал с сильным акцентом:
- По жизни попробовать надо всё, я щетаю. Верно, товарисч?
- Почему-то те, кто так говорит, имеют в виду наркотики и порно, а не изучение квантовой физики,- пробормотал вполголоса бывший полковник, знакомый с моралью про "всё попробовать" из своей прошлой жизни. Вслух же он, не желая раздражать наркомана- уголовника, ограничился вежливо-неразборчивым хеканьем и неопределённым кивком.
Наконец, появился и комиссар с двумя помощниками. Сухим тоном он сообщил собравшимся, что сегодня вечером состоится спецоперация против банды спекулянтов, попросил всех сменить одежду на штатскую, и к семи часам рассосредоточенно прибыть к боковому входу Казанского вокзала. Сама операция, добавил он, будет проводиться на сортировочному участке возле водной цистерны, где бандиты, по сообщению информатора, назначили стрелку своим конкурентам.- Предположительно придёт около пятнадцати человек. Мой вам приказ – ликвидировать всех,- закончил инструктаж комиссар.
На задание Ясенев с Кирбазаевым, получившие для спецоперации пистолеты-пулемёты Томпсона, выдвинулись когда стало уже темнеть. Возле боковых дверей Казанского вокзала их встретил комиссар, которых указывал каждому из прибывавших чекистов его дислокацию – кому-то на крышу товарного вагона, кому-то – на перекрытие ведущих из станции в город переулков.
Вскоре небольшой отряд скрытно занял намеченные позиции и принялся ожидать прибытия обеих конкурирующих банд. "Как только услышите мой свисток – открывайте шквальный огонь",- предупредил всех комиссар.
Уже совсем стемнело, только слабо просвечивала сквозь тучи молодая Луна, когда, наконец, к площадке перед водной цистерной с разных сторон подошли две группы бандитов. От каждой из них отделилось по паре человек – главари с охранниками – которые пошли навстречу друг другу. Однако начать переговоры они не успели. Раздался свисток и на братву с крыш близлежащих товарных вагонов, из окон соседних зданий, из тёмных переулков обрушился свинцовый ливень. Мощные пистолеты-пулемёты Томпсона, которых даже у чекистов было немного и которые выдавались только для спецопераций, наповал разили ошеломлённых гангстеров. Через несколько минут площадка была усеяна изрешеченными пулями телами, лишь несколько бандитов, вопящих от ужаса, попытались убежать в переулок, но там их встретила засада.
Луна совсем скрылась за тучами. На погружённой во тьму небольшой площадке неподвижно лежал, в разных позах, десяток покойников. Чекисты собрались несколько поодаль, возле вагона товарного поезда.
Убедившись, что все бандиты мертвы, а никто из его подчинённых не пострадал, комиссар Остроухов приказал:- Рассосредотачиваемся и выходим к вокзалу. Завтра пишем отчёт, кто где был и что делал. Я ещё немного задержусь. Поторопитесь.
Чекисты начали расходиться. Ясенев, переступив через рельсы, тоже направился было в сторону вокзала, но на полдороге его что-то остановило, возможно профессиональная интуиция, учуявшая некий диссонанс в словах начальника. Он свернул к стоявшему на соседних путях товарному поезду, укрылся за его вагоном и принялся внимательно наблюдать через щель между досками за происходящим на площадке, где только что были расстреляны бандиты.
В смутном лунном свете он увидел как комиссар, осмотревшись по сторонам и словно бы принюхавшись, оттащил один из трупов в укромное местечко, после чего припал ртом к открытой ране и с тихим довольным урчанием принялся жадно сосать свежую кровь.
Тучи снова скрыли Луну и стало совсем темно.
Ошеломлённый Перекуров немного высунулся из-за вагона, пытаясь получше рассмотреть происходящее.
Вампир, которым оказался его начальник, резко вскинул голову и повернулся в его сторону, вглядываясь во тьму.
Перекуров тотчас прянул назад и, пригнувшись, принялся потихоньку пятиться, держась так, чтобы его закрывал вагон. Наткнувшись на другой вагон, он подлез под него, перебрался через рельсы, и, отделённый от водной цистерны теперь уже двумя поездами, со всех ног припустил к вокзалу. Через пять минут он сидел в тёплом помещении буфета, и, чтобы успокоиться, хлестал одну рюмку водки за другой. Он понимал, что случайно оказался свидетелем таких дел, о которых лучше быть в неведении.
На следующий день, сдавая вместе с коллегами отчёт о своих действиях секретарше шефа, он осторожно вглядывался в неё, пытаясь по её настроению уловить, заметил ли его вчера комиссар. Хотя дело происходило в почти полной темноте, но он когда-то читал или слышал, что вампиры способны видеть в ночи как кошки.
Неопределённость в этом вопросе продолжала беспокоить старшего сотрудника ОГПУ все оставшиеся дни недели. К вечеру пятницы он уже почти совсем успокоился и решил, что его подглядывание прошло незамеченным, хотя так и не придумал, что же ему делать с этим новым знанием.
Однако утром в субботу у него дома неожиданно зазвонил телефон, и комиссар предложил "встретиться и поговорить о делах".
Глава 4. Разговор в парке.
Перекуров и Остроухов жили в соседних служебных домах. Когда старший сотрудник ОГПУ спустился вниз по лестнице и вышел на улицу, комиссар уже ждал его возле дверей подъезда.
Перебросившись парой незначительных фраз, они направились в близлежащий парк. По пути им встретился дюжий высоченный мужик в спортивном костюме – Василий, агент транспортного отдела ОГПУ, живший в том же доме, что и комиссар. Ясенев был знаком с ним и они обменялись кивками. По Остроухову Василий лишь скользнул равнодушным взглядом. Коротышка- комиссар что-то недовольно буркнул и зло сверкнул глазами.
В парке они обосновались на скамейке, в тени деревьев, вдали от других гуляющих.
Комиссар достал из роскошного портсигара папиросу, вставил её в мундштук, щёлкнул зажигалкой и затянулся дымом.
- Ты видел,- утверждающим тоном сообщил он.
Старший сотрудник счёл бесполезным отпираться, но и говорить ничего не стал. Выжидающе уставившись на собеседника, он размышлял о том, в какую сторону может повернуться разговор. Ситуация выходила, по меньшей мере, странной и опасной.
Помолчав немного, комиссар сказал, отряхивая пепел с папиросы:
- Да, я принадлежу к семейству вампиров. Так нас называют люди. Нас мало, мы встречаемся редко среди людей. Мы особые, избранные. Люди не понимают нас, в своём большинстве они тупы и невежественны.
Ты показал себя другим. Ты умён, талантлив, отличный аналитик. Хорошо проявил себя и в последнем рейде. Я рад, что ты работаешь в моём отделе. У тебя большие перспективы.
Вампир ещё помолчал, а потом, доверительно нагнувшись к собеседнику, предложил:
- Ты можешь стать совсем своим для нас.
Ясенев-Перекуров облизнул пересохшие губы.
- Как это?- хриплым голосом спросил он.
- Ты можешь присоединиться к нашему сообществу. Семейству вампиров.
Поскольку Ясенев-Перекуров продолжал вопросительно смотреть на него, вурдалак пояснил:
- Один ритуальный укус в шею, и ты станешь нашим.
Старший сотрудник ОГПУ вздрогнул и невольно дёрнулся в сторону.
Его начальник усмехнулся, загасил папиросу и швырнул окурок в урну.
- Превращение человека в вурдалака может произойти только добровольно,- сообщил он.- Все эти россказни в книжках про то, как мы набрасываемся на людей и, искусав их, превращаем в себе подобных – совершеннейшая ерунда. Только сам человек может превратить себя в вурдалака. При помощи других вурдалаков, разумеется.
Перекуров отвёл взгляд от лица вампира, в черных зрачках которого он теперь улавливал красноватые искорки. Сейчас он понял, что имел в виду его знакомый чекист, сказавший об Остроухове: "у него есть что-то в глазах".
Некоторое время старший сотрудник пытался собрать вместе разбегавшиеся мысли, но те как-то не очень хотели складываться во что-то определённое.
- Не всё же время тебе быть простым оперативником,- усилил давление его начальник.- После инициации твой статус сильно повысится. Мне в карьере постоянно помогали наши. Так и ты, если присоединишься к нам, тоже быстро взлетишь.
Перекуров откашлялся.
- Пока я не готов,- сказал он.- Это ответственное решение и над ним надо подумать.
- Думай,- благосклонно разрешил его начальник. Он закурил новую папиросу и продолжил:
- У нас обширные планы. Нас, вурдалаков, долго угнетали, преследовали, мы вынуждены были маскироваться и прятаться. Сейчас тоже мы ещё не можем развернуться в полную силу, открыто пить кровь у людей, готовить из неё гурманские блюда ...
Плешивый коротышка облизнулся.
- Но мы стремимся к этому и обязательно достигнем своей цели. Мы превратим весь народ в покорное стадо своих рабов, которые будут верить всему, что мы говорим, и даже с радостью выполнять всё, что мы прикажем, включая отправку своих детей к нам на пропитание, чтобы мы сосали из них кровь. Или использовать их, чтобы сосать кровь из других. Ах! Нет ничего слаще тёплой, свежей человеческой крови!
Вурдалак снова провёл языком по губам.
- Мы преобразим человеческий материал. Заставим их полюбить нас, вурдалаков, когда мы окончательно выйдем из тени. Мы превратим население этой страны в рабов, но при этом убедим их, что такое положение – лучшее из всех возможных, что служение нам, их хозяевам – высшая радость, которую они могут испытать.
Вурдалак мечтательно зажмурился, словно наслаждаясь описанной им картиной, потом снова открыл глаза и добавил:
- А ещё наши учёные считают, что кровь детей, омолаживает организм, помогает ему избежать старения. Так что мы будем жить очень долго, насыщенной жизнью, а обычные людишки будут просто проходить по ней бесполезными однодневными тенями, не свершая никаких великих и славных деяний.
Вампир стряхнул с папиросы пепел, после чего продолжил:
- У нас много врагов.И внутренних – всех, кто не принимает наши сакральные вурдалачьи ценности, и внешних. Гадит англичанка – неймётся приспешникам лорда Бивербрука. Наши идеалы не понимают бездуховные твари пиндосы. Но у нас славная история, в которой мы черпаем дополнительные силы. У нас есть герои – много таковых пришло в своё время с Ордой. Вот когда нашим было раздолье! Потом в нашей истории было ещё много великих вурдалаков. И сейчас у нас тоже много влиятельных друзей наверху, которые помогают своим.
- В правительстве есть ваши?
- Конечно. Ты постепенно познакомишься со всеми, когда станешь одним из нас. Кроме них, есть и попутчики – полезные идиоты, как их иногда называют.
- А на Западе тоже ваши есть?- помолчав, спросил Ясенев.
- Бездуховный Запад слаб,- ответил собеседник.- Когда-то там было вампиров не меньше чем у нас, но, с течением времени, изнеженные гейропейцы стали вырождаться, а вместе с ними стало слабеть там и наше племя. Да, на Западе ещё встречаются сильные личности, но, в целом, он слаб. Хотя недавно в Германии появился один перспективный человечек, ничуть не хуже наших. Если ему удастся реализовать свой потенциал – мы славно попируем. Он, хоть и людской породы, но стоит близко к нам.
Полуприкрыв глаза, вампир продолжал вдохновенно вещать.
- Мы всех нагнём. Все будут стоять перед нами на коленях и умолять о пощаде. Весь мир станет нашим. Так предначертано судьбой.
"Новый Чингисхан",- тоскливо думал Ясенев, выслушивая откровения своего разошедшегося начальника.- "Захватить весь мир!? Проклятье, почему они никогда не могут остановиться. Ведь наш эффективный бизнес так хорошо пошёл. Ах да, он же вампир, да ещё идейный. Чёрт их всех побери".
Впрочем, внешне бывший российский полковник продолжать сохранять вежливое выражение лица и внимательно слушать собеседника. Однако тот и сам, похоже, понял, что чересчур увлёкся и несколько снизил накал риторики.
- Мы, вурдалаки, в конечном счёте не хотим ничего, кроме уважения,- примиряющим тоном сказал он.- Весь мир должен нас уважать.
Вампир на некоторое время умолк, попыхтел папиросой, потом повторил:
- Да, мы примем все меры, чтобы заставить мир уважать нас.
- И знаете что,- он снова доверительно наклонился к собеседнику.- Я начну со своего соседа. Вот того самого тупого Васи, которого мы сегодня встретили. Он меня совсем не замечает, не уважает. Но я заставлю его уважать меня.
Ясенев припомнил встреченного утром мускулистого бугая из соседнего дома, а Остроухов, тем временем, продолжал бухтеть:
- Рядом живём, он ниже этажом, а ничуть меня не уважает. Ему это даром не пройдёт. Всё, что мы, вампиры, хотим от людей – это только уважение.
* * *
В понедельник старший сотрудник пришёл на работу совсем смурной. Из рук всё валилось и он, забросив недописанный отчёт в ящик стола и отшвырнув авторучку, принялся вполголоса разговаривать сам с собой:
- Я думал, он просто пилит деньги, а оказалось он – реальный вурдалак. Да ещё идейный, так его растак. Диктатура вурдалаков в стране, потом во всём мире. Да ещё психические комплексы. "Меня должны уважать". Тьфу. Не надо было мне с ним связываться.
Последнюю фразу он, забывшись, произнёс вслух, так что сидевший за соседним столом Кирбазаев удивлённо спросил:
- Э, почему, начальник, мы же так хорошо поднялись?
Бывший российский полковник досадливо поморщился, но пояснил:
- Он идейный, и тиран, и по законам тирании окружит себя лизоблюдами и подонками, а когда эта шаткая конструкция рухнет, то она похоронит под собой всех причастных, включая нас. Это во-первых. Во-вторых, мы пришли заниматься эффективным бизнесом, а не покорять Вселенную. Просто хорошо жить, а не выполнять чингисхановы планы, подставляя свои головы под бойню ради покорения вурдалаками мира. Короче, надо валить.
- Непонятно говоришь, начальник,- покачал головой Кирбазаев.
- Ладно, проехали,- махнул рукой Ясенев-Перекуров.- Забудь.
* * *
На следующий день комиссар, предварительно позвонив, снова встретил старшего сотрудника у подъезда и, первым делом, осведомился:.
- Надумал?
- Думаю,- односложно ответил мрачный Перекуров.
- Хорошо, думай. Когда надумаешь – скажешь. Это выгодно тебе, не мне. А я, между прочим, уже начал принуждать своего тупого соседа Васю к уважению.
- Как это?
- Он живёт прямо подо мной, этажом ниже. И вчера вечером я бросил ему сверху на балкон дохлую кошку.
- ??
- Он меня не уважает, я же говорил. А я должен доказать ему величие вурдалаков,- пояснил плешивый кровосос.- Сегодня утром я ещё и вылил ему на балкон помои.- Остроухов подмигнул и хохотнул. - Вася непременно меня зауважает.
* * *
Ещё через два дня, когда комиссар и старший сотрудник по особым поручениям возвращались домой после работы, к ним подошёл хмурый Василий, который, похоже, подстерегал своего соседа.
- Кто нагадил мне на балкон?- исподлобья глядя на Остроухова, мрачно спросил он.
Тот оживился. Подмигивая и подталкивая своего коллегу в бок он принялся объяснить:
- Это, Василий, всем нам гадит англичанка. Лорд Бивербрук и капиталисты Сити устраивают против нас провокации. Пиндосы опять же у них на подхвате. Им нет большего удовольствия, чем облить грязью нас и наши ценности. Только сплотившись и проявляя уважение к своим вождям, наш народ сможет дать им отпор.
Василий, почесав в затылке и окинув недовольным взглядом их обоих, удалился.
Плешивый коротышка- комиссар, трясясь от возбуждения, повернулся к Перекурову.
- Ты видишь, видишь? Вася уже начинает меня уважать!- брызгая слюной затараторил он.- Уже обратил на мня внимание!
Немного успокоившись и передохнув, он пояснил своему подчинённому:
- Англичанка всегда гадит, но мне надо доказать величие вурдалаков, надо втемяшить в пустые головы вот этих вась необходимость проявлять к нам уважение. И заметь, он уже обратил на меня внимание. Скоро даже до его тупой башки дойдёт, что меня надо уважать.
Глава 5. Жест доброй воли.
Ещё через день, когда комиссар и старший сотрудник возвращались с работы домой, из переулка к ним навстречу устремился Василий. Его физиономия была прямо-таки перекошена.
- Ха-ха, похоже, он клюнул. Вчера я прямо у него на глазах обоссал его балкон,- похвастался плешивый коротышка.- А то всё никак до него не доходило. Смотри, сейчас он будет проявлять ко мне уважение.
С такими словами Остроухов приосанился, принял величественную позу, отставил правую ногу и простёр ладонь в сторону направлявшегося к нему бугая – приготовился, что тот будет проявлять к нему уважение – поцелует руку, падёт на колени, или ещё что.
Однако вместо всего этого разъярённый Василий схватил комиссара за горло и начал душить.
Тот выпучил глаза.
- Ты что делаешь, ты как смеешь. ты должен проявить ко мне уважение,- пытаясь оттолкнуть бугая, хрипел изумлённый вурдалак.
Василий, ничего не отвечая, с ожесточённым выражением лица усиливал нажим.
Вурдалак ещё немного потрепыхался и обмяк.
Василий отшвырнул в сторону безжизненное тельце, мрачно глянул на Ясенева и зашагал к себе домой.
* * *
- Что там с нашим главным? Его таки сегодня нигде не видно, а в отделе все смурные ходят. Секретарша вообще мечется как курица, которой отрубили голову,- поинтересовался Митя Фельдцерман.
Ахмед Кирбазаев и Мокей Телятников навострили уши.
- Он бросил на балкон к своему соседу Василию, который жил этажом ниже, дохлую кошку. Потом накидал дохлых лягушек. Потом подкинул змею. Помои каждый день сверху лил,- вздохнув, сообщил Ясенев.
- Зачем?- недоуменно спросил Кирбазаев.
- Хотел, чтобы тот обратил на него внимание,- сказал Ясенев .
- Э?
- Чтобы начал его уважать,- пояснил старший сотрудник особых поручений.- Вчера вообще на его глазах обгадил ему балкон.
- И что?
- Добился своего. Обратил на себя его внимание. А Василий – здоровенный бугай. Встретил его на улице и стал душить.
- Э, начальник, ты же сам говорил, что он великий стратег? У него же были планы покорения всего мира?
- Планы-еропланы. Были да сплыли. Планы были грандиозные, а простой работяга Вася схватил его за горло, да и придушил.
- Насовсем?
- Он немного потрепыхался, а потом сделал жест доброй воли.
Ахмед глубоко задумался над этим образным эвфемизмом, Митя же понял его сразу, поцокал языком и спросил:
- Почему в красном уголке нет фотографии в траурной рамке и венков?
- В отделе кадров сейчас говорят, что такой у нас давно не работает. Когда я к ним зашёл и спросил про Максим Аникеевича, то они ответили, что Остроухов уволился год назад. Правда, поглядывали на меня как-то странно.
- А что же тело?
- А оно исчезло. Лежало и вдруг стало таять, превращаться в туман. Развеялось совсем и даже лужицы на том месте не осталось.
- Ну, чудные дела.
- Не перенёсся ли он, часом, став попаданцем, как и я, в другое время, например, в будущее?- пробормотал вполголоса Ясенев.- Впрочем, мне это без разницы. Вряд ли я вернусь назад.
Кирбазаев услышал непонятные слова и переспросил, но бывший полковник отмахнулся:- Не бери в голову.
Эпилог
Производство стохастических пушек Панчевского продолжалось, и Ясенев по-прежнему получал небольшие откаты с каждой партии поставленных в армию орудий, впрочем значительно уменьшившиеся после исчезновения его начальника. Претендовать на большее он не осмеливался, потому как понимал, что без связей покойного комиссара он никто и звать его никак, и при случае старшие товарищи армейцы его попросту грохнут.
Однажды, после особенно тяжёлого трудового дня он, придя поздно вечером домой, тяпнул наскоро рюмку водки, закусил бутербродом, потом разделся, плюхнулся на кровать и принялся размышлять о своём будущем. Перекуров понимал что его эффективному бизнесу скоро наступит конец. Точные детали и годы репрессий в оборонке и армии он не помнил. Сакральную дату – 37-й год – он, конечно, знал намертво, но незадолго до неё тоже вроде бы что-то такое происходило? Поразмыслив ещё немного, он пришёл к выводу, что сворачивать свои дела и убираться из страны надо до середины тридцатых годов – иначе он может попасть под маховик сталинских репрессий.
Приложение 4. Документальные материалы; исторический контекст.
Часть 5
Пролог
Проснувшись поутру, Перекуров сделал наскоро гимнастику, после чего побрился, умылся, выпил кофе и отбыл на службу. Сегодня у него был запланирован важный разговор с кем-то из центрального аппарата партии – звонивший не уточнил, с кем именно – и встреча эта должна была состояться в недавно образованном при Штабе РККА отделе перспективных вооружений. По всей вероятности, решил чекист, речь пойдёт о новых видах не имеющего аналогов в мире оружия, которое, несмотря на исчезновение его главного куратора от ОГПУ, продолжало интересовать армейское и партийное начальство.
* * *
Отметившись в своём ведомстве, старший сотрудник особых поручений оставил секретарше номер телефона, по которому его можно было бы разыскать в случае надобности, и отправился пешком в не очень далёкий от Лубянки Антипьевский переулок, где обосновался отнесённый к Штабу Красной армии новый отдел.
Пришёл Ясенев-Перекуров слишком рано, неизвестный партиец, вызвавший его на беседу, ещё не дал о себе знать, и чекист, потоптавшись в приёмной, зашёл в зал совещаний, где армейцы оживлённо обсуждали разные виды оружия. Пара офицеров, участвовавших вместе с ним полгода назад в испытаниях снарядов с непредсказуемой траекторией, кивнули ему, но никто больше к Перекурову интереса не проявил. Уяснив принципы создания нового типа вооружений, а особенно его финансовую сторону, военные дальше уверенно стали действовать сами. Сейчас, разбившись на небольшие кучки, они рассматривали выставленные на стендах затейливые макеты и красочные рисунки.
Перекуров переводил взгляд с одного предмета на другой, вслушиваясь в доносившиеся до него реплики. Ближе всего ко входу в зал стояла модель танка с двумя дулами, направленными в противоположные стороны. Большими красными буквами на нём было начертано "ТЗКиМР" – что Перекуров расшифровал как "Троцкий-Зиновьев-Каменев и Мировая Революция". Изготовителем машины значился "Экспериментальный завод имени героя революции Щорса". Под трёхметровой человекоподобной махиной, с виду напоминавшей Железного Вилли из книжек А. Волкова, была подпись: "Боевой робот с паровым приводом. Разработка КБ имени Парижской коммуны". На ватманском листе, прикреплённом к доске неподалёку от робота, была изображена туча зловещего вида летающих насекомых со стального цвета крыльями и трёхгранными жалами. Подпись внизу гласила: "Ударный отряд пчёл патрулирует границу. Проект научно-производственной трудовой артели имени товарища Фрунзе". Стоявший рядом плюгавый человечек, очевидно, представитель артели, взволнованно вещал:
- По сведениям наших газет, в секретных биолабораториях Англии выращивают генетически изменённых боевых гусениц, которые, будучи заброшенными на территорию нашего государства, избирательно уничтожают посевы у бедняков и середняков, оползая стороной кулацкие хозяйства. Мы должны дать отпор проискам империалистов, защитить наше трудовое крестьянство!
Дюжина офицеров окружала стенд с макетом робота и видами боевых пчёл, делая в своих блокнотах зарисовки, и, время от времени, задавая изобретателям вопросы.
- Представляю, что со всеми этими новаторами станется, когда к власти придёт Сталин,- пробормотал вполголоса бывший российский полковник. .
Позади него кто-то негромко кашлянул. Обернувшись, Перекуров увидел безликого человека в штатском, с виду типичного партийного функционера.
- Прошу за мной, товарищ,- сказал безликий. Он направился к выходу из зала, затем к одному из многочисленных кабинетов ведомства. Чекист проследовал за ним.
Из комнаты с табличкой "Зал заседаний" навстречу им потянулась шумно галдящая вереница военных с нашивками комбригов и командармов. Перекуров и его провожатый посторонились, давая им дорогу. Когда последний армеец покинул помещение, порученец кивнул чекисту на дверь, сам же обосновался на стуле возле стены. Перекуров вошёл в зал заседаний. Во главе длинного стола в одиночестве сидел знакомый ему по фотографиям в нынешних газетах – а ещё больше по картинкам в исторических книгах его прошлого времени – секретарь ЦеКа.
- Товарищ Ясенев,- полувопросительно произнёс с лёгким акцентом партиец, и, дождавшись почтительного наклона головы вошедшего, кивнул:- Прошу садиться.
Бывший российский полковник осторожно присел на краешек стула.- "Накаркал",- беспокойно подумал он.- "Неужто уже начинаются репрессии?"
Однако секретарь довольно благожелательно смотрел на чекиста своими жёлтыми глазами и тот постепенно успокоился.
- Мы только что провели совещание с военными командирами насчёт новых типов оружия,- сказал партиец.- Товарищи изложили свои предложения. Мы, в ЦеКа, внимательно изучим их. Однако техника это не всё. Техникой управляют люди.- Он на некоторое время умолк.
- Ничего путного не выйдет, если самой лучшей техникой будут распоряжаться люди старого, отжившего, частнособственнического мировоззрения,- наконец, снова заговорил он.- Мы должны приложить все усилия к тому, чтобы как можно скорее воспитать новый тип человека, сознательно работающего для блага всего общества. Только с помощью таких людей могут быть осуществлены грандиозные планы, которые ставит перед собой наша партия. Пора, наконец, понять, что из всех ценных капиталов, имеющихся в мире, самым ценным и самым решающим капиталом являются люди, кадры.- Секретарь снова умолк, а Ясенев-Перекуров, вспомнив ёмкую фразу из курса истории КПСС, отважился вставить слово:
- Кадры решают всё,- сказал он.
- Именно.- Секретарь ЦеКа одобрительно глянул на сотрудника ГПУ, достал блокнот, сделал в нём какую-то пометку, затем, отложив блокнот в сторону, продолжил:
- В связи с этим Центральный Комитет постановил ускорить развитие человеческого капитала и сделать в этом вопросе упор на техническую сторону дела. Мы намерены поручить решение этой задачи вам, товарищ Ясенев.
- Я весь внимание,- немного хриплым голосом отозвался чекист.
- Сейчас над созданием человека нового типа трудятся писатели и кинорежиссёры. Но это процесс не быстрый, а времени у нас мало. Помощниками людей, во много раз увеличивающими их силы, давно стали механизмы и электричество. Нельзя ли создать техническое устройство, которое воздействовало бы на души людей, пробуждая в них лучшие чувства, стремление служить обществу, и тем самым помогая созданию человека нового типа?- Подавшись вперёд, секретарь выжидающе уставился на собеседника.- В нашем народе таятся неисчислимые таланты.- добавил он.- Мы знаем, что вы немало общались с учёными и инженерами. Может быть, вам доводилось встречать изобретателя, который работает в таком направлении?
Перекуров задумался. Идея поначалу показалась ему фантастичной. Но потом он припомнил передачи российского телевидения в своём прошлом мире и решил, что задача ускоренного создания нового типа человека с помощью технических устройств не такая и утопическая. Больше того, она вполне реальна. Да, кстати, в одном из лагерей – надо будет просмотреть записи, где именно – он уже слышал о чём-то подобном.
Очевидно, мысли бывшего российского полковника как-то отразились на его лице, потому что внимательно наблюдавший за ним секретарь ЦеКа сказал:
- Вижу, товарищ Ясенев, у вас есть задумки на этот счёт.
Чекист кивнул.
- Имеются наметки,- сообщил он.- Я попробую.
- Задания партии, товарищ Ясенев, надо не "пробовать", а безусловно выполнять,- строго, но доброжелательно, с еле заметной лукавинкой в глазах, сказал секретарь ЦеКа.
- Есть, товарищ секретарь,- бодро ответил чекист.- Ваше задание будет безусловно выполнено.
- Вот это по-нашему, по-большевистски.- Секретарь поднялся с кресла и протянул руку, давая понять посетителю, что аудиенция окончена.- Через месяц жду вас с отчётным докладом.
Глава 1. Волшебная флейта.
Уже вернувшись на Лубянку, старший сотрудник по особым поручениям вспомнил имя того изобретателя, мысли о котором крутились в его голове во время встречи с секретарём ЦеКа. Это был Викентий Авксентьевич Заврыкин, безобидный маленький человечек, что-то лопотавший о "пробуждении душевных сил с помощью электромеханических резонаторов". Ему приписали отрицание ведущей роли партии в обществе, дали пять лет, и уже собирались было отправить на Колыму, где он, конечно, сгинул бы, по причине полной неприспособленности к жизни, но Ясенев, во время очередной инспекции, пожалел бедолагу и смягчил ему наказание на высылку из столицы. Сейчас он обитал в Нижнем Новгороде, куда и направил депешу в местное ГПУ чекист, потребовав срочно этапировать означенного Заврыкина в Москву, в распоряжение центрального аппарата.
* * *
Старший сотрудник ОГПУ занимался в своём служебном кабинете текущими делами, когда ему позвонили с проходной.
- Петр Матвеевич, пришёл некий Викентий Заврыкин, уверяет, что его направили к вам, но повестки при себе не имеет,- сообщил дежурный офицер.- Вы вызывали такого?
- Да, это ко мне,- ответил Перекуров.- Пропустите. И дайте ему сразу бумагу на выход, я потом подпишу.
Через пару минут в дверь кабинета старшего сотрудника особых поручений робко постучали.
- Войдите!- крикнул чекист.
Дверь приоткрылась и в комнату осторожно ступил маленький человечек. Перекуров помнил его довольно смутно, но сразу узнал.
- Проходите, не стесняйтесь,- дружелюбным тоном сказал он.- Рад встретиться с вами снова. Присаживайтесь. Надеюсь, вы без проблем добрались до Москвы?
Изобретатель смущённо кивнул и порозовел.- Спасибо вам, товарищ Ясенев,- еле слышно проговорил он.
- Не стоит благодарности, это наша работа,- махнул рукой чекист.- Рад, что ваши затруднения благополучно разрешились.
Изобретатель ещё раз кивнул и прижал руки к груди.
- Я, собственно, вызвал вас, чтобы поговорить об аппарате, про который вы мне рассказывали на нашей последней встрече.- Перекуров глянул в записи.- Электромеханический резонатор, если не ошибаюсь.
Заврыкин оживился, его глаза заблестели.- Совершенно верно, так,- сказал он.- Импульсно-релейный электромеханический резонатор.
- Что он делает?
- Если вкратце, он генерирует электромагнитные колебания, воздействующие на души людей.
- Расскажите подробнее,- попросил Перекуров.- Как он работает, какие конкретно эффекты производит, на каких физических принципах основан.
Изобретатель с некоторым сомнением глянул на рабоче-крестьянскую физиономию чекиста.
- Не беспокойтесь, я постараюсь понять,- улыбнулся тот с превосходством человека XXI века, чьё школьное образование превышало уровень знаний местных академиков.- Впрочем, излагайте попроще,- на всякий случай добавил он.
Заврыкин послушно кивнул.
- Души всех живых существ можно рассматривать как наборы резонаторов, откликающихся на внешние воздействия,- начал он.- Значит, можно попытаться экспериментальным путём подобрать комбинации искусственно производимых гармонических колебаний – разной природы, от звуковых до электромагнитных – которые вызывали бы в душах отклики.
Вдохновившись, изобретатель принялся размахивать руками,стараясь получше донести свои идеи до собеседника.
- Я начал опыты с простыми наборами камертонов, теми, что используются настройщиками музыкальных инструментов. Сначала подбирал сочетания гармоник, которые вызвали бы отклик у кошек и собак. Затем занялся теоретическим расчётом, какие нужны комбинации частот или длин волн, чтобы получился нужный эффект у людей. Потребовалось пять лет напряжённой работы, но, в конце концов, с помощью интегрального и дифференциального исчисления, я нашёл решение. После чего занялся постройкой самого аппарата. Не всегда удавалось отыскать требуемые материалы, особенно подходящие резисторы,- пожаловался он.- Да что там, с электрическими батарейками временами возникали проблемы.
- Но, в конце концов, вы построили, что хотели?
Изобретатель гордо кивнул.
- И что же ваш аппарат делает?- сцепив пальцы, спросил чекист.
- Мой аппарат пробуждает в душах людей их глубинные чувства, которые в нашем народе, конечно же, направлены на благо других, всего общества,- торжественно сообщил изобретатель.
- Гм,- выразил осторожное сомнение бывший российский полковник.
- Теоретические расчёты показывают, что это именно так,- сообщил Заврыкин.
- Теоретические? То есть, на практике вы его не проверяли?
- Только на себе,- извиняющимся тоном сказал изобретатель.- Едва я набрал добровольцев, чтобы сделать контрольную проверку, как меня ... ну это самое ...,- он замялся.
- Понятно,- прервал его чекист.- И как же будут проявляться эти глубинные чувства, которые, как вы утверждаете, активизируются благодаря вашему прибору?
Заврыкин вдохновился снова.
- У каждого по своему. У кого-то это будут выражения задушевных мечтаний, у кого-то – общественно-полезные действия. У творческих людей усилится тяга к работе на благо общества. У школьников, пионеров повысится интерес к науке, стремление подражать великим учёным и инженерам прошлого.
Изобретатель полуприкрыл глаза, его лицо приняло мечтательное выражение
- Представьте себе просторный, светлый Дом Культуры. В него строем входят пионеры, кто с моделью из фанеры, кто с прибором для исследований инопланетной атмосферы. Они начинают путь в прекрасное далёко, где их ждёт работа на общее благо, ради прогресса человечества. Разве это не замечательно?
Бывший российский полковник задумался, побарабанил пальцами по столу, потом спросил.
- Сознательность в людях ваш аппарат тоже усиливает?
- Безусловно,- ответил изобретатель.
- Я имею в виду стремление к выявлению антисоциальных настроений,- уточнил чекист.- К разоблачению мошенников, жуликов, вредителей.
Изобретатель немного замялся, потом кивнул.
- Думаю, что да,- ответил он.- Почему же нет? Пробудившиеся в нашем народе глубинные чувства найдут своё выражение и в такой форме. Несомненно, что все, подвергшиеся облучению резонаторами, станут негативно относиться к антисоциальным проявлениям.
- Так-таки все?- недоверчиво спросил Перекуров.- Вы полагаете, что ваш прибор подействует на каждого человека?
- Увы, есть некоторые, у кого сердце совсем зачерствело, и они не проявят глубинных чувств даже при максимальном воздействии волн моего аппарата,- грустно ответил изобретатель.- Но таких мало.
- Сколько примерно?
- Я прикидывал, процентов пять-десять.
- А как насчёт социальных групп? Есть ли среди них неподверженные воздействию ваших волн?- продолжал допытываться чекист.- Вы изучали этот вопрос?
- Согласно теоретическим выкладкам – подвержены все,- ответил изобретатель.- Мужчины, женщины, рабочие, крестьяне, служащие, партийные, беспартийные, всех возрастов.
- И дети?
- Расчёты показывают, что к воздействию подобранных мною комбинаций частот колебаний электромагнитного поля дети даже чувствительнее взрослых,- сообщил Заврыкин.
- Ну что же, пока информации достаточно.- Перекуров откинулся в кресле.- Теперь надо будет провести испытания вашего аппарата на практике.
Изобретатель смутился.
- Видите ли, у меня был только один экземпляр, и я его едва начал было испытывать, когда меня ...- он замялся,- ... это самое.
- Но сам прибор-то имеется?- спросил чекист.
- В немного повреждённом состоянии,- признался изобретатель.- Я, когда вернулся, сразу же бросился его восстанавливать, но ещё не довёл дело до конца.
- Напишите список всего, что требуется для доработки,- велел Перекуров. Подумал и добавил.- Делайте его в двух вариантах: один для индивидуального воздействия, а второй – для массового.- Он достал из ящика письменного стола чистый лист бумаги и подтолкнул его к Заврыкину.
- Для массового воздействия потребуется параболический отражатель,- сообщил изобретатель, берясь за авторучку.
- Значит, и его запишите тоже.
Заврыкин, склонившись над бумагой, трудолюбиво заскрипел пером. Закончив писать, он протянул довольно длинный список чекисту.
Перекуров бегло просмотрел листок. Ничего необычного в нём не значилось – радиодетали, линзы, соленоиды, провода, разная техническая мелочь. Он нажал кнопку вызова порученца.
- Сколько времени вам понадобится для завершения работы?- спросил чекист.
- Пары недель хватит,- заверил изобретатель.
- Годится,- вынес вердикт Перекуров. Он протянул бумагу вошедшему в комнату Кирбазаеву.
- Ахмед, закупи, что здесь написано,- дал распоряжение подчинённому старший сотрудник.- Оплату проведёшь через наш хозяйственный отдел.
Когда за Кирбазаевым закрылась дверь, чекист снова повернулся к изобретателю.
- Итак, через две недели жду результатов. Нам надо будет произвести контрольные проверки работы вашего прибора.
- Конечно.
- На разных общественных группах. Индивидуально и массово.- Подумав, Перекуров решил уточнить:- На какое расстояние действует ваш прибор?
- Если индивидуально, то на три-пять метров. Достаточно держать его включенным пару минут. Для питания в этом случае хватит и батарейки,- сообщил изобретатель.
- Можно ли его будет при этом поместить в чемодан или портфель?
- Вполне. Через простые материалы радиоволны пройдут практически без потерь. Вот если экранировать металлом, алюминиевой фольгой, например, то действия он не окажет. Волны не проникнут через такую преграду.
- Так, а что нужно в массовом случае? На каком расстоянии будет действовать излучение, если вести его через отражатель?
- По расчётам, порядка сотни метров в радиусе. И тут энергии нужно побольше, так что для питания придётся подключаться к сети. Да, и сам излучатель потребуется разместить на чём-то высоком, типа радиовышки.
- Хорошо. Приступаем к работе,- заключил чекист.- Делайте доводку, а я пока набросаю план испытаний. Вашему прибору и всей этой спецоперации мы дадим название "Волшебная флейта".
Глава 2. Глубинные чувства.
Заврыкин управился с работой за неделю. Перекуров, получив сообщение от изобретателя, что к испытаниям всё готово, оформил в своём ведомстве командировку в небольшой подмосковный городок – проводить массовый эксперимент в столице он счёл слишком рискованным – затем отправил машину с порученцем за прибором и его автором.
В отделении ГПУ подмосковного городка чекист, пользуясь мандатом от секретариата ЦеКа , вытребовал для себя отдельный кабинет и красноармейца в подмогу. Прибор он решил разместить на вершине водопроводной башни, где имелась небольшая, ограждённая перилами, площадка.
За день Перекуров и Заврыкин смонтировали аппарат, установив его излучатель на шарнирах, чтобы он мог вращаться. На ночь чекист велел изобретателю и красноармейцу остаться в башне, в каморке сторожа на нижнем этаже, чтобы ничего не случилось с ценным оборудованием.
Назавтра местные электрики подвели к башне электропитание и к вечеру подготовка прибора к работе была окончательно завершена. Перекуров отпустил порученца и, пока тот спускался по винтовой лестнице на землю, оба экспериментатора присели покурить.
- Ну всё.- Увидев, что красноармеец вышел из дверей водонапорной башни, чекист швырнул окурок за перила и поднялся.- Запускайте кракена.
Изобретатель недоумевающе глянул на него.
Перекуров досадливо отмахнулся.- Включайте свой прибор, Викентий Авксентьевич, я хочу сказать. Вы – автор, вам и честь первому перерезать красную ленточку.
Заврыкин подошёл к аппарату и потянул на себя рубильник.
Большая диодная лампа перед отражателем засветилась слабым голубоватым сиянием, а сам прибор начал издавать тихий писк.
- Поверните вокруг оси,- велел Перекуров, встав сзади.
Заврыкин кивнул и начал медленно вращать установленную на шарнирах конструкцию, в то же время перемещаясь, вместе с Перекуровым, вслед за ней, чтобы не попасть под излучение.
Проделав эту процедуру три раза, изобретатель остановился, затем выключил рубильник и вытер со лба выступивший у него от волнения пот.
- Достаточно,- слегка охрипшим голосом сказал он.- Две-три минуты воздействия должны дать нужный эффект.
* * *
В выделенный для него кабинет чекист пришёл с утра пораньше и занялся предварительной подготовкой отчёта о проведённом эксперименте. Оставалось только дождаться его результатов. Но какими они должны быть? Каким окажется проявление глубинных чувств народа? Объяснения изобретателя на этот счёт были не слишком вразумительными. Время от времени у чекиста мелькала мысль – не является ли всё это дело шарлатанством? Хотя в людях бывший российский полковник спецслужбы разбирался, и интуиция говорила ему, что он находится на правильном пути.
Предаваясь размышлениям, Перекуров встал из-за стола и подошёл к окну. Провинциальный городок выглядел мирным и сонным. На тротуаре лениво клевали зёрна воробьи. На ветке дерева, росшего прямо под окном, неспешно чистила пёрышки синица. По тротуару, огибая лужи недавно прошедшего дождя, шагали редкие прохожие. Время от времени раздавались гудки автомобилей. Со стороны местной школы помчалась наперегонки, размахивая портфелями, стайка пионеров.
- Наверное, перерыв в занятиях,- машинально отметил Перекуров.
Однако школьники, вместо того, чтобы, радуясь долгожданной свободе, разбежаться в разные стороны по своим мальчишечьим-девчоночьим делам, свернули к зданию местного ГПУ и столпились перед приёмной.
Удивлённый Перекуров, продолжавший наблюдать за ними в окно, увидел, как к детворе вышел дежурный сотрудник, задал им какой-то вопрос, те вразнобой что-то ответили, он им что-то сказал, после чего толпа детишек перетекла к крылу здания, в котором располагался кабинет Перекурова и, к изумлению столичного чекиста, выстроилась возле его дверей.
Зазвонил телефон. Перекуров снял трубку.
- Пётр Матвеевич, к вам пионеры, хотят о чём-то поговорить,- послышался голос дежурного офицера.
- Да?- озадаченно откликнулся Перекуров.- Хорошо, сейчас открою.
Он пересёк комнату и отворил дверь. Перед ним стояла, держа в руках какие-то бумажки, дюжина детишек, кто с октябрятскими значками, кто в красных галстуках.
- Что у тебя, малышка?- спросил он ближайшую к нему девчушку с косичками.
- Это ведь вы дядя-чекист из столицы?- пропищала кроха.
Ясенев-Перекуров машинально кивнул.
Девочка протянула ему какую-то свёрнутую в трубочку бумагу.
- У меня сигнал об антиобщественном поведении,- сказала она.
Изумляясь ещё больше, чекист повернулся к соседней школьнице, немного постарше:
- А у тебя что?
- У меня тоже сигнал,- важно кивнула та.
- Хм. Что ж, заходите по одному,- сказал Перекуров.
Дети послушно упорядочились в очередь.
Та, которую чекист спрашивал первой, первой и зашла в его кабинет.
- И о чём же ты хочешь рассказать?- спросил старший сотрудник ОГПУ.
- Папа с мамой не читают советских газет,- малышка с золотистыми волосами, подвязанными розовым бантиком, протянула ему довольно-таки обширный меморандум.
- Ухитрилась же столько накалякать,- проворчал Перекуров.- Поди, и писать-то лишь недавно выучилась.
Первоклассница засмущалась и покраснела.
- Родители запрещают таскать варенье?- дочитав бумагу, поинтересовался Перекуров.
- Как вы догадались?- широко раскрыло глаза ангельское создание.
- Работа такая.- Чекист вздохнул, достал из шкафа папку, положил в неё бумагу, затем порылся в столе, нашёл там коробку леденцов и протянул её сознательной октябрятке.- Иди гуляй,-
сказал он.- Советская власть разберётся.
Закинув в рот конфету и размахивая портфелем с наклейками котиков, малышка убежала.
- У тебя о чём сигнал?- спросил чекист следующую девочку, школьницу постарше, которая протягивала ему листок, исписанный чётким почерком.
- Моя мама, учительница, на уроке истории критиковала действия командарма Тухачевского в войне с белополяками.
Перекуров вначале досадливо поморщился, но, перевернув лист бумаги и глянув на подпись посетительницы, заинтересованно хмыкнул. Эта фамилия встречалась ему в ГПУ-шном списке местной номенклатуры.
- Кто у тебя папа?- спросил он, просмотрев содержание.
- Секретарь райкома,- гордо вскинув голову, сообщила школьница.- Он меня учит всегда быть бдительной и выявлять скрытых врагов Советской власти.
- Да, да, конечно.- Перекуров понял, что не ошибся.- Папа наш человек, советский,- кивнул он.- А мама, похоже, из бывших?
- Она полна буржуазных предрассудков и я с ней постоянно ссорюсь,- возмущённо фыркнула школьница.- Недавно у нас проходила агитационная кампания "Долой стыд!" так она запретила мне идти голой по городу вместе с другими активистками женского движения – сказала, что это "неприлично"!
- Понятно. Спасибо за бдительность и доверие к Советской власти.- Перекуров положил сигнал в другую папку. Учительница его не интересовала, но заполучить материал на секретаря райкома было совсем неплохо.- Следующий!- крикнул он.
* * *
Когда Перекуров уже заканчивал сортировать поступившие к нему от школьников сигналы, в кабинет постучали, и, после отклика "Войдите!", в дверях обозначился заспанный изобретатель.
- Ох, тысяча извинений, Пётр Матвеич, я вчера так утомился и переволновался, что всё на свете проспал. Уже были какие-нибудь проявления глубинных чувств?
Чекист кивнул.
- Какие, у кого?- Заврыкин от нетерпения чуть ли не подпрыгивал.- Ну, не томите же!
- Пионеры проявили активность,- неопределённо ответил чекист.
- Я же говорил!- обрадованно воскликнул изобретатель.- Дети к моим резонаторным волнам намного чувствительнее взрослых! Наверное, они принесли рационализаторские предложения в местный клуб юных техников?
Перекуров молча подтолкнул к нему папку с сигналами.
Изобретатель принялся читать донесения бдительных пионеров и октябрят, время от времени изумлённо хмыкая и бормоча про себя:- Удивительное дело ... Ну надо же ... Хотя ... Молодое поколение всегда занимает активную жизненную позицию ...
- Входят строем пионеры, у кого в руках журнал, у кого написанный вручную обстоятельный сигнал,- произнёс Перекуров.- А вот и взрослые подтянулись,- добавил он, наблюдая в окно как у приёмной местного ГПУ понемногу собирается толпа и уже понимая, куда её перенаправит дежурный офицер.- Викентий Авксентьевич, погуляйте пока, я буду занят, и, похоже, до вечера.- попросил он, глядя, как толпа возле приёмной становится больше и больше.
- Да, да, конечно,- скомканно ответил изобретатель, возвращая папку на стол.
Толпа граждан двинулась в сторону крыла здания, где находился кабинет столичного гостя.
- "Мы сегодня ругаем товарища Сталина. И всё-таки я хочу спросить: кто же написал четыре миллиона доносов?"- пробормотал Перекуров фразу, которую любил приводить их институтский лектор по истории КПСС.
В дверь постучали.
- Что у вас, товарищи?- выйдя на порог, осведомился он у женщины боевого вида, стоявшей впереди всех.
- Это вы столичный чекист?- требовательно спросила та.
- Я,- кивнул Перекуров.
- Считаю своим долгом сообщить, что мой сосед по коммунальной квартире Васька Сукин, когда напьётся, выражается матерными словами в адрес Советской власти. Прошу обеззаразить
общественную среду от означенного хулигана, поскольку его аморальное поведение оказывает разлагающее влияние.
Женщина протянула бумагу чекисту и добавила:
- А жилплощадь его пусть на нас перепишут. Мы пять лет в очереди на улучшение стоим.
- Хорошо, гражданка, разберёмся,- ответил Перекуров, принимая заявление.- Выстройтесь в очередь и заходите по одному,- велел он остальным.
Толпа послушно преобразовалась.
- Так, кто вы, и что у вас?- спросил он следующую посетительницу.
- Артистка местного театра,- с достоинством ответила высокая дама, чем-то напомнившая бывшему российскому полковнику популярную в его прежнем мире артистку, дочь известного кинорежиссёра.- Считаю своим долгом сообщить об антиобщественном поведении нашего художественного руководителя, который во время героического освобождения Красной армией территории Польши от капиталистов и помещиков вёл примиренческую пацифистскую агитацию. Этот национал-предатель в маске и наймит западных империалистов использовал высокое звание работника советской культуры для внушения нашему народу чуждых ему убеждений.- Она протянула чекисту листок.
- Хорошо, разберёмся.- уже несколько утомлённо сказал чекист.- Следующий!
До позднего вечера Перекуров принимал заявления. Заврыкин ещё разок заглянул в его кабинет, бросил взгляд на громадную кучу бумажек на письменном столе, виновато кашлянул и скрылся.
* * *
Сознательные граждане городка, в которых пробудились глубинные чувства, шли в приёмную ГПУ три дня, потом их поток иссяк.
Несколько заявлений пришло из близлежащей деревни – видимо, излучение Заврыкина добралось и туда, превысив теоретически рассчитанный порог дальности его воздействия. Все деревенские сигналы были, впрочем, довольно однотипными. На грубой бумаге школьным почерком было накарябано, как правило, что-то вроде "... единоличник Мишка Косой третью корову завёл ... а евойная Верка не пошла на праздник солидарности трудящих, она смеялась и говорила, что себе скоро шолковой отрез купит ...".
Когда поток сигналов окончательно сошёл на нет, Перекуров занялся сортировкой собранных материалов. Он растасовал полученные документы по темам, потом уложил их в папки, и каждую надписал. В одну группу папок пошли донесения на рядовых граждан – таких было большинство. В другой группе были собраны сообщения, компрометирующие местную номенклатуру. Их было мало, но зато они представляли собой определённую ценность, при надобности монетизируемую или конвертируемую в хозяйственные или политические услуги.
Закончив эту работу, старший сотрудник ОГПУ по особым поручениям потянулся в кресле и удовлетворённо усмехнулся. Эксперимент прошёл успешно, хотя и дал несколько неожиданные результаты. Во всяком случае, ему теперь было что доложить секретарю ЦеКа, а отпущенный для выполнения задания месяц ещё далеко не закончился.
Глава 3. Творческая интеллигенция.
- Викентий Авксентьевич, разместите ваш аппарат в этом портфеле и выведите от него наружу провод с кнопкой.
Чекист снова беседовал с изобретателем на Лубянке. После успешного завершения массового опыта предстояло проверить, как резонаторное излучение действует в индивидуальном порядке и на представителей разных социальных групп.
Заврыкин взял портфель, осмотрел, кивнул, а Перекуров продолжал:
- Аппарат следует хорошо закрепить, а кнопка должна быть рядом с ручкой портфеля, чтобы её можно было незаметно нажимать. Вопросы есть?
Изобретатель отрицательно покачал головой.- Работа несложная,- ответил он.- Завтра можете забрать.
* * *
Первый эксперимент Перекуров решил поставить на творческой интеллигенции. Он позвонил в "Мосфильм" и предложил взявшему трубку заместителю директора собрать группу для съёмок картины о бдительных и сознательных пионерах. Фамилия режиссёра, кандидатуру которого тот назвал, оказалась знакомой Перекурову по его прежнему миру. Она принадлежала целой династии видных деятелей культуры – поэтов, писателей, режиссёров, литературных критиков – в советское время неустанно прославлявших достижения социалистического строительства, а в постсоветское – так же усердно воспевавших капитализм и олигархию.
* * *
Старший сотрудник ОГПУ выбрался из служебной машины, нацепил кепку, чтобы не мокнуть под начавшим накрапывать дождём, и, захватив портфель с аппаратом, зашагал ко входу в здание киностудии. В вестибюле его встретил солидный плотный мужчина.
- Пётр Матвеевич Ясенев?- спросил он.
Чекист кивнул, и тот представился.- Корней Филонтьевич Сказинский, заместитель директора. Мы разговаривали с вами два дня назад по поводу нового фильма. Прошу, пройдёмте в кабинет и обсудим сценарий.
Чекист снял намокшую кожанку, кепку, огляделся в поисках вешалки и, не найдя таковой, обратился к высокому человеку, замершему в почтительной позе неподалёку.
- Возьми-ка, любезнейший.
Тот услужливо наклонившись, обеими руками принял от Перекурова кожанку с кепкой.
Сказинский, показывая дорогу, шёл впереди, Перекуров чуть отставал от него.
- Почему вы отдали ему свою одежду?- полуобернувшись, негромко спросил замдиректора у чекиста.
- Так ведь это же был лакей,- удивлённо ответил тот.- Разве нет?
- Что вы, это режиссёр, с которым я хотел вас познакомить!
- Гм, а физиономия и глаза у него точь-в-точь как у лакея,- пробурчал вполголоса Перекуров.- Только усы немного портят типаж. Я раньше где-то слышал его фамилию,- повысив голос, сказал он.
- Знаменитое и талантливое семейство,- кивнул замдиректора.- Бывшие дворяне. Они ещё при царях работали. Его отец писал детские стихи, потом патриотическую литературу. При Николае II стал цензором и тайным советником. Но после революции он перековался. А за ним перековались и остальные родственники, включая нашего режиссёра.
- Точно перековались?- строгим тоном спросил чекист.
- Не сомневайтесь,- заверил замдиректора.- Наш написал стихи с призывом к детям сообщать в ГПУ об антисоветских настроениях родителей. Потом по его стопам пошли и другие писатели. Но основоположником этого жанра был он.
- Отлично. Как раз то, что мне нужно.
Когда замдиректора киностудии и чекист устроились в креслах, в дверь деликатно постучали, и на пороге кабинета обозначилась уже знакомая Перекурову личность.
- Вашу одежду я отдал для просушки,- подобострастно кланяясь, обратился вошедший к чекисту.
- Это Иван Арсеньевич Высоков, режиссёр,- представил вошедшего замдиректора студии, и, со словами "Присаживайся, Ваня", кивнул ему на свободный стул.
Перекуров подтянул к себе портфель, повернул его так, чтобы излучатель оказался направлен на режиссёра, затем незаметно нажал прикреплённую к ручке кнопку.
- Фильм "Дозорные", постановку которого я хочу с вами обсудить, имеет целью воспитание в наших гражданах с самого раннего детства сознательности и бдительности,- заговорил он.- Его сюжет таков.- Перекуров открыл блокнот со сделанными ранее наметками.- В селе, где недавно организовался колхоз, происходят хищения социалистической собственности. Пионер, ученик местной школы, замечает, что по ночам его родители куда-то исчезают. Он решает за ними проследить и обнаруживает, что те мешками таскают колхозное зерно в свои амбары. Сначала он пытается усовестить их, а потом, когда те, вместо прекращения своей деятельности, начинают ему угрожать, обращается за помощью в комсомольский актив. Расхитители разоблачены и осуждены, сознательный пионер получает именные часы, подписку на газету "Пионерская правда", и путёвку в крымский лагерь "Артек". В конце фильма на экране появляются лозунги: "Бдительность – наше оружие" и "Как ни извиваются враги, им не избежать суровой кары пролетарского правосудия".- Перекуров закрыл блокнот, вернул его в кармашек портфеля и незаметным движением отключил излучатель.- Что скажете?
- Очень актуально,- ответил внимательно слушавший чекиста замдиректора.- Берешься, Иван Арсеньевич? Как раз твой профиль.
Режиссёр, наклонившись вперед, быстро конспектировал слова чекиста, высунув от усердия язык. Услышав вопрос, он вскинулся и ответил:- Конечно, Корней Филонтьевич! До чего глубокая и своевременная концепция. Она произведёт революцию в современном кинематографе!
- Тогда обсудите детали, а я вас оставляю. Нужно срочно оформить выездные документы для поездки в Италию. Иван, через пару дней пришлёшь мне начальный вариант сценария.- С такими словами заместитель директора обменялся прощальным рукопожатием с сотрудником ГПУ, кивнул режиссёру, и покинул помещение.
- Что ж, давайте обсудим детали,- сообщил Перекуров, глянув на часы и решив, что действие излучения уже должно было начать сказываться.- Я дам вам предложения в общей форме, а вы их разработайте профессионально.
- Конечно, товарищ Ясенев,- кинорежиссёр продолжал преданно смотреть на чекиста.
- Итак, во-первых,- Перекуров начал загибать пальцы,- в фильме следует акцентировать тему пролетарского интернационализма. Главные герои, члены комсомольского актива школы – дети разных народов: русские, татары, якуты, происходящие из трудовых семей. Всех их объединяет классовая солидарность и ненависть к эксплуататорам.- Перекурову было очень любопытно как отреагирует на этот пассаж будущий классик, лауреат всех премий советской интернациональной литературы, ставший через некоторое время после перестройки, в соответствии с новым идейно-политическим заказом, горячим пропагандистом патриотизма и почвенничества.
- Ничто не может вызвать у интеллигентного человека большего отвращения, чем пещерный национализм,- прочувствованно ответил кинорежиссёр.
- Партия ставит вопрос так же,- кивнул чекист и продолжил:
- Во-вторых, в фильме нужно будет показать борьбу с религиозным дурманом. Главные злодеи – не просто расхитители колхозного добра, пособники кулачества, но и фанатики, охваченные изуверскими предрассудками, находящиеся под влиянием контрреволюционно настроенного попа.- Он наклонил голову и с интересом всмотрелся в лицо будущего колосса советской, махрово атеистической, литературы, вскоре после перестройки перековавшегося, в согласии с новыми веяниями, в истового приверженца православия.
- Мракобесие ведёт людей в пропасть,- убеждённо заверил кинорежиссёр.- Этот момент надо действительно хорошо осветить.
- И наконец, в-третьих, в фильме должна быть подчёркнута направляющая роль нашей партии.
- Само собой разумеется,- подхватил Высоков.- Мы вставим в фильм кадры кинохроники из выступлений партийных руководителей, а завершим его показом портретов членов Политбюро крупным планом. На первое место среди них я бы поставил товарища Сталина. А вы как считаете, товарищ Ясенев?- Кинорежиссёр Высоков с каким-то непонятным выражением в глазах уставился на чекиста.
- "Так, стоп",- замелькали в голове у Перекурова мысли.-"До победы Сталина на партсъезде ещё полгода. Надо же, какая блестящая у товарища интуиция. Ну да ведь иначе он бы так высоко не взлетел".- Тут бывший российский спецслужбист вгляделся внимательнее в лицо собеседника и чуть не ахнул, увидев в его глазах очень характерное выражение.- "Да он же меня проверяет! Если я сейчас хоть словом поддержу оппозицию, старых соратников Ленина ... Хорош гусь!"
Вслух же сотрудник ОГПУ сказал:
- Полностью с вами согласен, товарищ Высоков. Товарищ Сталин – вождь и учитель мирового пролетариата, и его портрет, конечно же, должен стоять на первом месте.
Произнеся это, он снова пристально вгляделся в лицо режиссёра и уловил в его глазах что-то вроде мелькнувшего тенью разочарования. "Кстати, времени прошло достаточно, надо проверить, сработал ли заврыкинский аппарат",- подумал Перекуров, и спросил:
- А скажите, товарищ Высоков, какая сейчас обстановка в вашем творческом коллективе? Чем дышит, к чему стремится, о чём мечтает передовая советская интеллигенция?
- Всё замечательно, товарищ Ясенев. Руководствуясь указаниями партии, коллектив нашей студии одерживает творческие победы одну за другой. Вот только есть несколько личностей ... Знаете, как говорит народная пословица, "ложка дёгтя портит бочку мёда" ...
- Ну, ну? О ком речь идёт?- поощряюще поинтересовался Перекуров.- Неужели в ряды бойцов нашего идеологического фронта затесались буржуазные перерожденцы?
- Увы, товарищ Ясенев,- со скорбным выражением лица сообщил режиссёр.- Затесались. Два дня назад в нашей студии состоялось расширенное заседание партийного собрания, посвящённое призыву товарища Сталина ускорить темпы коллективизации. И как же повела себя на нём часть сотрудников?
Перекуров вопросительно посмотрел на режиссёра и тот с трагическим надрывом в голосе воскликнул:
- Они молчали! Вы представляете себе, товарищ Ясенев? В момент, когда решаются, по сути, судьбы нашей Родины, когда весь пролетариат, трудовое крестьянство, передовая советская интеллигенция ведут борьбу против кулаков и их пособников – эти люди молчали!
- Я составил списочек, и считаю своим долгом сигнализировать ...- режиссёр открыл портфель, достал оттуда тетрадку, озаглавленную "За Правду", и протянул её чекисту.- Надо избавить нашу советскую культуру от чуждых ей перерожденцев, так сказать, выполоть с её плодородной нивы сорную траву.
Перекуров взял тетрадь, принялся её листать, режиссер же, тем временем, продолжал:
- Трудно поверить, товарищ Ясенев, но эти люди, промолчавшие в то время, когда наша страна напрягает все свои силы в борьбе против мирового империализма и его пособников, возглавляют один из самых престижных и денежных литературных фондов. Они присуждают премии своим единомышленникам, а патриотически настроенных писателей держат в чёрном теле. Нам надо раскрыть истинное лицо этих затаившихся врагов. Может быть, даже надо создать комитет по расследованию антисоветской деятельность в области культуры.
Сотрудник ОГПУ задумчиво кивнул и сделал какую-то пометку в тетрадке.
- Но главное, конечно, литературный фонд, про него не забудьте,- заискивающе глядя в глаза начавшему укладывать бумаги в портфель чекисту, сказал режиссёр.- Его должны возглавлять другие, преданные нашей партии и стране люди, а не эти буржуазные перерожденцы и национал-предатели.
Глава 4. Партийная номенклатура.
- Общее – значит ничьё,- сообщил окончательно захмелевший секретарь райкома партии, глядя на собеседника осоловелыми глазами.- Ик. Нашу нынешнюю экономическую политику надо – ик-ик – подправить.
Застолье по случаю повышения в должности Артёма Викторовича Колозадова, стартовавшее в ресторане "Метрополь" в компании сослуживцев и друзей, продолжилось на его квартире вдвоём с Ясеневым-Перекуровым, шепнувшим своему приятелю, что у него в портфеле лежит бутылка французского коньяка. Доставая ценный артефакт, чекист незаметно включил аппарат Заврыкина, и уже полчаса слушал излияния глубинных чувств партийца, дополнительно простимулированных качественным алкоголем.
- Вот главная причина, почему у нас неэффективная экономика,- возгласил секретарь райкома, опрокидывая в себя очередную рюмку коньяка.- Потому что общее – это ничьё!
- Когда человек ощущает своё, кровное,- продолжал он, сжав что-то невидимое в кулаке и с силой встряхнув его,- он и распоряжается им эффективно. Мы не решим проблем экономики, пока не передадим предприятия в собственность лучшим людям. Которые будут ими распоряжаться. На пользу общества, и не без выгоды для себя, конечно.
- Передать предприятия лучшим людям – это очень верная мысль,- поддакнул Перекуров.- Он наполнил коньяком ещё одну рюмку и протянул её приятелю.- А кому именно?
Партийный секретарь недоуменно устремил на него пьяный взгляд.
- Нам, конечно, кому же ещё?
Он принял рюмку, благодарно кивнул, и добавил:
- Нефть, газ, рудники, заводы, электростанции. Это же колоссальные богатства. Только нужно, чтобы народишко сначала разведал всё, обкопал, обустроил за государственные деньги. Тогда и можно будет их правильно ... ик, ... ик ...- секретарь райкома задумался, подбирая подходящее слово, но алкогольный угар существенно препятствовал ясности мышления.- ... их можно будет
– как бы это выразиться ...
- Приватизировать,- подсказал Перекуров.
- Приватизировать?- партиец покатал новое слово на языке, потом ухмыльнулся.- А что – ёмко, выразительно. Общее – значит ничьё. Приватизированное – значит моё. Передать всё это ... ик ... достойным людям. Которые сумеют им правильно распорядиться ...
... только пусть они сначала нам побольше наработают этого общего- ничейного имущества,- совсем уж косноязычно повторил партийный секретарь. Его голова склонялась всё ниже и ниже к скатерти стола, как вдруг он резко встрепенулся и уставился на собеседника.
- Но очень шустрые ребята в нашем комсомоле. Ох, какие шустрые. Как бы они мне дорогу не перебежали... Мне говорил один, что хочет подняться на нефтянке. Что там громадные бабки и они без толку уходят на всяких голодранцев. А я, говорил он, мог бы торговать со всей Европой. И стать ... он сказал, что мог бы стать – как же это ... управленцем? нет, не то ... бизнесменом? нет, снова не то ... Было какое-то слово, он говорил, что могли бы стать ... ммм ...
- Олигархом?- снова подсказал бывший российский полковник.
- О, точно! Матвеич, ты голова!
Перекуров скромно улыбнулся, про себя, впрочем, подумав, что нетрудно быть "головой", имея, помимо попаданческого послезнания, ещё и отличные оценки в зачётке по курсу истории КПСС.
Голова самого секретаря райкома партии окончательно склонилась к столу, и, клюя носом, он пробормотал, уже почти неразборчиво:- Построю себе виллу на Канарах ... самую длинную в мире яхту ... коллекцию автомобилей соберу ... Лешеньку в Оксфорд ... Машеньку в Кембридж ...,- он уткнулся носом в тарелку и захрапел.
Перекуров подтащил приятеля к дивану, уложил его и кликнул домработницу. Затем тяпнул на дорогу полрюмки коньяка и отбыл к себе домой. Аппарат инженера Заврыкина успешно прошёл ещё одну проверку.
Глава 5. "Не верь, не бойся, не проси".
- Вечер в хату.- Старший сотрудник ОГПУ отодвинул кисейную занавеску, открывшую его взгляду богато сервированный стол, за которым сидел его давний знакомый Семён Корнеевич Мальцев в компании с непонятным хмырем, судя по украшавшим его руки многочисленным татуировкам, бывшим зэком. За прошедших семь лет со времени их первой встречи старый вор в законе заметно сдал, но всё ещё выглядел крепким. Его резиденция по-прежнему располагалась на втором этаже трактира "Разносолье".
- С чем пожаловал, начальник?- Корнеич зыркнул на опасного посетителя из-под кустистых бровей. Зэк же взял с дивана гитару и принялся тренькать, бурча себе под нос что-то из блатного фольклора.
- Через два-три месяца отменят нэп,- сообщил чекист, усаживаясь за дальний от Корнеича конец стола и незаметно включая аппарат Заврыкина.- Нашу деятельность нужно свернуть до этого времени.
- Присылай своего человека, я кликну бухгалтера, подобьём бабки,- безразлично отозвался Мальцев.- Выпьешь за компанию?
Перекуров кивнул, подтянул к себе бутылку коньяка, наполнил рюмку, и, дожидаясь, пока подействуют резонаторные волны, принялся травить байки из жизни советского политического бомонда. Рассказал, как смеялись члены Политбюро, когда разгневанный Троцкий, покидая коварных соратников, проголосовавших против его предложений, безуспешно пытался хлопнуть тяжеленной дверью. Живописал, как рабочие забросали гнилой картошкой Зиновьева во время его выступления на ленинградском заводе. Поведал, какой конфуз случился с Каменевым, когда его племянник, хвативший лишку в ресторане, явился в пьяном виде на заседание Московского горкома, которое вёл его дядя, и стал там буянить. Мальцев слушал его с явной скукой, а бывший зэк вообще не обращал внимания на рассказы чекиста, он всё так же бренчал на гитаре. Прошло пять минут, потом ещё пять. Перекуров, поглядывая на часы, пересказал выступление Сталина с критикой оппозиции, сообщил о дискуссии в партии насчёт индустриализации, изложил планы первой пятилетки – а ни Мальцев, ни зэк так и не начинали выражать свои задушевные мечтания, не заводили речей насчёт общественного блага и вообще не выказывали каких-либо признаков воздействия на них излучения аппарата Заврыкина. В поведении слушателей Перекурова ничего не переменилось – словно их и не облучили только что волнами, активизировавшими глубинные чувства. Разве что зэк, в конце концов, отложил в сторону гитару и принялся тасовать засаленную колоду карт.
Перекуров решил подтолкнуть события. Закончив пересказывать партийные решения насчёт первого пятилетнего плана, он принялся расписывать, какие неисчислимые блага ждут страну и народ от выполнения этих решений.
- Сейчас,- пафосно восклицал он,- в бешеном ритме возводятся Магнитка и Днепрогэс! А впереди – освоение богатств Сибири и Севера, уральской нефти и норильских руд, строительство Кузбасского горно-металлургического комбината! И все богатства, что добываются сейчас трудом рабочих, находятся не в частной, а в общей, в народной собственности! Всё принадлежит народу! Никогда такого не было! В какое замечательное время мы с вами живём, Семён Корнеевич!
Мальцев посмотрел на чекиста и презрительно сплюнул, а со стороны бывшего зэка донеслось насмешливое хрюканье.
Перекуров всё же ещё раз попытался навести матёрых уголовников на мысли об общественно-полезной деятельности:
- А впереди у нас куда более грандиозные планы. Добыча нефти, газа, металлов. Драгоценных камней. И всё это будет общее, народное. Какой богатой станет наша страна! Какое светлое будущее открывается перед нами! Как счастливы советские люди, которым партия и комсомол дали сейчас возможность выбрать достойный жизненный ориентир-
- Знаешь, чем это закончится?- прервал, наконец, его излияния Мальцев.- Как только народец обкопает, обустроит, наработает твоё общее – так оно и перейдёт в собственность партейных. А хозяевами заводов, о которых ты толкуешь, что сейчас строят зэки на севере, станут начальники лагерей.
Перекуров озадаченно умолк, дивясь его проницательности, Мальцев же продолжал:
- На это общее-народное они накупят яхт, дворцов, автомобилей, наймут элитных проституток, отправят детишек учиться за рубеж. Так что чем больше заводов понастроят надрывающие сейчас пупок за талоны да за грамоты лохи, тем богаче потом будут партейные.
- А самой прыткой будет нынешняя комса,- помолчав, прибавил старый вор в законе.- Она уже сейчас на ходу подмётки рвёт.
Со стороны зэка послышалось глумливое хеканье.
Чекист повернулся к нему. Тот ухмыльнулся, показав гнилые остатки зубов, достал не глядя из колоды четырёх тузов и бросил их на стол.
- Не там ведёшь агитацию, начальничек. Мы все эти уроки прошли, когда тебя и на свете не было. Так что у нас уже есть, как ты говоришь, "жизненный ориентир".- Зэк достал из рукава ещё четырёх тузов и присоединил их к предыдущим.- Не верь, не бойся, не проси.
* * *
Неудачная попытка побудить закоренелых рецидивистов задуматься об общественном благе не подорвала веры Перекурова в аппарат Заврыкина. Собственно, изобретатель и сам говорил, что есть некоторый процент людей, не поддающихся воздействию его излучения. Сотрудник ГПУ по особым поручениям продолжал собирать опытные данные, беседуя с представителями различных социальных групп у себя в кабинете на Лубянке, посещая, с неизменным чемоданчиком в руках, те или иные организации. Примерно пятая часть собеседников никак не реагировала на резонаторные волны, зато остальные давали, как правило, интересный материал. По вечерам чекист просеивал и сортировал результаты, раскладывая их по папкам.
Отпущенный на выполнение задания месяц прошёл, потом прошёл ещё один, и два, и три, и четыре, но от секретаря ЦеКа никаких известий не было. Впрочем, Перекуров знал из газет – и из истории своего прошлого мира – что в партии сейчас развернулась напряжённая борьба, точку в которой должен был поставить очередной съезд. Заранее зная победителей на нём, он выступил на партсобрании с осуждением левого уклона, чем заработал сначала настороженные – а через несколько дней, после оглашения резолюций съезда – уважительно-завистливые взгляды опытных партийцев.
Но вот, наконец, в один из декабрьских вечеров, в его кабинете на Лубянке раздался звонок из ЦеКа.
Эпилог
- Ваше задание выполнено, товарищ секретарь,- отрапортовал чекист, встав по стойке смирно перед сидевшим в кресле за письменным столом невысоким человеком в полувоенном кителе.- Инженер Заврыкин построил электромеханический аппарат, излучение которого пробуждает в нашем народе его глубинные чувства.- С такими словами он достал из портфеля продолговатый чёрный цилиндр, заканчивавшийся раструбом с серебристым отражателем.
Секретарь ЦеКа с интересом глянул на прибор.
- Вы его испытали?- спросил он.
Чекист утвердительно кивнул.
- И какие результаты?
По знаку Перекурова, его помощник вкатил в кабинет, одну за другой, несколько тележек, доверху наполненных папками.
Секретарь ЦеКа посмотрел на папки, потом перевёл недоумевающий взгляд на сотрудника ГПУ.
- Это отчёты об испытаниях,- пояснил тот.
Человек в полувоенном кителе поднялся с кресла, подошёл к одной из тележек, взял верхнюю папку, наугад достал из неё бумагу и стал читать вслух:
"Настоящим считают своим долгом довести до сведения вышестоящих инстанций, что мои соседи по коммунальной квартире выгуливают свою собаку в праздничные дни Первомая, когда весь трудовой народ"-
- Что это?- секретарь ЦеКа поднял взгляд на чекиста.
- Доносы,- пояснил тот.
- Доносы?- нахмурился партиец.
- Я хотел сказать, сигналы,- торопливо поправился чекист.- От сознательных граждан нашей страны, в которых аппарат инженера Заврыкина пробудил их глубинные чувства.
Секретарь ЦеКа взял другую бумажку:
"Вся эта организация финансируется из-за рубежа империалистами, врагами нашей страны",- читал он.- "Они только прикидываются, что помогают больным диабетом, а на самом деле таят коварные планы по внедрению в наш народ чуждых ему ценностей"-
Секретарь вернул бумагу на место, прикинул папку на вес, отложил в сторону, задумчиво глянул на остальные папки и нахмурился. Потом подошёл к другой тележке с папками, на которых были надписи: "Правый уклон", "Левый уклон", "Право-левацкий загиб", достал из них несколько листков, вернулся на своё место и углубился в их изучение.
- Откуда такой разброд и шатания в мыслях на десятый год победы нашей партии?- удручённо спросил он, дочитав последний документ.
Перекуров припомнил фразу из институтского лекционного курса по истории партии.
- Полагаю, что по мере развития социалистического строительства классовая борьба будет обостряться, товарищ секретарь,- сказал он.
- Да? Теоретически интересная концепция.- Секретарь ЦеКа сделал пометку в блокноте, затем забрал все "уклонистские" папки, перенёс в свой шкаф, после чего вернулся обратно к тележкам.- А здесь что?- он указал на папки, в заголовках которых значилось "Ответственные партийные и советские работники".
- Аппарат Заврыкина был испытан на нескольких руководящих сотрудниках и зафиксировал их глубинные чувства,- пояснил чекист.- Под воздействием электромагнитных волн они откровенно рассказали о своих мечтаниях.
Секретарь открыл одну из папок и достал оттуда лист бумаги.
"Я перепишу на себя предприятия нефтяной промышленности",- зачитал он,- "договорюсь с западными компаниями и буду поставлять им сырьё ... Куплю виллу на Канарах ... Каждый год буду несколько раз ездить на Мальдивы и в Куршавель ..."- Партиец дочитал документ до конца, перевернул бумагу, посмотрел на имя и фамилию, и недоуменно покачал головой.- Этот человек считается в нашей среде партийной совестью, образцом честности и благородства,- сказал он.- Может, ваш электромеханический аппарат дал сбой?
Ясенев-Перекуров деликатно промолчал. Он мог бы добавить, что то же самое говорил ему старый вор в законе Мальцев, притом лишь исходя из своего жизненного опыта. Но чекист не стал упоминать имя делового компаньона. Вместо этого он сказал:
- Наиболее активно проявляли свои глубинные чувства комсомольские работники.- С такими словами он взял с тележки новую папку и вытащил из неё несколько бумажек. Секретарь ЦеКа принялся их просматривать.
"... я бы занялся приватизацией газового сектора ... на этом можно заработать миллионы фунтов и долларов",- прочитал он и, посмотрев на подпись, задумчиво произнёс.- Это же один из организаторов комсомола. У него в партийной характеристике написано: человек исключительной честности и скромности.
Взял другую бумажку, наискосок просмотрел, зацепился за слова:- "... электростанции в моей частной собственности работали бы куда эффективнее".- Перевернул листок, глянул на фамилию и покачал головой.
- Хороший, скромный молодой человек – все о нём так отзываются.
Прочитав ещё несколько признаний и бегло пролистав другие, секретарь ЦеКа бросил их обратно на тележку и стал ходить по комнате. Наконец, он остановился и повернулся к чекисту.
- А что ви сами полагаете об этом, товарищ Ясенев?- Хотя лицо секретаря ЦеКа уже снова стало, как обычно, непроницаемым, но усилившийся акцент в его речи выдавал волнение.
- Я полагаю ...,- чекист на минуту задумался.- Я полагаю, товарищ секретарь, что воровать миллиардами государственное имущество, а после этого иметь какие-то претензии к расстрельной команде было бы по меньшей мере странно.
Секретарь помолчал. Подошёл к окну, посмотрел на покрытую снегом ёлку. Разжёг потухшую было трубку, снова заходил по комнате. Затем подошёл к креслу и уселся в него, похоже, приняв решение.
- Это хорошо, что они так разговаривают,- сказал он.- Опасен не тот враг, которого мы знаем. Опасен враг скрытый, затаившийся, которого мы не знаем. Так что пускай разговаривают. Пускай разговаривают. Время счетов с ними придёт.
Приложение 5. Документальные материалы; исторический контекст.
Часть 6
Пролог
Успешное завершение операции "Волшебная флейта" принесло Петру Матвеевичу Ясеневу расположение секретаря ЦеКа, оформленное в виде благодарственной грамоты за его личной подписью, которую старший уполномоченный вставил в рамочку и повесил на видном месте в своём кабинете – к большому удивлению и зависти коллег. Подобная бумага имелась далеко не у всякого ответственного работника ОГПУ, даже из числа вступивших в партию большевиков ещё при царском режиме.
Однако каждый день неумолимо приближал жителей Советского Союза, и среди них Ясенева-Перекурова, к тридцать седьмому году – когда, как он хорошо знал из курса истории КПСС, на страну обрушится вал сталинских репрессий, в результате чего в тюрьмах и лагерях погибнет множество кристально честных коммунистов, включая и порядка двадцати тысяч чекистов. При этом от сталинского террора не защитит ни положение в партии, ни самые высокие связи – да что там, даже "железный нарком" Ежов, который, впрочем, пока ещё мирно обретается где-то в глубинных структурах ЦеКа, не подозревая о предстоящем ему стремительном, хотя и недолгом взлёте – Ежов, как и нынешний всесильный глава ОГПУ Ягода, тоже сгорят, словно мотыльки в огненном потоке. На что уж тут мог рассчитывать простой оперативник, пусть и обладатель почётной именной грамоты от секретаря ЦеКа. Достаточно всплыть информации об его участии в эффективном бизнесе на оборонных заказах ... а она непременно всплывёт, как только сталинские палачи начнут допытываться у сановных армейцев об источниках их доходов, на которые были приобретены золотые унитазы, золотые умывальники, золотые люстры и прочий цыганский ампир их дач ... те быстро припомнят и снаряды с непредсказуемой траекторией, и их изобретателя, и чекиста, курировавшего производство стохастически-реактивных пушек ...
Обо всём этом меланхолически размышлял бывший российский полковник, грустно глядя на вытащенную из тайничка тощую пачку долларов. Ясно, что до наступления тысяча девятьсот проклятого года – как именовала это время в России демократическая общественность – надо непременно уехать отсюда. Но на что там жить? Накопление личного стабилизационного фонда продвигалось удручающе медленно. Восемь с половиной тысяч наличными и ещё тысяча на счету в Швейцарии. Смех и слёзы. Это за десять лет непосильного рабского труда на галерах.
Будучи реалистом, Перекуров понимал, что жить на проценты от банковского капитала у него не получится – слишком мал этот капитал. Придётся искать какие-то источники дохода. Но что он может предложить потенциальным работодателям? Теоретические знания из МГИМО, который он закончил? Практические умения в оперативно-розыскной работе и крышевании бизнеса? Первое никому в его новом мире не нужно, а для второго требовалось принадлежать к соответствующим структурам. Неужто придётся опуститься на самое дно? Работать грузчиком или официантом? Бывший полковник подумал о такой перспективе и даже поморщился от отвращения. Нет, нужно найти какое-то другое решение. Организовать своё дело?
Перекуров принялся припоминать известные ему случаи успешного обустройства на Западе российских эмигрантов его времени. В основном это были инженеры и учёные, владевшие некими ноу-хау в передовых технологиях. На ум полковнику пришёл Заврыкин с его аппаратом и он встрепенулся. А ведь, действительно, за такой аппарат акулы капитализма наверняка отвалят кучу бабла. Его можно применять и в полиции, и для разоблачения шпионов, и при приёме сотрудников на работу – да мало ли где ещё! Вот только патентовать этот аппарат или напрямую предлагать его опасно. В своё время Перекуров читал истории о том, как в Америке компании, возглавлявшиеся мошенниками, пользуясь услугами ловких адвокатов, присваивали себе патенты настоящих изобретателей. Он припомнил судьбу талантливого американского инженера Эдвина Армстронга, придумавшего суперегетеродин, частотную модуляцию и многие другие важные для развития радиотехники изобретения. Компания Бенедикта Сарнова мошеннически объявила его главные патенты своими и довела изобретателя судами до полного разорения и самоубийства. Хотя потом права Армстронга были восстановлены, а сам он объявлен "первым радиоинженером Америки" и вписан в "Зал славы" национальных изобретателей, но основной денежный доход от его открытий достался мошенникам. Такие перспективы Перекурова не прельщали, тем более, что отстоять "своё" – то есть заврыкинское – изобретение в американских судах у него было куда меньше шансов, чем у Армстронга. Буде он возымеет глупость его запатентовать. Иностранец, в чужой стране, без влиятельных покровителей и юридической защиты ... Это даже не смешно. Обдерут, как липку.
- Тут надо действовать тоньше,- пробормотал вполголоса Перекуров.- Может быть, связаться с какой-нибудь западной фирмой, работающей в нашей стране? Показать прибор в действии и намекнуть что его можно приобрести за перевод на швейцарский счёт кругленькой суммы? Неплохая идея, хотя и здесь есть подводный камень – предложат немного, а если я откажусь – начнут шантажировать. Ладно, подумаю над этим позже. И ещё надо поискать в наших тюрьмах и лагерях других учёных, у которых есть изобретения, имеющие валютную ценность. Может, даже увезти их потом с собой. Всё лучше для них, чем корпеть в бериевских шарашках, нарабатывая интеллектуальный капитал для нынешних партийных боссов и их будущих внучков- олигархов.
Вдруг бывшему полковнику явственно послышался пронзительный женский визг: "Кому не нравится – валите отсюда!" и за ним другой, ещё пронзительнее: "Валите, валите, воздух чище будет!"
- Фух!- Перекуров помотал головой, прогоняя невесть откуда явившиеся призраки прошлого.- Померещится же такое! Нет, надо завязывать с алкоголем.
Ещё раз обдумав свой план и не найдя в нём особых изъянов, старший уполномоченный немного повеселел, уложил доллары обратно в тайник, прошёл на кухню, засыпал в импортную помолочную машину кофе и включил радиоприёмник. Из динамика послышались звуки фанфар, а затем знакомый голос стал зачитывать доклад о развитии социалистической индустрии. Перекуров высыпал размолотые зёрна в чашку и принялся заваривать кофе, привычно пропуская мимо ушей перечисление трудовых успехов и воспринимая слова оратора просто как успокоительный белый шум. Внезапно его слух зацепился за броскую фразу:
- ... В прошлом у нас не было и не могло быть отечества. Но теперь, когда власть у нас, у народа, – у нас есть отечество и мы будем отстаивать его независимость ...
- Начинается,- с неудовольствием проворчал бывший российский полковник, помешивая кофе.- Похоже, грядёт новая идеологическая кампания.
Призывов "беззаветно (и бесплатно) трудиться", равно как и "защищать созданное народом" он наслушался ещё в своей прошлой жизни, особенно в её первой половине, проведённой в СССР. Потом "созданное народом" досталось кучке олигархов. Новые власти и новые хозяева бывшей социалистической собственности объясняли, что так и надо. Звучали их объяснения не слишком убедительно, но хотя бы призывать бесплатно трудиться они на некоторое время перестали. А для охраны собственности, теперь уже своей, они наняли частные структуры, разумно полагая, что надеяться на бесплатную её защиту согражданами не приходится. Однако позже, когда власть в стране перешла от поклонявшихся одному лишь золотому тельцу демократов к озабоченным судьбами отечества патриотам, призывы "трудиться для блага народа" вновь зазвучали на государственных радио и телеканалах. К тому времени Перекуров уже хорошо понимал, что за такими призывами стоит нежелание властей оплачивать людям их труд, в расчёте передать потом результаты этого бесплатного труда своим клиентам-олигархам. Как то случилось недавно с результатами "труда на благо социалистического отечества". И если масса наивных людей сейчас слушала, развесив уши, про "труд для светлого будущего", то Перекуров, прекрасно понимал, с высот своего попаданческого послезнания, кто в реальности воспользуется плодами этого неоплаченного труда.
Насчёт начала новой идеологической кампании бывший российский полковник оказался прав.
Глава 1. Циркуляр ЦеКа.
На следующий день, явившись на работу, старший уполномоченный обнаружил в коридорах ведомства необычное оживление.
- Что происходит?- зайдя в свой кабинет, осведомился он у порученца, который, как обычно, прибыл на четверть часа раньше.
- Внеочередное партийное собрание,- ответил Кирбазаев.- Пришло постановление ЦеКа. Да вы сами гляньте на доску объявлений, товарищ Ясенев, там написано.
Уполномоченный кивнул, но выяснять подробности не стал. На собрание и так позовут, там всё и станет ясно. Он сел за свой стол, мельком глянул на благодарственную грамоту и углубился в текущие дела. Примерно через полчаса зазвонил его телефон и секретарша начальника отдела, действительно, пригласила его в зал заседаний на закрытое партсобрание.
Из всей группы Ясенева только он и Митя Фельдцерман состояли в партии. Ахмед Кирбазаев и Мокей Телятников всё ещё были кандидатами, а Зиночка Сенникова по-прежнему числилась комсомолкой. В настоящий момент она выполняла ответственное задание в дальней командировке.
Зайдя в зал, старший уполномоченный поймал взгляд Мити и кивнул ему на место рядом с собой. Он не знал, о чём пойдёт речь и рассчитывал, что пронырливый подчинённый, обычно находившийся в курсе последних партийных веяний, в случае надобности даст нужную подсказку.
Впрочем, тематика собрания оказалась довольно рутинной. После того, как члены президиума расселись за покрытым кумачом столом, парторг ведомства Альфред Кронин прошёл к трибуне и объявил:
- Товарищи члены партии, прошу внимания. Получено циркулярное письмо ЦеКа об усилении патриотической работы среди советских граждан, в соответствии с указаниями товарища Сталина.
Он развернул газету "Правда" с фотографией генсека крупным планом на первой странице, показал её аудитории и продолжал:
- В своём недавнем выступлении на встрече с передовиками производства товарищ Сталин сказал, что наша страна имеет всё необходимое для досрочного выполнения и перевыполнения планов пятилетки. У нас есть громадные природные ресурсы: железная руда, уголь, нефть, хлеб, хлопок. У нас есть власть, которая имеет желание и силу двинуть использование этих огромных природных богатств на пользу народа. Наконец, у нас есть едва ли не главное – поддержка власти миллионными массами рабочих и крестьян, есть доверие народа к власти и государству. Нам надо и дальше развивать у наших граждан чувство гордости за свою страну, чувство патриотизма. В царское время у нас не было отечества. Возьмите хотя бы последнюю империалистическую войну. "Какая нам разница, кто будет на троне – Вильгельм или Николай?"- говорили русские мужики, втыкая штыки в землю и отказываясь воевать. Почему? Потому что они не считали государство, в котором жили, своим отечеством – что бы там ни писали в продажных газетёнках царские лакеи и что бы ни проповедовали с амвонов разжиревшие попы. И так было не только у нас. Угнетённые классы, группы населения, поставленные в рабское, бесправное положение в государствах, в которых они жили, не считали эти государства своими отчествами. Разве был для римских рабов Рим отечеством? Разве была отечеством для крепостных крестьян, которых феодалы могли забить плёткой за любую провинность, страна, в которой им пришлось, по воле судьбы, жить? Конечно же нет, что и доказывают восстания Спартака, Пугачёва и бесчисленное множество других. Но теперь, когда власть принадлежит нам, народу, у нас своё отечество есть, как сказал товарищ Сталин.
Перевернув страницу блокнота, парторг продолжал:
- ЦеКа партии принял постановление, опубликованное сегодня в газетах, о необходимости усиления патриотической работы и патриотического воспитания. Если государство принадлежит народу, то его защита является кровным делом всех сознательных граждан. Вот что мы должны показывать и агитацией и на личных примерах. При этом надо различать реальный патриотизм, который может относиться только к государству, выражающему интересы большинства народа, и патриотизм манипулятивный, фальшивый. Идеологи буржуазии, в целях одурачивания народных масс, не прочь пожонглировать словами "родина", "патриотизм". Но проявление патриотизма по отношению к государству, власти которого действуют в интересах узкой группы сверхбогатых капиталистов, абсурдно.
- ЦеКа подчёркивает,- продолжал Кронин, перевернув ещё одну страницу в своём блокноте,- что усиление патриотической работы неотделимо от борьбы с разбазариванием народных средств, с воровством, кумовством, комчванством. В самом деле, товарищи, как мы сможем призывать наших граждан к патриотизму, к защите нашего социалистического отечества, к жертвам во имя светлого будущего, если они будут видеть вокруг себя враньё, взяточничество, мздоимство, бесстыдную роскошь на украденные у народа деньги и тому подобные явления? Это противоречит здравом смыслу.
Бывший российский полковник не видел никакого противоречия в том, чтобы врать, воровать, брать взятки, воздвигать для себя дворцы на украденные у народа деньги и при этом призывать граждан к жертвам или к патриотизму – но, разумеется, предпочёл промолчать. Он даже согласно кивнул головой, как и многие в зале, после этих слов партийного секретаря.
- Итак, прошу высказывать свои предложения по реализации постановления ЦеКа, – сказал в заключение парторг ведомства и вернулся обратно на своё место в президиуме.
После недолгого перешёптывания из зала начали подаваться реплики:
- надо сформировать агитбригаду по пропаганде достижений советской власти и направить её в рабочие кварталы и в сельскую местность-
- устроить в красном уголке стенд с фотографиями наших товарищей, геройски павших в боях Гражданской войны-
- издать брошюру о самоотверженной борьбе чекистов с контрреволюцией-
- и с расхитителями социалистической собственности-
- потребовать от всех сотрудников проявлять скромность в быту-
- пресекать попытки использования чиновниками своего служебного положения для личного обогащения-
- образовать комиссию по проверке уровня патриотизма в газетных публикациях-
Старший уполномоченный поначалу вслушивался в слова коллег, но потом у него появилась одна интересная идея, и он принялся размышлять над ней, воспринимая доносившиеся фразы лишь урывками:
- ... проводить воспитательные беседы ...
- ... это совсем не дело ЧеКа ...
- ... создать группу по контролю за ...
- ... а вот это уже интересно
Пока продолжалось обсуждение, пришедшая на ум Перекурову идея развернулась в целый план. Из своего прошлого мира он помнил, что роскошные дворцы, шикарные автомобили, миллионные счета в зарубежных банках заимели не только олигархи, разграбившие, при помощи "правительства реформ", бывшую "общенародную социалистическую собственность", но и многие чиновники, особенно после того, как власть в стране перешла от интересовавшихся одним только золотым тельцом демократов к озабоченным судьбами родины патриотам. С некоторых пор стало даже трудно найти слугу отечества министерского уровня, который не имел бы дачи в Италии или счёта в Швейцарии. Но и ответственные работники рангом пониже, контролировавшие "хлебные" области, тоже получали неплохие доходы. В особенности те из них, кто имел отношение к финансовым потокам, идущим за рубеж. Почему бы не организовать подобный контроль и здесь? Скажем, создать при ОГПУ комиссию по проверке деятельности финансистов, занимающихся переводами валюты из касс Коминтерна на дело мировой революции. При этом особо присмотреться к тем из них, кто обзавелся недвижимостью на буржуазном Западе, устроил там родственников, и вряд ли намерен возвращаться в социалистическое отечество. И разъяснить их насчёт патриотизма. А кому это делать, как не чекистам? И он, подавший столь замечательную идею, наверняка будет включён в состав проверочной комиссии. Что делать дальше, он хорошо себе представлял.
Набросав мысленно такой план, старший уполномоченный поднялся с места и попросил слова. Из президиума ему благосклонно кивнул Альфред Кронин – подчинённый за минувшие годы хорошо зарекомендовал себя, заслужил уважение коллег, да и именную грамоту от секретаря ЦеКа не каждый имеет – и Ясенев- Перекуров прошёл к трибуне. Дождавшись, пока шум в зале стихнет, он заговорил:
- Товарищи, в постановлении ЦеКа указано, что для дела патриотического воспитания граждан огромное значение имеет борьба с коррупцией. Как справедливо заметил товарищ Кронин, над самыми пылкими призывами к труду во имя светлого будущего или к защите социалистического отечества люди станут только смеяться, если они одновременно будут видеть вокруг себя взяточничество и воровство. Рабоче-крестьянская инспекция, наши органы правопорядка, включая доблестный МУР, борются с такими негативными явлениями. Сознательные советские граждане, видя злоупотребления, сигнализируют о них в органы Советской власти или в газеты. Но есть области экономики, которые, с одной стороны, закрыты для обычных контролирующих организаций, а с другой стороны – могут вызвать соблазн личного обогащения у нестойких, не в достаточной степени сознающих свой революционный долг, сотрудников. Такие потенциально слабые звенья, я считаю, и должны быть взяты под контроль ЧеКа. Для усиления борьбы с коррупцией, согласно указанию товарища Сталина.
Сделав небольшую паузу, чтобы дать слушателями возможность лучше освоиться с его идеей, старший уполномоченный продолжал:
- Возьмём, к примеру, работу финансовой части Коминтерна. На дело мировой революции наше рабоче-крестьянское государство переводит за границу крупные суммы валюты. Однако всегда ли они используются по назначению? Ни милиция, ни Рабкрин, ни, тем более, активисты- общественники не имеют доступа к документам коминтерновской бухгалтерии, и нам здесь приходится полагаться только на добросовестность его сотрудников.
- Там работают заслуженные партийцы, преданные бойцы революции,- послышалась чья-то недовольная реплика из зала.
- Несомненно,- не стал вступать в ненужный спор старший уполномоченный.- Но, помимо ответственных и заслуженных товарищей там на низовых звеньях могут оказаться случайные или нестойкие люди, способные впасть в соблазн и использовать проходящие через них финансовые потоки для личного обогащения. И присмотр за ними, я считаю, является прямой обязанностью нашего ведомства.
- Что вы предлагаете?- снова послышался голос из зала.
- Надо создать из опытных работников ЧеКа комиссию по контролю за расходованием средств, переводимых за рубеж на дело мировой революции,- веско сказал старший уполномоченный.- С командировками на места, с ревизией расходов, с проверкой отчётности бухгалтерии на предмет целевого использования истраченных сумм.
В зале зашептались, а двое членов президиума обменялись многозначительными взглядами. Похоже, опытные чекисты мгновенно оценили перспективность высказанной их коллегой идеи.
Перекуров подметил взгляды и перешёптывания в аудитории, и усмехнулся про себя. Он ещё выдаст этому почти младенческому в отношении эффективного бизнеса, по меркам его прошлого, миру, не одну плодотворную мысль.
* * *
Прошла неделя, потом другая, но старший уполномоченный, к своему удивлению, никаких предложений по вхождению в комиссию для проверки финансовой деятельности Коминтерна не получал, да и вообще насчёт её образования, которое вроде бы было согласовано на прошлом партсобрании, ничего не слышал. С сотрудниками своей группы этот вопрос он не обсуждал, они были по горло заняты другими делами. Ахмед Кирбазаев готовил для отправки в прокуратуру материалы допросов членов недавно арестованной шайки контрабандистов. Мокей Телятников работал над расследованием махинаций с продажами картин старых мастеров из Эрмитажа. Митя Фельдцерман попросил несколько дней отпуска для устройства личных дел, а когда появлялся изредка на работе, то выглядел как кот, объевшийся сметаны.
Наконец старший уполномоченный потерял терпение и решил поинтересоваться судьбой своего предложения у непосредственного начальника.
Альфред Кронин в ответ на вопрос подчинённого одобрительно кивнул.
- Ты молодец, товарищ Ясенев. Твою идею руководство полностью поддержало. Десять дней назад вышел приказ о создании комиссии ОГПУ для проверки финансовой стороны деятельности Коминтерна. Кроме наших сотрудников, в её состав решено было включить представителей наркоматов финансов и иностранных дел. От них могут потребоваться профессиональные консультации.
- Ну да, ну да, это разумно,- пробормотал Ясенев.- А кто из наших вошёл в комиссию? Можно глянуть на приказ?
- Конечно.
Порывшись в папке с надписью "Входящие", Кронин достал официального вида бумагу, со многими подписями и печатями, и протянул её подчинённому.
Старший уполномоченный бегло пробежался по длинному списку, но своего имени в нём не обнаружил. Зато, к своему глубокому изумлению, он увидел в списке имя Мити Фельдцермана.
Вчитавшись в документ внимательнее, Перекуров отметил, что большинство фамилий в нём кажутся ему знакомыми. Поначалу он никак не мог сообразить, где же он их встречал раньше. А потом на него словно сошло озарение – это были фамилии известных личностей из его прошлого мира! Видных бизнесменов, крупных чиновников, редакторов газет и телеканалов, звёзд эстрады. Если закрыть глаза и зачитать этот список вслух, то его можно было бы принять за оглавление справочника "Кто есть кто в постсоветской России".
- Словно и не было сотни лет,- пробормотал вполголоса Ясенев-Перекуров, возвращая бумагу своему начальнику.
Кронин непонимающе глянул на него, положил документ обратно в папку, и сказал:
- В составе комиссии есть твой сотрудник, Митя Фельдцерман. Я знаю, что он принадлежит к семье с хорошими революционными традициями, но всё таки он ещё очень молод. Ты помоги ему советом при случае надобности, товарищ Ясенев. Это тебе будет партийное поручение. Да ведь ты сам и предложил создать такую комиссию, поэтому должен считать себя частично ответственным за её судьбу.
Ясенев-Перекуров машинально кивнул, удивляясь прихотливым дорогам судьбы. Ведь в его прошлом мире доцент Лев Моисеевич Фельдцерман, преподаватель истории КПСС на его курсе – наверняка родич семьи его нынешних знакомцев – был руководителем его курсовой работы по философским взглядам основоположников марксизма. А теперь ему предстоит быть куратором другого Фельцермана, не исключено, что и прадеда будущего доцента.
Вернувшись в свой кабинет и бросив взгляд на сияющую физиономию Мити, он понял, что решать возникшую проблему надо быстро. Потому что когда деятельность комиссии развернётся в полную силу, финансовые перспективы её членов станут очевидны для каждого и тогда добиться включения в её состав ему будет практически невозможно.
Теперь, задним числом, он осознал свою ошибку, досадную, даже странную для специалиста его уровня – глупо было рассчитывать, что профессиональные революционеры вот так запросто допустят обыкновенного чекиста, никакими родственными узами или деловыми обязательствами с ними не связанного, к участию в освоении столь лакомого пирога. Даже с учётом того, что именно он и навёл их на этот пирог. Несмотря на недавние пертурбации в обществе, принципы клановой поруки и взаимоподдержки продолжали действовать во всех областях, особенно относящихся к распределению денежных ресурсов. И они очень слабо зависели от умений, знаний или таланта.
Взять, например, хоть его мимолётного знакомца Ваннермана. Его пустые, бездарные книжки, благодаря родственным связям автора в отделе культуры ЦеКа, не только издавались громадными тиражами, рекламировались в прессе, получали литературные премии, но даже экранизировались и включались в школьные программы. То же было и с аналогичного качества произведениями его родичей более позднего времени, пошедших по писательской части.
Или взять режиссёра Высокова, с которым он столкнулся при изучении, с помощью аппарата Заврыкина, глубинных чувств советской интеллигенции. Недавно он стал орденоносцем и теперь усердно тащил в литературу двух своих племянников, столь же серых и бесталанных, как и он сам. Потом, как вспоминал бывший российский полковник, его многочисленная родня оккупирует значительную часть советского культурного пространства – будут среди них и кинорежиссёры, и литературные критики, и поэты, и певцы социалистического реализма. Потом весь этот клан наследственных паразитов в полном составе плавно перетечёт из советской культуры в российскую, продолжая оставаться на руководящих и направляющих постах, только воспевая теперь уже не Павлика Морозова, дочурку товарища Сталина и социалистической реализм, а белые берёзки, русский патриотизм и святую православную веру.
"Мда",- подвёл итог своим невесёлым размышлениям Перекуров,- "клановый принцип я явно упустил из виду".
Глава 2. Заманчивое, но неподошедшее предложение.
На следующий день, позвонив на службу и сославшись на нездоровье, старший уполномоченный остался дома и принялся обдумывать сложившуюся ситуацию. Комиссия, идею создания которой подал он, была создана, но его самого, так сказать, отца-основателя, в неё не включили. Хотя Ясенев теперь понимал, почему это произошло, но отказываться от борьбы за своё детище он не собирался. Только эту проблему следовало обдумать глубже. И начать её рассмотрение нужно было с загадки включения в комиссию молодого Фельдцермана.
Сам Митя, и по возрасту сосунок, и член партии без году неделя, не мог иметь таких связей в ОГПУ, чтобы сходу получить назначение в столь влиятельную и, несомненно, очень хлебную структуру. Значит, за него кто-то походатайствовал.
Размышляя о том, кем бы мог быть этот благодетель, старший уполномоченный естественным образом остановился на своём давнем знакомом, Льве Самойловиче Фельдцермане, который по прежнему ведал вопросами распределения продовольствия среди трудящихся. Хотя он и не имел непосредственного отношения к ОГПУ, но за прошедшее после революции время вполне мог обзавестись важными знакомствами среди чекистов. Да ведь и сам Ясенев выполнял кое-какие его поручения, вернее, делал совместный с ним бизнес во времена нэпа. Имелся и другой Фельцерман, председатель Ровенской ГубЧека, потом ГПУ, приходившийся Льву Самойловичу двоюродным братом, а Мите, соответственно, троюродным дядюшкой. Однако тот, насколько было известно старшему уполномоченному, всё ещё обретался в провинции и оказать за столь короткое время влияние на назначение своего родича вряд ли мог.
Окончательно остановившись на кандидатуре печального мечтателя об Эпохе Милосердия из наркомата труда, Ясенев решил обратиться к нему. Напомнить о своих давних услугах – хотя бы в "рыбном деле", где чекист помог Льву Самойловичу привести в чувство зазнавшихся смежников – и попросить, пока ещё есть время, протекции для включения в новообразованную комиссию. Потом, когда комиссия развернётся, это будет сделать, как он знал по опыту своего прошлого мира, куда сложнее.
* * *
Лев Самойлович Фельдцерман слушал рассказ своего знакомого об истории появления на свет комиссии по проверке финансовой стороны деятельности Коминтерна очень внимательно, время от времени одобрительно кивая, причмокивая и прищёлкивая языком. Но когда его гость, окончив своё повествование, прямо попросил протекцию для включения в состав означенной комиссии, Лев Самойлович с сомнением глянул на рабоче-крестьянскую физиономию собеседника и покачал головой.
Потом, однако, он задумался, зашевелил губами, словно подсчитывая что-то, бросая иногда на посетителя оценивающие взгляды. Наконец, видимо, придя к определённому выводу, он встал с кресла, прошёл в соседнюю комнату, откуда вернулся с большим альбомом.
- Пётр Матвеевич, скажите пожалуйста, почему такой видный и обстоятельный мужчина как вы, до сих без хозяйки?- спросил он.
Растерявшись от неожиданного поворота темы, старший уполномоченный не нашёл ничего лучшего, чем брякнуть:
- Служение революции отнимает всё время, товарищ.
- Да, да, конечно,- покивал Фельдцерман.- Но ведь от хозяйственных забот всё равно деваться некуда, а хорошая жена могла бы их взять на себя.
- У моего родственника есть племянница,- продолжал он, раскрывая альбом, доставая оттуда фотографию симпатичной девушки и протягивая собеседнику.- Умница, красавица, спортсменка, комсомолка. И ещё прекрасно готовит.
Ясенев неуверенно взял снимок.
- Её родной дядя – старый революционер.- Фельдцерман назвал фамилию, хорошо знакомую Перекурову из учебника по истории КПСС,- он сейчас служит по партийной линии. Высокий пост занимает,- добавил он, значительно поднимая палец.
Перекуров знал это – но знал он, из того же учебника, и что означенный высокопоставленный партиец в годы сталинских репрессий сгинет в каком-то из гулаговских лагерей, а все его родичи отправятся в ссылку как ЧСИРы – "члены семьи изменника Родины".
В своём прошлом мире он даже был мимолётно знаком с этим семейством. Когда он учился в МГИМО то ухаживал за однокурсницей, Лилечкой Фельдцерман, дочерью своего преподавателя и руководителя курсовой работы. Это был просто флирт – парень из рязанской деревни, попавший в суперэлитный институт лишь по комсомольской разнарядке, хорошо понимал, что для утончённой столичной красавицы он никакого интереса не представляет. Но, тем не менее, он регулярно делал ей комплименты и дарил цветы, резонно полагая, что от этого его отношения с преподавателем, её отцом, не ухудшатся. Лилечка охотно принимала от него, как, впрочем, и от других сокурсников, знаки внимания, и время от времени приглашала всех их на вечеринки к себе домой. А иногда они собирались у каких-нибудь её знакомых, среди которых был и сокурсник, носивший фамилию того самого высокого партийного деятеля. Доцент Фельдцерман на одной из лекций рассказал историю их семьи, которая сначала была, как он выразился, "необоснованно репрессирована в годы культа личности", но потом, "во время восстановления социалистической законности и ленинских норм партийной жизни", реабилитирована. Уцелевшие члены семьи вернулись из ссылок в Москву, получили назад конфискованное имущество, включая семикомнатную квартиру на Арбате. Вот в этой квартире бывшего крупного совпартработника однажды и прошла весёлая студенческая вечеринка, в которой участвовал и Федя Перекуров. И теперь, через много лет, он вспомнил древнюю старуху, сидевшую в одиночестве в дальней тёмной комнатке, слушавшую Окуджаву и окинувшую безразличным взглядом любопытного студента, приоткрывшего дверь в её каморку. Возможно, в неё как раз и превратилась через полусотню лет смотревшая сейчас на него с фотографии улыбающаяся красавица, которую Лев Самойлович решил сосватать за перспективного чекиста.
- Её дядя наверняка составит вам протекцию,- уловив колебания своего собеседника,- усилил нажим Фельдцерман.- И другие вопросы по службе, если возникнут, поможет решить.
Ясенев-Перекуров медлил с ответом, понимая, что соглашаться на предложение нельзя, но и сразу отказываться от такой партии мало того, что невежливо, так ещё и подозрительно. Наконец, он нашёл подходящий предлог.
- Сколько ей лет?
- Недавно исполнилось девятнадцать,- сообщил Фельдцерман.
Старший уполномоченный покачал головой и с деланным сожалением вернул фотографию девицы.
- Красавица, прямо хоть в кино снимай. К сожалению, я для неё староват. Не в коня корм. Как говорят у нас на Рязанщине: "всякая лошадь знай своё стойло".
Лев Самойлович погрустнел, но настаивать на своём предложении не стал и положил снимок обратно в альбом.
- На нет и суда нет, Пётр Матвеевич. Вот только лично я ничем не могу помочь в вашем деле. Не мой уровень компетенции.
Перекуров кивнул, однако галочку напротив фамилии своего бывшего делового партнёра в уме поставил.
Глава 3. Поездка в Лондон и её результаты.
После своего назначения в комиссию ОГПУ по проверке финансовой стороны деятельности Коминтерна Митя Фельдцерман стал подолгу пропадать в зарубежных командировках. Из них он привозил разные мелочи для сотрудниц – духи, помаду, конфеты, а коллегам живописал, как продвигается в других странах дело мировой революции. Конкретики, впрочем, он благоразумно избегал, ограничиваясь пересказами сообщений центральной прессы, с некоторыми вкраплениями собственных фантазий.
Перекуров внимательно слушал его повествования, стараясь по мелким деталям понять, какие именно страны посещает его подчинённый. По всему, включая маркировку презентов для женской части коллектива, выходило, что свои командировки Митя проводит, в основном, в Лондоне.
Уяснив это обстоятельство, старший уполномоченный принялся регулярно просматривать центральные английские газеты, разыскивая статьи, в которых упоминалась бы местная деловая активность представителей Советской России. Таковые, изредка, встречались. В одной из них сообщалось о закупке работниками Аркоса большой партии деликатесных продуктов для отправки в Москву. В нескольких заметках говорилось об участившихся случаях приобретения советскими гражданами недвижимости в Лондоне и его пригородах, из чего делался вывод, что экономическое положение в СССР значительно улучшилось, а слухи о недавнем массовом голоде там являются вымыслами или преувеличениями. Особое внимание Перекурова привлекла большая публикация в "Таймс", в которой, похоже, упоминалось имя его подчинённого, хотя оно было переврано и написано как "Фельцер". В статье рассказывалось, что крупная партия шоколадного порошка и какао-бобов, закупленная советскими представителями у одной южно-американской фирмы, по прибытии транзитом в Англию оказалась полностью негодной – тонкие пакеты, в которых хранились нежные продукты, порвались, какао-бобы отсырели, а шоколад из-за жары и высокой влажности растаял и потёк наружу. В результате капитану пришлось отвести от причала, начавшего покрываться шоколадным налётом, свой корабль и несколько дней его чистить. В статье отмечалось, что поскольку груз застрахован не был, то все убытки понесли заказчики.
Решив, что набранного материала для начала достаточно, старший уполномоченный принялся действовать. Сначала он арендовал ящик для корреспонденции в одном из почтовых отделений Москвы. Затем выправил себе недельную командировку в Швейцарию, а по прибытии в Женеву сразу же сел на самолёт, следовавший в Лондон.
В столице Англии он первым делом занялся посещением риэлторских агентств, и уже во втором ему повезло: клерк нашёл в рабочем журнале записи о покупке иностранным гражданином Дмитрием Фельдцерманом в личную собственность дома в Лондоне и дачи в пригороде. За малый прайс клерк сделал выписки из реестра, а в нотариальной конторе по соседству Перекуров заверил несколько копий этих выписок. После чего отправился на почту, положил в конверт пару ничего не значащих бумажек и передал девушкам для отправки в Москву. Когда те проставили лондонский штемпель, он хлопнул себя по лбу, упросил приёмщицу вернуть письмо назад, так как он забыл вложить в него важные материалы. Затем он проделал такой же трюк ещё в одном почтовом отделении. В следующем отделении он арендовал на пару месяцев почтовый ящик и договорился о пересылке приходящих в него писем на свой почтовый ящик в Москве. Оставшуюся часть дня Перекуров решил просто погулять по Лондону. А назавтра он нанял фотографа, сделал снимки митиной лондонской квартиры с видом на Темзу и его дома в пригороде, соседствовавшего с поместьем какого-то графа. По сути, дело можно было уже считать успешно завершённым. Но для полноты картины Перекуров посетил таможню, где за малый прайс получил доступ к накладным на тот самый шоколадный груз, нашёл среди других заказчиков фамилию Фельдцермана, на сей раз написанную правильно, сфотографировал и её, после чего отпустил фотографа, договорившись о срочной проявке и печати снимков. Вернувшись в отель, он поужинал, а потом занялся примерной оценкой, исходя из стоимости недвижимости, капиталов, которыми распоряжался его подчинённый. Даже без учёта доходов от авантюр, подобных шоколадному рейсу, организаторы которого, несомненно, получили хороший откат за закупку списанной или негодной продукции, итоговая сумма впечатляла.
Вернувшись через Женеву в Москву, старший уполномоченный зашёл в почтовое отделение рядом со своим ведомством, показал удостоверение и приказал приёмщице проставить штемпель на одном из его лондонских писем. В него он вложил копии выписок из реестра недвижимости, фотографии лондонского и пригородного домов Мити, и, как вишенку на торт, заметку из "Таймс" об афёре с шоколадным грузом, к которой был приложен снимок накладной.
Оставалось только дождаться клиента, находившегося в очередной зарубежной командировке.
* * *
Через неделю после возвращения старшего уполномоченного в Москву на доске объявлений в его ведомстве появилось сообщение о проведении закрытого партийного собрания, посвящённого выполнению указаний ЦеКа об усилении борьбы с проявлениями личной нескромности в быту партийцами. Докладчиком на нём был заявлен член Центральной контрольной комиссии товарищ Кумранов.
Перекуров шёл в зал заседаний, томимый недобрыми предчувствиями. Митя ещё не вернулся, Ахмед и Мокей ничего существенного поведать о происходившем за время его отсутствия не могли, и ему приходилось только гадать: обычная это проверка, или же какая-то ведомственная интрига? И если интрига – то против кого она направлена? С такими мыслями он занял своё место в аудитории и принялся внимательно слушать доклад ревизора.
Впрочем, поначалу в нём не было ничего особо беспокоящего. Выступавший привёл ряд случаев расширения членами партии своей жилплощади за пределы указанного в постановлениях ЦеКа максимума и осудил такую практику; неодобрительно отозвался о создании спецстоловых для руководящего состава; потребовал запретить работать в одном отделе близким родственникам. Однако когда он перешёл к злоупотреблениям, связанным с командировками за границу, старший уполномоченный насторожился. Сначала ревизор прикопался к поездкам нескольких членов комиссии по делам мировой революции в Ниццу и Дубай. Затем решительно раскритиковал отправку детишек других её членов на учёбу в Оксфорд и Сорбонну, при этом поставив вопрос: откуда их родители берут на это средства? Затем он пригвоздил к позорному столбу сотрудников, бравших с собой в поездки за рубеж секретарш.
Перекуров, уже собравший материал на Митю и готовившийся приступить к заключительной фазе предпринятой им спецоперации, со всё возрастающей тревогой слушал товарища Кумранова, а после того, как ревизор предложил наложить на упомянутых в докладе работников партийные взыскания, за их же деятельностью в коминтерновской комиссии установить партийный контроль и вовсе впал в лёгкую панику. Опасаясь, что весь его многомесячный ювелирный труд пойдёт прахом, он встал с места и воскликнул:
- Товарищ Кумранов, неужели вы хотите, чтобы повторился тридцать седьмой год?!
Эта фраза в его время являлась универсальной отмазкой от любых мошенничеств. Однако по недоуменным взглядам присутствующих Перекуров понял, что в запале ляпнул анахроническую глупость – помянутый год ещё только наступит через несколько лет и пока ещё ничего не значит для жителей СССР.
Досадуя на свою оплошность, старший уполномоченный чертыхнулся, сел на место, но тут его поддержали сразу двое ответственных товарищей, уловивших если не смысл сказанного, то направление его посыла.
Один из них недовольным голосом высказал решительный протест против непроверенных домыслов, а скорее всего, просто поклёпов на заслуженных партийцев, не преминув добавить, что в нынешней сложной международной обстановке такие поклёпы только играют на руку мировой буржуазии, а потому их авторов надлежит разыскать и допросить – по собственной глупости они так поступают, или же по заданиям госдепартамента и разведок растленного Запада?
Выступление второго ответственного товарища было выдержано в более примирительном тоне. Согласившись с ревизором, что указанные в его докладе случаи личной нескромности или нарушения партийной дисциплины должны быть осуждены, а проштрафившимся сотрудникам должны быть объявлены выговоры, он, однако, идею создания комиссии по партийному контролю за комиссией по контролю за финансистами Коминтерна высмеял.
- Скажите, уважаемый товарищ Кумранов,- спросил он, улыбаясь,- а кто будет контролировать комиссию по партийному контролю? Не придётся ли для этого создать ещё одну комиссию? И так до бесконечности?
- Нет,- продолжал он,- проверки, конечно, нужны, но не следует доводить это дело до абсурда. Я думаю, что выскажу общее мнение сотрудников нашего ведомства, если выражу вам лично и всей ЦКК благодарность за проделанную работу и заверю вас, что отмеченные вами ошибки будут непременно учтены и исправлены.
В президиуме одобрительно зашептались, представитель ЦКК, немного подумав, согласно кивнул, и на этом партийное собрание завершилось.
* * *
Старший уполномоченный решил не медлить с завершающим этапом спецоперации и едва только пришло известие о возвращении из командировки Мити Фельдцермана, как он исправил даты штемпелей на письме из Лондона, вложил в него нужные бумаги, пришёл пораньше на работу, и принялся ждать.
Когда сияющий и благоухающий заграничным одеколоном Митя Фельдцерман объявился на своём рабочем месте, его начальник, приняв сосредоточенный и серьёзный вид, отослал Ахмеда и Мокея с поручениями, а перед своим подчинённым положил распечатанный лондонский конверт.
Митя, не подозревая неладного, с любопытством следил за действиями своего шефа.
- В нашу канцелярию только что принесли зарубежное письмо на твоё имя. К счастью, я успел его перехватить до того, как секретарша зарегистрировала, так что о нём пока никто не знает,- хмурясь, сказал ему Перекуров и подтолкнул поближе к Мите конверт на котором корявым почерком было написано на английском языке "Lubyanka. Mitya Feldcerman", и рядом на русском – "Лубянка. Митья Фелдцермен". Как видно, неизвестный отправитель позаботился о том, чтобы письмо наверняка попало к адресату. В качестве обратной связи был указал номер почтового ящика в Лондоне. Затем старший уполномоченный достал из уже вскрытого им конверта копии выписок из реестра недвижимости, фотоснимки, статью "Таймс", а ещё захватанную чьими-то грязными пальцами четвертинку бумажного листа, на которой большими буквами было написано:
Я ПРИНЦЕПИАЛЬНЫЙ БОРЕЦ ЗА ВСЕМИРНУЮ РИВОЛЮЦИЮ
Разглядев документацию на свою лондонскую недвижимость и её фотоснимки, публикацию о шоколадной афёре вместе с копией накладной, где чётко значилась его фамилия, молодой чекист побледнел и стал икать.
Старший уполномоченный ОГПУ успокаивающе положил руку на плечо своего подчинённого и задушевно спросил:
- Митя, скажи мне правду, как член партии члену партии ... что-то из этой мерзкой клеветы соответствует действительности?
Митя Фельдцерман потупился и некоторое время размышлял.
Перекуров решил усилить нажим.
- Если ты сейчас дашь мне честное партийное слово, что всё в этой грязной писульке клевета и подлый навет, то я её сожгу, а отправитель пусть хоть сотню таких бумажек присылает – никакая проверочная комиссия не сможет найти то, чего нет. Ведь нет же?
- Понимаете, товарищ Ясенев,- еле слышно пробормотал Митя, по-прежнему не поднимая взор на собеседника,- в таком деликатном деле, как финансирование мировой революции очень легко неправильно истолковать самые благие побуждения.
Старший уполномоченный задумчиво забарабанил пальцами по столу.
- То есть, было бы лучше поискать какие-нибудь средства, чтобы заткнуть этому негоднику глотку?- спросил он.
Митя оживился, обрадованно посмотрел на начальника и закивал.
Перекуров принялся перебрать бумажки, рассуждая вслух:
- Ишь, из самого Лондона пишет, контра. Столица мировой буржуазии. Где его там найдёшь? забился, небось, в какую-нибудь нору. А если и вычислишь, ликвидировать не получится. Такие хитрые мерзавцы обычно подстраховываются. Оставляют у нотариуса копии своих документов с просьбой отправить их в десяток мест, в случае чего.
Выслушав эти умозаключения, Митя снова погрустнел.
- С другой стороны, он, хоть и подписался как "борец за мировую революцию", но ведь письмо-то отправил тебе, а не начальству. Значит, чего-то от тебя хочет.
Митя погрустнел ещё больше, вполне понимая, чего может от него хотеть неизвестный.
- И свой обратный адрес указал – почтовый ящик,- продолжал рассуждать вслух старший уполномоченный.- Значит принципиальность, о которой он пишет, быстро променяется на фунты стерлингов. Полагаю, придётся дать этому шантажисту отступные,- с ноткой сожаления в голосе заключил чекист.- Иначе новую кляузу напишет, это и к гадалке не ходи. Сколько ты мог бы ему заплатить?
- Сотню фунтов?- с надеждой предположил Митя.
Старший уполномоченный еле заметно поморщился, но кивнул.
- Хорошо. Давай так и напишем. То есть, ты сам и пиши – обратный адрес указан на конверте. И будь осторожнее в дальнейшем. Это мой тебе товарищеский партийный совет.
Митя Фельдцерман часто-часто закивал.
- Да, да, конечно. Большое спасибо вам, товарищ Ясенев.
Дрожащей рукой он быстро начертал на чистом листке несколько строчек и протянул бумагу Перекурову.
Старший уполномоченный небрежно просмотрел текст, вернул бумагу своему подчинённому и распорядился:
- Годится. Сгоняй на почту да и отправь письмо прямо сейчас.
* * *
Через неделю, когда письмо было переслано из Лондона назад в Москву, в почтовый ящик, Перекуров достал из него митино послание, приписал к нему на ломаном русском языке "ни смишите мои тапочки. тысячу фунтов каждый мисяц на вот етот счёт в швейцарии. больше не пиши. в какой месяц денги не придут в тот и пошлю документы кому надо", взял карточку с номером своего швейцарского счёта, положил обе бумаги во второй конверт с лондонским штемпелем, снова исправил на нём дату, снова проставил на местной почте московский штамп и снова явился со свежим сообщением из Лондона к сидевшему все эти дни как на иголках Мите Фельдцерману. Спецоперация завершилась.
* * *
Облегчение бюджета на тысячу фунтов стерлингов в месяц, похоже, не слишком расстроило Митю. Во всяком случае, после улаживания дела с опасным лондонским шантажистом он смотрел на начальника как на ниспосланного самим провидением благодетеля.
А вот Лев Самойлович Фельдцерман, будучи куда опытнее своего юного родича, с некоторых пор стал здороваться при встречах с бывшим деловым партнёром без обычной теплоты, да и в его глазах мелькало что-то непонятное. Но Перекурова это не особо тревожило. Он был уверен, что даже если печальный мечтатель об Эпохе Милосердия и догадается о его истинной роли в этой истории, то, безусловно, поймёт и что уж кто-кто, а товарищ Ясенев наверняка подстраховался на случай неожиданного несчастного с ним происшествия.
Эпилог
- Источник надёжный, до начала репрессий ещё несколько лет, за них накапает достаточно,- удовлетворённо сказал сам себе бывший российский полковник спецслужбы Фёдор Михайлович Перекуров, ныне старший уполномоченный по особым делам ОГПУ Пётр Матвеевич Ясенев, укладывая в тайничок малый благодарственный прайс от Мити Фельдцермана.- Теперь учёные, которых я собирался искать в местах не столь отдалённых, в общем-то, не нужны. Хотя, с другой стороны ... почему бы и нет? лишними не будут.
Усевшись в кресло, старший уполномоченный принялся обдумывать, под каким предлогом он мог бы прошерстить тюрьмы и лагеря на предмет поиска перспективных валютных специалистов.
Приложение 6. Документальные материалы; исторический контекст.
Часть 7
Пролог
Придя на службу, Перекуров обнаружил на своём рабочем столе записку из канцелярии: "Пётр Матвеевич, будьте, пожалуйста, сегодня на месте всю первую половину дня".
Несколько удивившись, старший уполномоченный попытался прикинуть, что бы это могло означать, но, не найдя никакого удовлетворительно ответа, пожал плечами и углубился в текущие дела.
Через пару часов в его кабинете раздался телефонный звонок.
- Слушаю,- сказал Перекуров и весь подобрался, когда звонивший представился.- Прибыть сегодня в ЦеКа в четырнадцать тридцать? Понял. Будет исполнено, товарищ секретарь.
Отправив всех своих сотрудников с разными поручениями чтобы не мешали, чекист принялся размышлять о возможных причинах неожиданного вызова.
То, что секретарь ЦеКа позвонил лично, а не поручил связаться с ним помощнику, с одной стороны можно было считать признаком внимания и уважения. Но, с другой стороны, подобный звонок мог означать дело столь тайное, что секретарь не желал посвящать в него лишних людей. Бывший российский полковник спецслужбы хорошо знал, что осведомлённость о тайнах сильных мира сего – вещь рискованная: с ней можно как взлететь очень высоко, так и упасть очень низко. Впрочем, кто не рискует, тот не пьёт шампанское. Да и выбора у него, собственно говоря, нет.
Подобрав в библиотеке ведомства газеты за последние несколько дней, Перекуров принялся просматривать их, чтобы не попасть в неловкое положение, если речь зайдёт о каких-то важных внутренних или международных делах.
Война в Испании. Зверства гоминьдана. Япония готовит агрессию. На полях страны. Началась подготовка к работе над новой Конституцией. Отправленных ранее в ссылку зиновьевцев вернули для новых допросов насчёт убийства Кирова. Приветственная телеграмма руководителей партии и правительства экипажу Чкалова.
Пробежавшись по заголовкам, а заодно освежив в памяти, что рассказывалось о нынешних событиях в курсе истории КПСС его времени, Перекуров счёл себя достаточно подготовленным к важной встрече.
* * *
Как и в прошлый раз, секретарь ЦеКа начал разговор издалека.
- Сейчас в нашей стране ведётся важная работа, товарищ Ясенев,- заговорил он, попыхивая трубкой.- Готовится новая Конституция, которая должна заменить прежнюю, устаревшую. Конституция есть, можно сказать, основание политической жизни страны. ЦеКа внимательно следит за этой работой. В комиссию по подготовке Конституции поступают многочисленные предложения трудящихся. В центральных газетах ведётся дискуссия по ним. Полагаю, вам всё это известно?
Чекист, успевший утром просмотреть последние номера "Правды", утвердительно кивнул.
- Наша новая Конституция будет во многом отличаться от старой,- продолжал хозяин кабинета.- Она предполагает большую ответственность власти перед народом. Теперь трудящиеся смогут сами оценивать руководителей – соответствуют ли те своим постам? достаточно ли строят жилья и школ? внимательно ли относятся к просьбам? не бюрократы ли? – и одобрять или отвергать их кандидатуры на выборах. Между тем, не секрет, что кое-кто у нас привык работать по старинке, отчитываться только перед начальством, а к нуждам людей, даже самым неотложным, относиться как к чему-то второстепенному.
Секретарь ЦеКа подошёл к громадному сейфу-шкафу, вмонтированному в стену его кабинета, открыл дверцу, достал хорошо знакомый Перекурову предмет – продолговатый черный цилиндр с серебристым отражателем – прибор, созданный инженером Заврыкиным. Сел обратно в кресло и положил аппарат на стол.
Некоторое время он перебирал какие-то бумажки. Потом заговорил снова.
- Нам надо знать, какие настроения бытуют среди рядовых партийцев и руководящего состава в связи с проектом новой Конституции,- сказал он.- Я имею в виду – истинные настроения – а не то, что они говорят с трибун. Вы уже имеете опыт подобной работы, вот почему я хочу поручить это дело вам.
С такими словами он подтолкнул аппарат Заврыкина к чекисту и тот, несколько ошарашенный полученным заданием, машинально его взял.
- Опросите человек двадцать-тридцать с использованием этого прибора,- произнёс секретарь.- Узнайте их мнения насчёт новой Конституции. О результатах доложите мне лично, через месяц. Есть вопросы?
Перекуров немного поразмышлял, потом сказал:
- Я хочу вас предупредить, товарищ секретарь, что электромеханические волны влияют не на всех. По оценке товарища изобретателя, процентов десять населения к ним нечувствительны. А я заметил, когда работал с его прибором, что чем выше стоит человек, тем труднее добраться до его глубинных чувств.
- Знаю,- с досадой ответил секретарь ЦеКа.- В моём окружении этот аппарата вообще почти ни надо кого не подействовал. Только двое членов Политбюро принялись распевать старые революционные песни, а один сплясал гопака. Так что не беспокойтесь, товарищ Ясенев, и делайте всё по мере возможности.
Глава 1. Размышления о Конституции.
Вернувшись домой после получения задания от секретаря ЦеКа, чекист прежде всего занялся чтением центральных газет. Оказалось, в них за последнее время действительно было напечатано немало материалов, связанных с подготовкой новой Конституции. Собственно, он и раньше видел мельком сообщения в прессе об этом, но внимания на них не обращал, поскольку, во-первых, эти дела его напрямую не касались, а во-вторых, в прошлом мире Перекурова, как он хорошо помнил, выражение "сталинская конституция" использовалось только в ироническом смысле. Однако ныне ему предстояло выполнять поручение, связанное с этой конституцией, а потому следовало хотя бы кратко с ней ознакомиться.
Прежде всего он выяснил, что новая конституция сильно отличается от старой, действовавшей в стране с 1924 года, особенно в отношении выборов в официальные органы власти, Советы депутатов трудящихся.
Ранее на выборах в Советы один голос от рабочего засчитывался за четыре голоса от крестьян. Миллионы были лишены избирательных прав – дворяне, предприниматели, священники, царские чиновники, сосланные в ходе коллективизации кулаки, а также их дети.
Теперь все граждане СССР, достигшие 18 лет независимо от пола, возраста, национальности, социального происхождения, вероисповедания, образования, имели право участвовать в выборах депутатов Советов всех уровней.
Ранее выборы были многоступенчатые: делегаты нижестоящих Советов избирали делегатов в вышестоящие Советы.
Теперь Советы всех ступеней должны были избираться напрямую.
Ранее, по прежней конституции, выборы были открытыми.
Теперь, по новой конституции, вводилось тайное голосование.
Всё это было понятно и вопросов не вызывало. Перекуров бегло просматривал редакционные передовицы, письма с мест, отчёты конституционной комиссии. Неожиданно его взгляд зацепился за фразу "выборы депутатов должны быть альтернативными" и он стал читать внимательнее. В заинтересовавшей его статье говорилось, что в округах должны соперничать кандидаты от разных организаций – политических, профсоюзных, кооперативных, писательских, а также от трудовых коллективов – из которых избиратели определят наиболее достойного. Ниже был напечатан примерный образец бюллетеня для голосования, в котором значилось три фамилии кандидатов: первый – от собрания рабочих и служащих завода, второй – от собрания колхозников, третий – от местного райкома партии.
Дочитав до этого пункта, бывший российский полковник спецслужбы крепко задумался. Из своего недолгого опыта участия в выборах в СССР он хорошо запомнил единогласное голосование за безальтернативного кандидата "нерушимого блока коммунистов и беспартийных". В первые постсоветские годы ситуация с выборами сильно запуталась, но потом она более или менее устаканилась и это дело пошло обычным путём.
- Альтернативные выборы ... Соперничество за мандаты ... Конкуренция между кандидатами,- бормотал про себя Перекуров, внимательно изучая газетные статьи. Задание стало вызывать у него профессиональный интерес.
В своём прошлом мире он начинал карьеру с работы в отделе по борьбе с экстремизмом. Ему поручили профилактические беседы с разгневанными родителями, приносившими заявления об изнасиловании своих дочерей-школьниц истосковавшимися по женской ласке трудолюбивыми мигрантами из Средней Азии или горячими парнями с Кавказа. Их нужно было уговорить забрать заявления назад, чтобы не разжигать в стране ксенофобию, не нарушать межнациональный мир, а главное, не портить статистику раскрываемости. И Федор Перекуров объяснял отцам и матерям пострадавших, что правонарушители всё равно давно уехали в свои национальные республики, разыскать их там вряд ли возможно, а уж доказать участие и подавно. С другой стороны, добавлял он, если посетители всё же продолжат настаивать на поиске насильников, то среди граждан может возбудиться межнациональная рознь, экстремизм и ксенофобия, что подпадает под статьи Уголовного кодекса. Молодому лейтенанту с характерно русским лицом и окающим акцентом почти всегда удавалось убедить жалобщиков прислушаться к голосу разума, не раскачивать лодку, не подрывать стабильность, и забрать свои заявления назад.
Руководство отдела было весьма довольно результатами его профилактических бесед с потенциальными правонарушителями, и Федора Перекурова вскоре повысили в звании, а также перевели в считавшийся более важным и престижным сектор противодействия политическому экстремизму. Там-то он и столкнулся впервые с проблемой выборов.
Это было то смутное в юридическом отношении время, когда действие статей Уголовного кодекса, каравших за антисоветскую деятельность – знаменитой 58-й и сменивших её – уже вроде бы закончилось, а действие ставших не менее знаменитыми их аналогов 280-й и 282-й статей ещё не началось, так что в отношении граждан, намеревавшихся нарушать общественное спокойствие путём проведения несанкционированных митингов, неправильных голосований, или, тем более, мыслепреступлений, в распоряжении правоохранителей имелись одни только увещевательные меры.
Однако старший лейтенант Фёдор Михайлович Перекуров блестяще проявил себя и на новом месте. В профилактических беседах с потенциальными правонарушителями из числа взрослых людей, заставших Советскую власть в сознательном возрасте, он ненавязчиво напоминал о процессах против диссидентов, выразительно описывал мрачные условия в тюрьмах и лагерях, пересыпая в то же время свою речь прибаутками и народными пословицами типа "против лома нет приёма", "плетью обуха не перешибёшь" и им подобными. С беспокойной молодёжью дело обстояло сложнее, но и там он умел найти подход к каждому и отвратить от экстремизма. И вскоре в зоне его ответственности процент проголосовавших за партию власти стал самым высоким, а количество незаконных сборищ и мыслепреступлений граждан упало до величины статистической погрешности.
Как проявивший хорошее понимание политической повестки, старший лейтенант Перекуров был досрочно представлен к очередному званию и затребован на ответственную работу в очень хлебную структуру.
С тех пор от дел, связанных с политическим экстремизмом и выборами, он отошёл, но всё же иногда следил за новыми веяниями в этой области, как в России и за её пределами. В частности, он заметил, что в передовых странах силовую борьбу против экстремизма на выборах сменяют инновационные технологии, а именно: голосование по почте "мёртвых душ", вбросы бюллетеней, фальсификация данных в компьютерах избирательных комиссий, а также диффамация кандидатов в мейнстримных медиа.
Однако то было в его прошлом, продвинутом мире. А как собираются решать эту проблему местные власти?
Да, 58-я статья в Уголовном кодексе уже имелась, и она позволяла посадить практически любого неугодного властям кандидата. Да, власти имели фактическую монополию на газеты и радио, и это позволяло практически полностью информационно отсечь от избирателей любого кандидата из тех, кого посадить по каким-либо причинам было нежелательно. Но, при всём этом, на выборах с альтернативными кандидатами народ всё же имел возможность "прокатить" особо зарвавшихся партийных бонз, отлучить их от власти, а значит, лишить кормушки, а то и всего непосильно наворованного.
Что же они предпримут?
Глава 2. Встречи с партийцами.
Для затравки Перекуров планировал пообщаться с двумя-тремя рядовыми сотрудниками из своего ведомства. Однако когда на следующий день после получения задания его пригласил к себе на дачу старый знакомый, второй секретарь райкома партии Артём Викторович Колозадов, он решил не упускать такой благоприятный случай. Когда-то именно с этого партийца он начинал изучение глубинных чувств советской номенклатуры.
Как понял чекист из краткого телефонного разговора, Колозадову было от него что-то нужно, поэтому он не стал особо заморачиваться с презентами, а лишь захватил с собой, чтобы не заявляться в гости с пустыми руками, бутылочку "Хеннесси". Аппарат Заврыкина вместе с магнитофоном лежали у него в портфеле между бумагами, рядом с пузатой ёмкостью. Снаружи, возле ручки портфеля, находились кнопки и регуляторы управления.
Недавнее постановление ЦеКа запретило партийным работникам иметь в своих дачах больше четырёх комнат, поэтому обширное имение, в котором Колозадов принимал своего гостя, было записано на его родственницу.
От дела, заключавшегося в просьбе секретаря найти материал на одного своего сотрудника, оба собеседника плавно перешли к выпивке. Перекуров незаметно включил электромеханический резонатор и магнитофон.
Чокнувшись с хозяином, чекист тяпнул рюмочку коньяка и небрежно произнёс:
- Артём Викторович, что думаешь насчёт новой Конституции?
Секретарь вопрос проигнорировал, но слегка посмурнел.
Незаметно подкрутив регулятор мощности и разлив ещё по рюмке, чекист зашёл к тому же предмету с другого конца:
- Товарищ Сталин это голова. Новую Конституцию придумал. И сколько же в ней интересного! Взять хоть альтернативные выборы ...
На лице высокопоставленного партийца отразилась сложная гамма чувств, по большей части сугубо негативных. Одним махом он опрокинул в себя полную рюмку алкоголя, закусил лимоном, откушал красной рыбки. Постепенно его лицо разгладилось. Похоже, электромеханические волны вместе с качественным коньяком начали оказывать своё воздействие. Колозадов устроился в кресле поудобнее и принялся рассуждать с откровенностью, которая сделала бы ему честь, если бы она не была искусственно вызвана излучением магнитно-релейного генератора.
- Пётр Матвеевич, нам сейчас отданы на кормление целые области, как боярам или воеводам в царское время. Мы отчитываемся только перед начальством, холопы же нас не тревожат. А отчёты – что отчёты? Я пишу в них, что захочу. Потребуют выполнить планы пятилетки на сто десять процентов – я напишу, что они выполнены на сто двадцать. Потребуют построить в каждом районе по две школы – я напишу, что построено три. Кто это проверит? Начальство интересует только одно – чтобы у меня всё было тихо-мирно, народец не бухтел и не возмущался и не вёл контрреволюционной агитации. А с этим делом у меня полный порядок.
- Сколько я наворовал!,- увлечённо продолжал он, блестя глазами и размахивая опустевшей рюмкой.- И сколько ещё смогу наворовать! Ты даже не представляешь, какие возможности для воровства представляет система, при которой я держу ответ только перед начальством, а холопам заткнули глотки.
Перекуров мог бы поспорить с последним утверждением, но воздержался.
- А что будет, когда мы всё это приватизируем!- он мечтательно зажмурился от блистательных перспектив и широко раскинул руки, словно заключая в объятия приватизируемое имущество.
- Новая конституция. Альтернативные выборы,- тихо подсказал чекист и на лице партийного секретаря снова появилась гримаса возмущения.
- Вот и я о том же. Это контрреволюция. Этого допустить нельзя. Если у людишек будет выбор ... и если они ещё начнут писать или хоть говорить о том, как мы живём, сколько мы нахапали – нас сметут. Всех нас просто вычеркнут из этих проклятых бюллетеней. И тогда ...
Партиец снова налил себе полную рюмку и залпом осушил её.
- Тогда мы лишимся власти. А, значит, и кормушек. Мало того,- секретарь даже всхлипнул от жалости к себе,- всё, что мы наворовали, всё, непосильно награбленное, могут конфисковать!
- Нет, нет! Я зубами загрызу того, кто на моё покусится!- перейдя от плаксивого отчаяния к бурному гневу, воскликнул секретарь.- Пришлите скорее десять мотоциклистов с пулемётами и пять аэропланов с ядовитыми газами!
Опасаясь, что клиент может впасть в белую горячку, Перекуров налил из графина в стакан холодной воды, которую секретарь жадно выхлебал. Затем он продолжил, уже спокойным, почти деловым тоном:
- Допускать альтернативных кандидатов на выборы нельзя. Это надо чётко дать понять вышестоящим инстанциям. Иначе наступит катастрофа. Следует принять все необходимые меры для её предотвращения.
- Может, применить танки против бунтовщиков, тех, кто решит проголосовать неправильно?- подсказал Перекуров.
- И танки, и пулемёты, и аэропланы – всё, что угодно,- решительно заявил секретарь.- Лучше предпринять массовые репрессии или даже начать новую гражданскую войну, чем потерять власть и лишиться всего наворованного.
Несколько минут он остановившимся взглядом, без всякого выражения смотрел перед собой, потом медленно произнёс:
- Да, это может быть решением. Трудной, но неизбежной мерой. Массовые репрессии. Заранее составить списки, посадить или расстрелять всех, кто может представлять для нас опасность. Всех потенциальных контрреволюционеров, недобитых буржуа, затаившихся кулаков ...
Что-то душно мне, Матвеич ...,- Колозадов закрыл глаза, обмяк в кресле и захрапел, очевидно, переутомившись от нервного напряжения и чрезмерной работы мысли. Перекуров переместил его тушку на диван, затем выключил заврыкинский аппарат и магнитофон.
Дачу своего знакомца чекист покидал в раздумьях. Пожалуй, определённое представление об истинных мыслях руководящих партийных деятелей насчёт новой Конституции он получил. Но они оказались слишком уж радикальными.
В следующие дни Перекуров, выполняя задание секретаря ЦеКа, почти ежедневно встречался, под тем или иным предлогом, с рядовыми партийцами и с представителями актива. В портфеле у него неизменно находился аппарат Заврыкина и магнитофон. По вечерам чекист переносил на бумагу магнитофонные записи. К концу отведённого ему на работу месяца папка, в которую он складывал протоколы бесед, стала довольно пухлой.
Рядовые члены партии отзывались о новой Конституции, в том числе о предполагавшейся в ней альтернативности выборов и конкуренции кандидатов, в целом, положительно.
Руководящие кадры, побуждаемые к выражению вслух своих подлинных мыслей с помощью электромеханических волн, высказывали, как правило, предложения, очень схожие с теми, которые озвучил Колозадов, нередко даже и повторяли их дословно. Красной нитью через них проходила мысль, что для удержания власти нужно срочно провести превентивные массовые репрессии, не останавливаясь перед возможностью развязывания новой гражданской войны. Иногда кое-кто из опрашиваемых давал слабину и, в ответ на прямой вопрос Перекурова: допустимо ли уничтожать миллионы человек? поначалу колебался. Но когда чекист добавлял: "представьте себе, что возникнет угроза отлучение вас от кормушки и конфискации всего наворованного вами?" – тогда и такие добряки заявляли, что от классовых врагов, покушающихся на добытое непосильным трудом пролетарское достояние, надо защищаться всеми доступными средствами. Некоторые добавляли, что положение об альтернативных кандидатах на выборах является диверсией и провокацией агентов мирового империализма, а потому его сторонников надо выявить и привлечь к революционному суду.
Эпилог
Когда чекист положил на стол пухлую папку с записями проведённых им бесед, секретарь ЦеКа еле заметно поморщился и сказал:
- Товарищ Ясенев, у вас ведь сложилось представление об отношении нашего партийного актива к проекту новой Конституции. Дайте свою краткую оценку.
Старший уполномоченный кивнул.
- Конечно, товарищ секретарь. Только позвольте сначала задать вам вопрос.
Хозяин кабинета нахмурился, но, после короткой заминки, выразил согласие.
- Задавайте свой вопрос, товарищ Ясенев.
- Новая конституция предполагает возможность выдвижения на выборах в Советы нескольких кандидатов от разных организаций, если я верно понял,- осторожно начал бывший российский полковник спецслужбы.
- Да, всё правильно, товарищ.
- Но не воспользуется ли этим наш классовый враг, чтобы пробраться к власти? Не может ли получиться так, что партийного кандидата опередит беспартийный, а то и скрытый противник нашей революции?
- Мы думали об этом, товарищ Ясенев,- ответил секретарь, попыхивая трубкой.- Этот вопрос обсуждался в ЦеКа и мы пришли к выводу, что если даже несколько враждебных элементов и проберутся в органы Советской власти, то большой беды не будет. А вот нам будет хороший урок. И он заставит других руководителей работать лучше. Им придётся строить для трудящихся жильё, школы, больницы, дома культуры; добиваться улучшения продовольственного снабжения; ставить во главу угла своей работы удовлетворение возрастающих с каждым годом потребностей наших граждан.
Помолчав, секретарь добавил:
- Важно, чтобы народ мог отвергнуть негодного начальника. А не оправдавшего доверия, проштрафившегося депутата – снять, отозвать. Не так ли, товарищ Ясенев?
- Я полностью согласен с вами, товарищ секретарь,- сказал чекист.- Но так ли думает основная часть партийных руководителей низового и среднего звена?
Секретарь насторожился.
- Что вы имеете в виду, товарищ Ясенев?
- Люди, оказавшиеся у власти, очень часто используют открывшиеся перед ними возможности для устройства личных дел,- ответил чекист.- К такому положению они привыкают, и отказаться от него им бывает очень трудно. А если за время своего пребывания у власти они ещё и серьёзно нарушали закон, занимались хищениями, воровством народных денег, то потеря прежней власти грозит им разоблачением и наказанием. Начальство, которое находится далеко, такие люди могут обмануть, а то и умаслить богатыми подношениями. Но простых людей, которые находятся рядом с ними, и которых они, собственно говоря,и обворовывали, им обмануть гораздо труднее. Поэтому такие люди станут самым активным образом сопротивляться любым попыткам поставить их деятельность под контроль народа. Им гораздо выгоднее будет продолжать отвечать только перед своим начальством. При царском режиме бояре, которым отдавали на кормление губернии или города, отвечали только перед царём, лакеи этих бояр – перед своими хозяевами, а на простой народ никто из них внимания не обращал. Такое положение всю эту вертикаль власти очень даже устраивало. За свои места кормления эта лакейская компания держалась обеими руками-
- Но мы как раз и хотим сделать так, чтобы подобных бояр, только уже в коммунистическом варианте, не было,- прервал его секретарь.- Для того и задумана система выборов в Советы из нескольких кандидатов.
- Товарищ секретарь, если вкратце, то представители партийного актива, с которыми я имел беседы, эту позицию не разделяют. Ознакомьтесь с наиболее характерными их мнениями.
Чекист открыл папку и достал из неё несколько помеченных красным карандашом бумаг.
Секретарь ЦеКа углубился в чтение. С каждым просмотренным листом его лицо мрачнело всё больше. Прочитав внимательно поданные ему документы, он затем бегло проглядел содержание ещё пары дюжин листов из лежавшей на столе пачки. Затем встал, раскурил погасшую было трубку и принялся расхаживать по комнате.
- Мне кажется, что ваш аппарат дал сбой, товарищ Ясенев,- сказал он, наконец, останавливаясь и поворачиваясь к посетителю.- Конечно, можно было бы ожидать некоторого недовольства у кадров, привыкших, как я уже говорил, работать по старинке. Но что появятся требования,- он взял один лист и принялся зачитывать из него: -"нужны массовые аресты закоренелых классовых врагов", или же, - он взял другой лист: -"надо организовать особые чрезвычайные суды, которые в революционном порядке устранят затаившихся злоумышленников, способных покуситься на рабочую власть" - хозяин кабинета бросил листы на стол.- Неужели так могут рассуждать те, кого мы до сих пор считали настоящими большевиками, преданными членами партии? Не случился ли у вашего аппарата какой-нибудь сбой, товарищ Ясенев? Правильно ли он работал?
- Я уверен,- начал было старший уполномоченный, но секретарь ЦеКа прервал его.
- Нет, нет, выйдите в коридор и подумайте. Хорошо подумайте. Через пять минут вернитесь и скажете мне, что вы решили.
Прикрыв за собой дверь, Перекуров сел на краешек стула в приёмной. Думать тут было особо не над чем.
Спустя некоторое время двери кабинета раскрылись и секретарь пригласил его войти. Похоже, пять минут истекли.
Старший уполномоченный вздохнул и двинулся обратно.
- Подумали, товарищ Ясенев?
- Подумал,- кивнул тот.
- Хорошо подумали?
- Хорошо подумал, товарищ секретарь,- снова кивнул чекист.
- И какой же будет ваш ответ?
- Я уверен, что ошибок не было. Аппарат работал нормально.
Секретарь ЦеКа тяжело посмотрел на него.
- Я знаю, что в нашей партии есть примазавшиеся к ней ради власти и денег мерзавцы.- Он кивнул на приоткрытый громадный сейф-шкаф, на полках которого виднелось множество толстых папок.- Но что столько руководящих кадров, вместо того, чтобы добросовестно выполнять свой долг, делами доказывать народу свою пользу, будут требовать сажать, расстреливать, уничтожить конкурентов ... такого я не предполагал. По сути, то, на чём они настаивают, есть настоящее безумие.
- Страх лишиться привычной власти и обеспеченной кормушки может лишать людей разума,- заметил чекист.
Секретарь кивнул и сел обратно за свой стол.
- Против партийного актива ЦеКа пойти не может,- сказал он, задумчиво глядя на ворох бумаг перед собой.- Если мы пойдём против партийного актива, нас сметут.
Секретарь вернулся к чтению бумаг. Его лицо стало бесстрастным, не выражающим никаких чувств. На нём была только вежливая формальная улыбка.
- Спасибо, товарищ Ясенев,- сказал он, дочитав, наконец, последний лист.- Ваши отчёты нам очень помогли. Теперь нам известны настроения партийных масс.
Не зная, что ответить, чекист только молча кивнул.
Человек с жёлтыми глазами и курительной трубкой в зубах снова обратился к бумагам, но уже не читая, а сортируя их, укладывая в разные папки. Затем, словно вспомнив о присутствии в его комнате постороннего, он поднял голову и довольно холодно произнёс:
- Ви свободны, товарищ Ясенев.
Тихо закрывая за собой дверь кремлёвского кабинета, старший уполномоченный услышал произнесённые вполголоса слова секретаря ЦеКа:
- Каста проклятая. Убрали царских кровопийц – народились новые. Уберём и этих.
Приложение 7. Документальные материалы; исторический контекст.
Часть 8
Пролог
В детстве Федя Перекуров не сомневался в реальности окружающего мира. Собственно, даже вопрос такой был бы ему непонятен. Всё вокруг него было устойчивым и надёжным. Ежедневно утром на востоке восходило Солнце, а если его не было видно, так это потому, что его закрывали тучи. Весной таял снег, из-под него появлялась и начинала зеленеть трава. Летом спели сладкие плоды. Осенью желтели и опадали листья. Потом приходила зима.
Надёжными, устойчивыми были и вещи. Умывальник ежедневно обнаруживался на своём месте, а не оборачивался пылесосом. Вода в чайнике всегда закипала на огне, а не превращалась, время от времени, в лёд.
Люди вокруг него тоже сохраняли солидность и надёжность. Родители каждый день работали в колхозе, а по вечерам, когда он готовил уроки, трудились на своём приусадебном участке. Сосед дядя Петя, правда, перешёл из счетоводов в шоферы, но такие изменения не выходили за пределы привычного устойчивого мира. То есть люди, хотя и менялись, но понятным образом, по законам, а не превращались вдруг, ни с того ни с сего, в медведей или волков. Последнее случалось только в сказках. И хотя сказки он в детстве любил, но уже тогда мог отличать их от реальности. Да и все другие дети тоже могли отличать. Кроме пары мечтателей, которые и в школе продолжали думать, что в лесу можно встретить говорящего медведя, лягушка на озере может обернуться принцессой, а найденная у дороги спичка окажется волшебной и переломав её исполнится загаданное желание.
Со временем Федя Перекуров узнал, что люди могут говорить одно, а думать другое. Ради каких-то вкусностей, или красивых одёжек, или монеток, на которые всё это можно поменять. Но это открытие, которое раньше или позже делали все дети, внесло у него, как и у других, лишь небольшие коррективы в картину мира. Окружающие вещи, люди, законы природы продолжали оставаться реальными и устойчивыми, просто правила их поведения немного усложнились.
После окончания школы победитель математических олимпиад, обладатель золотой медали Фёдор Перекуров поступил по комсомольской путёвке в престижный столичный вуз. И вскоре у него возникли первые мысли о том, что с окружающим миром что-то неладно. С нарастанием так называемой "перестройки" этот мир стремительно стал терять устойчивость. Одни и те же, с виду, люди вдруг начинали говорить сегодня прямо противоположное тому, что утверждали ещё вчера. Телевизионный академик, в микрофон которого заезжие иностранцы наперебой радовались успехам социалистической экономики и благоденствию советских граждан, стал вещать о том, как плохо устроена эта экономика и до чего же беспросветна жизнь тех самых граждан. А звериный оскал империализма, который он показывал раньше в своих международных передачах, внезапно, как по волшебству, превратился в ласковую улыбку. Главный пропагандист партии, всю жизнь положивший на утверждение идеологии коммунизма, неожиданно стал клеймить эту идеологию как тоталитарную и заверять, что он всегда был сторонником демократии. Знатные партийцы, строго следившие за идеологической чистотой в рядах студентов, стремительно превратились в ещё вчера проклинавшихся ими буржуазных предпринимателей. Первый секретарь горкома КПСС принялся отбивать поклоны в церкви. Второй секретарь возглавил ОПГ. Поэты, воспевавшие коммунизм, строителей Братской ГЭС, требовавшие "убрать Ленина с денег", уютно устроились при олигархии, а иные из них и вовсе уехали в осуждавшийся ими ранее мир капитализма.
Поначалу студент Перекуров, как и многие его сокурсники, смотрел на таких "перевёртышей" с некоторым изумлением и даже с восхищением: "это же надо, как они ловко прикидывались, какую карьеру сделали, и сколько бабок сумели поднять благодаря своим способностям к мимикрии!"
Подсознательно он даже проводил некоторую параллель между ними и своим деревенским соседом дядей Петей, который, выучившись в автошколе на шофёра и получив водительские права, стал получить в их колхозе гораздо больше, чем когда он трудился там счетоводом.
Но постепенно студента Перекурова начали посещать смутные сомнения. Во-первых, очень уж стремительно произошли вышеозначенные преобразования с бывшими партийными боссами, телеакадемиками и народными поэтами-песенниками. Дядя Петя учился несколько месяцев в автошколе, усваивая правила дорожного движения, нарабатывая шофёрские навыки, тренируясь с инструктором, прежде чем произошло его, так сказать, превращение из счетовода в шофёра. А помянутые персонажи поменяли своё поведение кардинально и мгновенно, словно автоматы, которым одним щелчком переключили программу, или роботы, которым перепрошили искин. Во-вторых, что было ещё страннее, множество людей продолжало внимать и верить всё тем же телекомментаторам и бывшим партийным боссам, только вещавшим теперь не про благоденствие советских граждан и светлое будущее, а про демократию и свободу. Такая доверчивость взрослых и с виду разумных граждан представлялась противоестественной и выходившей за любые рамки здравого смысла.
В течение всего своего обучения в институте Федор Перекуров продолжал размышлять над этими и им подобными загадочными явлениями. А их накапливалось всё больше и больше. Кроме парадоксальных мгновенных преобразований характера, он замечал у помянутых персонажей какой-то странный, нечеловеческий тип мышления. В своих рассуждениях они не придерживались логики, могли отрицать очевидные факты, а нередко и лгали прямо в глаза.
Пытаясь понять поведение таких субъектов, Федор Перекуров в какой-то момент пришёл к выводу, что оно может быть объяснено только тем, что большинство из них (если не все) являются не реальными живыми людьми, а неписями, лишёнными души и свободы воли, и действующими по заложенному в них программному коду. К неписям он отнёс телекомментаторов, бьющихся в припадках патриотизма и одновременно покупающих себе роскошные дачи в Италии; церковных батюшек, воскуряющих ладан перед иконами с умилительными надписями и одновременно благословляющих бандитов; политиков, без конца твердящих о своей "честности" и при этом лгущих в каждом слове; а также безликих персонажей, голосующих за этих политиков, несмотря на всё новые и новые их обманы.
Из этой гипотезы следовало, что окружающий его мир является не реальным, а виртуальным; что он находится внутри какой-то глобальной компьютерной игры.
Подтверждение "гипотезы игры" он находил и в стремительном преобразовании его страны из относительно развитого социалистического государства в дремучую феодальную клептократию. Представить, что такое может происходить в реальности было трудно – расскажи кто школьнику Феде Перекурову в 1980-х годах про события совсем недалёкого будущего, он, да и большинство взрослых сочли бы такого рассказчика сумасшедшим. Зато в компьютерном виртуальном мире такие изменения локаций или перенос игроков из одной локации в другую были делом обычным, происходившим по правилам, установленным администрацией игры.
Похоже, и кое-кто из его сограждан придерживался сходного мнения, о чём свидетельствовала необычайная популярность в новой России романов о попаданцах – видимо, читатели неосознанно соотносили себя с героями, переносимыми в феодально-магические миры, населённые чёрными колдунами, зомби, вампирами, упырями, орками и тому подобными персонажами.
На последнем курсе института, увлёкшись восточной экзотикой, студент Фёдор Перекуров с удивлением обнаружил, что аналогичное представление существовало в древнеиндийской религии. Мир в ней изображался как лила – игра божеств, использующих майю – неподвластную людям силу, а сущность этой игры скрывала от людей авидья – незнание. Это картина напоминала изображение компьютерной игры: боги – дизайнеры- программисты; майя – их способность менять виртуальный мир по своему произволу; авидья – незнание игроками- людьми правил этой игры. Даже ключевое понятие индийской религии – сансара, круг перевоплощений – имело своё соответствие – как перемещения игроков из одной локации в другую, новую "точку возрождения".
Проверить"гипотезу игры", конечно, было нельзя, поскольку для такой проверки следовало бы выйти из этой игры и взглянуть на неё со стороны, что являлось делом невозможным. Однако не существовало и критерия, по которому можно было бы отличить виртуальный компьютерный мир от реального. В конечном счёте Фёдор Перекуров вспомнил правило, гласящее, что если нечто выглядит, как утка, движется, как утка, крякает, как утка, то можно считать, что это утка и есть.
С тех пор доктрины игры и неписей стали его рабочими гипотезами, которые он применял, когда сталкивался с очередным парадоксальным явлением. Например, раньше было непонятно, как мог солидный "академик телевидения", всю жизнь убедительно доказывавший преимущества советского образа жизни, вдруг начать говорить прямо противоположное, притом даже не меняя убедительных интонаций своей "академической" речи? Теперь ответ получался очень простой: это был робот, которому в некий момент перепрошили искин и он немедленно стали вещать по новой программе.
Кроме того, приняв эти гипотезы, можно было попытаться найти правила игры, чтобы играть в неё успешнее. Или, выражаясь в терминах той самой древнеиндийской религии, хотя бы отчасти снять закрывающую людям понимание мира завесу авидьи. В самом деле, он не раз замечал, как люди совершали глупейшие поступки; тыкались, словно слепые котята или бились, как рыба об лёд, не в силах справиться с обстоятельствами. Теперь он находил этому объяснение – такие люди просто не знали правил игры- мира. в котором они очутились.
Первое правило, которое он нашёл, относилось к неписям. Оно гласило: неписям ни в чём нельзя доверять. Просто потому, что это неигровые персонажи, полностью подчинённые своему программному коду, который может измениться в любой момент. Что и выражается в том, что неписи нередко утверждают сегодня то, что они опровергали вчера.
Второе правило он нашёл, обнаружив среди неписей класс манипуляторов – которые, следуя своему программному коду, пытались одурачить людей, навязать им цели, противоположные их (людей) интересам. Очевидно, что манипуляторов следовало избегать; в чём и состояло второе правило. Оно не включалось в первое, поскольку не все манипуляторы являлись неписями, хотя и очень многие.
Третье правило, точнее, целый комплекс правил, относился к эффективному бизнесу. Это понятие встречалось и в других локациях, но в той, в которой он очутился после окончания института, оно было ключевым, самым главным. Эффективный бизнес определял поведение множества игроков и почти всех неписей. Фёдор Перекуров набил себе немало шишек, пока постигал его многообразное содержание. Но в конце концов, он освоился с ним, и с тех пор играл довольно успешно.
К переносу на сотню лет назад в прошлое Перекуров отнёсся спокойно, восприняв его как очередную, после 1991- 93 годов, смену игровой локации – к тому же много раз описанную в книгах про попаданцев, которые он регулярно читал. А поскольку он уже знал к тому времени некоторые важные правила игры, то без особого труда приспособился к жизни в новом мире.
Поначалу он, занявшись эффективным бизнесом, установил тесные деловые отношения с местными демократами. Однако вскоре решил ориентироваться на сталинистов, которые, как ему было известно из попаданческого послезнания, станут победителями во внутрипартийной борьбе.
Глава 1. Производственное совещание.
В 1934 году ведомство, в котором ныне служил Ясенев-Перекуров, изменило название и стало именоваться Главное управление государственной безопасности (ГУГБ) при НКВД. Поменялись, приблизившись к общеармейским, и звания его сотрудников, и бывший старший уполномоченный теперь назывался капитаном госбезопасности.
Каждую пятницу в московском отделении ГУГБ проводились утренние летучки, небольшие производственные совещания. Иногда они приобретали форму отчётов отделов ведомства о своей работе, иногда на них выступали приглашённые специалисты, иногда – представители смежных или вышестоящих организаций.
На особо важные собрания руководителей групп заранее приглашали по телефону. Но капитан госбезопасности Ясенев и сам старался посещать пятничные летучки, если только он не находился в этот день на срочном выезде или в командировке. Обстановка в стране продолжала оставаться сложной и на таких совещаниях можно было узнать о возможных переменах политического курса.
В один из четвергов в комнате на Лубянке, где сидела группа Ясенева, раздался телефонный звонок из секретариата управления. Подняв трубку, сержант госбезопасности Ахмед Кирбазаев выслушал сообщение, после чего объявил присутствующим, что завтра на очередной летучке с докладом выступит представитель союзной прокуратуры.
* * *
В вывешенной на двери зала заседаний повестке дня значилось два вопроса: усиление борьбы с религиозными пережитками и противодействии вредительству в народном хозяйстве. Фамилия докладчика по второму вопросу была известна Перекурову из книг по истории его прежнего мира, где тот характеризовался обычно как твердокаменный сталинист.
Открывая собрание, председательствующий, которым был, как обычно, парторг ведомства Альфред Кронин, сообщил, что ЦК ВКП(б) предложил провести открытые партийные дискуссии по вопросу усилению антирелигиозной борьбы.
- В первые дни революции у нас был принят декрет об отделении церкви от государства,- сказал он.- Религия – личное дело граждан. Были полностью прекращены дотации всем культам, из ведения попов изъята регистрация браков, их больше не пускают в школы, в стране активно ведётся антирелигиозная пропаганда. Все эти меры привели к тому, что влияние религиозного дурмана на сознание наших граждан значительно снизилось. ЦеКа ставит перед низовыми парторганизациями вопрос о дальнейших путях борьбы с пережитками прошлого. Какие меры ещё следует принять в этом направлении и какими методами добиваться их выполнения? В частности, должна ли быть развёрнута широкая агитационная кампания, как в первые годы после свержения старого режима, или бороться с мистическим дурманом следует, используя наши учреждения? Обсуждение предлагается провести в форме свободной дискуссии. Перед её началом выступит настоятель одной из московских церквей Гермоген.
Председательствующий вернулся на своё место в президиуме, а на сцену поднялся и прошёл к трибуне, под лёгкий шумок в зале, сухонький старичок в чёрной рясе.
- Обновление жизни нашей, случившееся по воле народной и Божией, согласуется с заветами Христа, говорившего: да будет, братия, у вас всё общее,- начал он, благочестиво перекрестившись. - Потому святая церковь ежедневно возносит молитвы за народную власть и благоверное воинство наше.
В зале послышались смешки.
Терпеливо переждав их, отец Гермоген продолжал:
- Иереи, верные заветам Христовым, желают сотрудничать с новой, народной властью. Они почтут за великую честь быть полезными советскому государству трудящихся.
Перекуров слушал выступавшего вполуха. Он недолюбливал церковь. В его прошлом мире её верхушка приветствовала свержение власти компартии, после чего деятельно включилась в обслуживание нарождавшейся олигархии, а потом и вовсе стала претендовать на роль идеологов и культуртрегеров нового государства. В советский период церковь время от времени подвергалась гонениям со стороны властей, из-за чего часть народа относилась к ней с сочувствием. Родители Феди Перекурова были верующими, посещали местную деревенскую церквушку, учили и его молиться. Однако когда он в столице насмотрелся на "перестроечных" попов, водящих кампании с бывшими и нынешними бандитами, освящающих автомобили мелких и крупных олигархов, у него образовалось стойкое недоверие ко всем их елейным проповедям. Полным атеистом Перекуров не стал, но за время своего пребывания в прошлом мире проникся самым глубоким отвращением к церкви.
После революции церковь, потеряв обеспечение, которое давал ей старый режим, изо всех сил стремилась как-то встроиться в новую государственную систему. Возникали отдельные церковные организации, призывавшие к переменам в обрядах и догмах. Они пытались добиться поддержки со стороны проклинаемых консервативными церковниками "безбожных антихристовых Советов", но если и преуспевали в этом, то очень мало. Новая власть не нуждались в них – потому что у неё, в отличие от царского режима, имелась своя идеология.
Из аудитории послышались иронические возгласы:
- Чем же вы можете быть полезны трудящимся?
- Религиозным дурманом? Опиумом для народа?
Не смущаясь саркастическими замечаниями, настоятель отвечал:
- Всякая власть нуждается в признании и повиновении. А наша церковь учит, что всякая власть происходит от Бога, и потому ей надлежит подчиняться. Святой апостол Павел говорил: "Рабы, повинуйтесь господам своим по плоти со страхом и трепетом, в простоте сердца вашего".
Вся беда нашей страны и православия,- продолжал отец Гермоген,- заключаются в том, что мы разучились быть рабами. В христианстве раб Божий – значит раб государства, раб начальника, раб судьи, раб чиновника, раб милиционера.
Вот что наша церковь может предложить государству. Оживить древнюю мудрость.
- Мы не рабы, рабы не мы,- возмущённо откликнулись из зала сразу несколько голосов. Этой фразой теперь открывались новые советские буквари, по которым дети начинали знакомиться с письменностью.
- Вы, собственно, какой веры будете, православной или обновленческой?- поинтересовался кто-то из слушателей.
- Аз, грешный, не знаю ни старыя ни новые веры, а как повелят начальники, так и служу,- со смиренным видом отвечал отец Гермоген.
Поднялся председательствующий.
- Мы выслушали служителя культа. Теперь предлагаю перейти к дискуссии,- объявил он.
Священник спустился в зал и уселся на место в первом ряду. Ему помог упорядочить рясу служка, в котором Перекуров с удивлением узнал своего старого знакомого Евлампия. Бывший оценщик в фирме Корнеича погрузнел и поседел, но по-прежнему носил очки в золочёной оправе и имел всё такое же черносотенное выражение лица, только оно несколько погрустнело.
- Не нужен трудящимся религиозный наркотик,- прозвучала первая реплика с мест.
- Мы репрессировали их, но, как видно, мало,- поддержал другой.- Нужно новое наступление на мракобесие.
- Штрафовать попов за нарушение законов, особенно за попытки протаскивания религиозной пропаганды в школы.
- Закрывать излишние объекты культа или превращать их в склады, в общежития.
- А монастыри – в колонии для малолетних преступников.
Перекуров видел боевой настрой многих своих коллег, особенно из числа лиц старшего возраста. Несомненно, то было следствием усердного идеологического обслуживания церковью царского режима. Он вспомнил своё прежнее время и решил подбросить парочку свежих для этого мира идей.
- Можно прикупить часть церковников и создать из них дополнительный идеологический отдел,- подал он совет.- Христос завещал братве жить по заветам, велел делиться и всё такое.
Однако немедленно прозвучала ответная реплика:
- Нам это не нужно, потому что у нас уже есть идеология коммунизма. Вот если бы у нас не было никакой другой цели, кроме стяжательства, если бы всё, чего мы хотели – это побольше урвать, наворовать, нахапать, а потом ещё и понадёжнее припрятать награбленное по разным ухоронкам, тогда нам, действительно, кроме армии и полицаев потребовалась бы ещё и идеология, освящающая это воровство. Но нам такого не надо.
Перекуров решил зайти с другой стороны:
- Гонения породят мучеников, которые будут вызывать сочувствие в народе. Лучше дайте попам волю. Когда они примутся торговать иконами, освящать кареты извозчиков, разъезжать в роскошных автомобилях, их проповеди насчёт благодати бедности и смирения станут смешными, и люди сами от них отвернутся.
Но и это его предложение встретило критику:
- народ слаб и одурачить его легко-.
- неграмотные старушки всё равно будут ходить к "батюшкам" за "отпущением грехов"-.
- а также бандиты-
- вот-вот ... будут возводить новые сооружения культа на деньги воров и убийц- .
Перекуров слушал реплики, дивясь проницательности своих коллег. В его прошлом мире многие бандиты нередко становились очень богомольными, особенно к концу жизни. Они жертвовали часть награбленного на церкви, спонсировали воскресные школы, входили в советы попечителей благотворительных фондов. Авторитеты иногда присматривали и затем оплачивали участки для захоронения в особо освящённых местах. Другие брали духовников из старцев. Церковь, в свою очередь, благосклонно относилась к такого рода деятельности и удостоверяла, что её активисты являются истинно богобоязненными людьми. А духовные старцы свидетельствовали о том, что "с таких людей и будет возрождаться вера православная на Святой Руси".
Общий неодобрительный гул в зале показал бывшему полковнику, что его прогрессорские идеи не встречают понимания у аудитории, и он предпочёл умолкнуть.
После того, как замечания из зала перестали поступать, председательствующий посовещался с другими членами президиума, затем прошёл к трибуне и зачитал резолюцию. В ней предлагалось
усилить антирелигиозную агитацию; превратить лишние объекты культа в советские учреждения; осудить попытки заигрывания с церковниками; увеличить штрафы за нарушения ими советских законов.
Перекуров глянул в сторону своего былого знакомого. Отец Гермоген сидел бледный, но спокойный, словно показывая своим видом непреклонную веру в то, что истина восторжествует и церковь Господня всё равно воспрянет, силы адовы не одолеют её. А вот Евлампий, его служка, слушая резолюцию, мелко-мелко крестился и в глазах его стояли слёзы. Когда же председатель дошёл до слов "категорически воспретить так называемые "освящения" автомобилей, колёсных экипажей и тому подобные обряды", Перекурову почудилось, что Евлампий чуть слышно прошептал: "горюшко-то какое. Наступают времена антихристовы, гибнет вера православная".
Бывший российский полковник мог бы утешить его и заверить, что православная вера через некоторое время снова возродится. Но, конечно, он не стал этого делать.
Закончив читать резолюцию, поддержанную одобрительными возгласами и аплодисментами аудитории, председатель попросил служителей культа освободить помещение, после чего объявил о переходе ко второму вопросу повестки дня – борьбе с вредительством в народном хозяйстве.
Со своего места в президиуме поднялся и прошёл к трибуне человек среднего роста, в очках, лицо которого было Перекурову хорошо знакомо из книг по отечественной истории. Он блистал красноречием на процессах тридцатых годов против антисталинских оппозиционеров, обзывая их "бешеными собаками", "кровавыми гадами", "цепными псами империализма" и тому подобными неблагозвучными эпитетами, а поскольку процессы, на которых он выступал обвинителем, всегда заканчивались для обвиняемых расстрелами либо громадными тюремными сроками, то во время перестройки его имя стало почти синонимом "кровавой сталинской тирании" – как выражалась тогда демократическая общественность.
Представитель прокуратуры раскрыл папку и начал свой доклад.
- Не так давно в нашей стране была отменена торговля по карточкам мясом, жирами, сахаром и другими важными продуктами питания. Продовольственный рынок сейчас, в целом, насыщен товарами повседневного спроса и деликатесами,- сказал он.
Перекурова это обстоятельство несколько удивляло. В учебниках по отечественной истории ситуация с продуктами в тридцатых годах описывалась очень невнятно, поэтому когда некоторое время назад прилавки магазинов наполнились ранее дефицитными продуктами, он ожидал, что те будут быстро раскуплены, а то и вовсе припрятаны продавцами и распроданы потом из-под полы по спекулятивным ценам. Он помнил пустевшие временами начисто полки магазинов конца восьмидесятых годов и статьи тогдашней демпрессы, убеждавшей в неустранимой порочности социалистической экономики. Однако появившиеся в массовом масштабе по вполне доступным ценам колбасы и сыры разных сортов, лососина и сёмга, черная и красная икра, овощи, ягоды, фрукты никуда не исчезали. Вначале за дефицитными ранее товарами выстраивались очереди, но когда люди убедились что ни деликатесы, ни товары повседневного спроса, заканчиваться не собираются, очереди исчезли. Перекуров сначала думал, что продуктами завалили только столицу, но, побывав в командировках в других городах, убедился, что дефицита нет и там. А когда он проездом оказался в деревне, то местные жители угостили его ряженкой совершенно бесплатно.
- Чтобы насытить рынок и при этом не создать паники,- продолжал докладчик,- мы создали большие запасы продовольствия и товаров народного потребления. Также оборудовали склады и холодильники для хранения скоропортящейся продукции, обеспечили транспорт для её развоза по магазинам. Продавцов предупредили, что за малейшее злоупотребление, за сокрытие товаров они ответят по всей строгости закона. Несколько спекулянтов были расстреляны.
Докладчик перевернул страницу и продолжил рассказ, сверяясь, время от времени с текстом.
- Конечно, мелкие и средние хищения время от времени продолжали совершаться, но они не меняли общей картины. Однако с недавних пор в торговле продовольствием, особенно в сельских лавках "Центросоюза", стали отмечаться случаи другого рода. Товары завозились не по срокам, скажем, зимой населению предлагались тапочки, а летом – валенки. В деревенских магазинах регулярно возникал дефицит то одного, то другого товара массового спроса, при том, что на складах они имелись в достаточном количестве. Это было уже не воровство и не расхлябанность, а сознательное вредительство. За подобными явлениями, несомненно, стоят затаившиеся троцкисты, ставящие цель вызвать озлобление населения и затем совершить переворот, свергнуть правительство.
Вспомнив, как в его прошлом мире демократы-либералы действовали в точности такими же методами - создавали искусственные дефициты всего и вся, доводя населения до озлобления, а потом требовали передать себе власть – Перекуров согласно кивнул.
Тем временем докладчик продолжал:
- Кроме искусственного создания дефицита в торговле продовольствием, за последние месяцы было выявлено несколько случаев явного вредительства. В агросекторе запутывалось семенное дело, смешивались сортовые семена, что снижало урожайность основных зерновых культур. Задерживалось строительство элеваторов для хранения зерна, что вызывало возмущение крестьян из-за напрасной гибели собранного урожая. В промышленности, особенно в наркомате тяжёлого машиностроения, происходили события, которых иначе, чем диверсиям назвать было нельзя. В ряде предприятий полностью игнорировали технику безопасности, что имело следствием высокий травматизм; в забоях и шахтах не принимали мер к снижению загазованности, что приводило к взрывам. На железных дорогах произошло несколько крушений поездов, которые, по заключению технических экспертов, могли быть подстроены.
Сейчас прокуратура СССР собирает сведения о подобных явлениях. Очень возможно, что они осуществляются по единому плану группой заговорщиков, стремящихся свергнуть нынешнюю власть и совершить реставрацию капитализма, присвоить созданные за годы пятилеток мощные индустриальные предприятия, под предлогами их якобы убыточности, нерентабельности. Есть подозрение, что в рядах этих заговорщиков действуют бывшие агенты царской охранки, а также шпионы зарубежных государств. Прокуратура обращается с просьбой к управлению НКВД выявить в аппарате наркоматов затаившихся врагов народа, недобитых троцкистов, двурушников, занимающихся вредительством и саботажем.
С такими словами докладчик закрыл свою папку и вернулся в президиум.
С места поднялся Альфред Кронин.
- Я думаю, товарищи, что все мы восприняли близко к сердцу сообщение товарища прокурора. Сорвать маску с тайных троцкистов и всех прочих врагов народа – наш прямой долг. Предлагаю руководителям оперативных групп заняться этим делом. Жду ваших отчётов через два месяца.
Глава 2. Прибор для определения психотипа.
Вернувшись после совещания в свой рабочий кабинет, Перекуров принялся размышлять над сложившейся ситуацией.
Из институтских курсов лекций по истории КПСС, сдававшихся им всегда на "отлично", он знал, что попытка перестройки в Советском Союзе в 1930-х годах, предпринятая объединением троцкистов с "правыми" – неким аналогом или прообразом будущих демократов-либералов 1990-х годов – потерпит сокрушительное поражение, и тех решительно выкорчуют из политики.
Попаданческое послезнание и понимание правил игры в локации, в которой он волей судьбы оказался, подсказывали ему правильный путь действий: нужно присоединиться к сталинистам, будущим победителям в нынешней напряжённой партийной борьбе. Это означало, что следует постараться как можно лучше выполнить задание, данное их службе на прошедшем совещании представителем прокуратуры, явно продвигавшим сталинскую повестку.
Вот только на выявление в наркоматах мошенников, саботажников, вредителей, диверсантов, да ещё агентов царской охранки и шпионов разных разведок был отведён слишком маленький срок – всего два месяца.
Конечно, с помощью аппарата Заврыкина он мог бы вызывать предполагаемых вредителей и шпионов на откровенность и дознаваться до их вражеской деятельности. Однако предварительно надо было иметь данные о возможности такой деятельности. Иначе время могло быть потрачено впустую – руководитель, в ведомстве которого замечено что-то неладное, искренне всё расскажет – но окажется просто неумелым карьеристом либо заурядным бюрократом. Поиск наугад здесь малоэффективен.
Таким образом, нужно провести некий предварительный, притом быстрый отбор кандидатов в подозреваемые – возможных воров, мошенников, саботажников – и уже с ними вести задушевные беседы с помощью импульсно-релейного генератора электромеханических волн.
Можно ли осуществить такой предварительный отбор?
Перекуров немного поразмышлял над этим вопросом и пришёл к положительному ответу. В самом деле, склонность к мошенничеству, воровству и тому подобным общественно опасным деяниям представляет собой определённый склад души, тип характера, можно сказать – психотип личности. А определённым психотипам соответствуют вполне определённые внешние приметы и физиологические признаки. Об этом Перекуров знал как из литературы, общей и специальной, так и из своего жизненного и оперативного опыта. Значит, обнаружив у кого-то эти приметы, можно предварительно отнести его к разыскиваемому психотипу.
В народе издавна бытовали пословицы и поговорки, подтверждавшие, что психотип, склад души отражается во внешности. И, значит, по внешнему виду можно обнаруживать девиантов – выродков – "Бог шельму метит".
Лица с ненормальной психикой, как правило, имели вид физических дегенератов: "… или косой, или хромой, или горбатый, или рот кривой …"; "косорукий, косомордый, глаз недобрый"; "один глаз глядит на вас, а другой в Арзамас"; "берегитесь уродством отмеченных" – припомнил Перекуров целый ряд поговорок, в которых отражалась издавна замеченная в народе связь между патологиями души и тела. И обратно, народная мудрость утверждала, что физически нормальные люди имеют и крепкое душевное здоровье: "В здоровом теле – здоровый дух".
Не только характер, но даже и будущая судьба могла отражаться во внешности человека, и, при определённом опыте её можно было предугадать. Так, деревенская повитуха, глянув на новорождённого Лермонтова, будущего поэта, сказала: "Этот своей смертью не умрёт!"
Да и пресловутое классовое чутьё нынешних революционеров – что оно собой представляло, как не распознавание по внешним признакам "своих" и "чужих"?
Не только люди могли, руководствуясь внешними приметами, сознательно или интуитивно узнавать психотип человека – такими способностями обладали и некоторые животные Так, у знакомых писателя М.М. Пришвина была собака, которая принюхивалась к посетителям и плохих людей кусала, а хороших не трогала.
С некоторых пор стали даже предприниматься попытки классифицировать и приводить в систему внешние признаки того или иного рода для определения характера или предсказания судьбы человека – то есть создать нечто вроде науки на этот счёт. Так, физиогномика стремилась определять характер человека по его лицу; френология – по форме черепа; хиромантия – по линиям на руке; графология – по почерку. Нельзя сказать, чтобы все эти попытки были удачными, но, во всяком случае, они стремились выработать методологию для определения психотипа, характера и судьбы человека по внешним приметам. И нельзя сказать, чтобы все эти попытки были совсем неудачными - например, известная коллекция преступных типов, созданная Ломброзо, давала достаточно надёжный критерий для предварительного распознавания таких индивидов.
Больше того, простые соображения показывали, что в ряде случаев внешность человека под влиянием его образа действий или мышления приобретает особенные черты, заметив которые, можно оценить его психотип. Например, в результате постоянного вранья у людей возникали характерные искажения лица. Перекурову припомнились помянутые в одном литературном произведении классические "скошенные от постоянного вранья глаза", которые он и сам неоднократно наблюдал у многих пропагандистов в своём прошлом, да и в нынешнем мире.
Наконец, девиантов, кроме внешних примет, характеризовали и некоторые физиологические показатели. Главными из них были ранний склероз и ранний диабет.
Итак, мошенники, саботажники, диверсанты, выявление которых было поручено их службе, могли быть отнесены, в широком смысле, к девиантному психотипу; попросту говоря, к выродкам – а насчёт их распознавания имелись и народные приметы и даже научные изыскания.
Впрочем, Перекуров и сам в своей оперативной деятельности в прошлом мире постепенно научился, хотя и чисто интуитивно, определять внешние приметы у разных психотипов. Здесь не было особенной хитрости – наблюдая набор образцов сходного поведения, замечались и общие черты во внешнем виде. Когда он стал работать в отделе по борьбе с экстремизмом, то через года полтора научился сходу, по одной лишь внешности, распознавать черносотенцев, националистов, воров в законе, авторитетов, и так далее. Только глянув на подозреваемых, он мог определить, кто из них пойдёт по 282-й статье, кто окажется экстремистом, а кто сядет за простое воровство. По лицу он даже вычислял примерный срок – и ошибался довольно редко.
Аналогично, только уже на основе не оперативного, а жизненного опыта Перекуров научился определять по одному только внешнему виду и выражению лица, особенно по глазам, либералов-демократов. Было в них что-то общее лживое и фальшивое. Ещё во времена начала перестройки, когда бывшие советские звёзды и маяки культуры призывали голосовать за демократов, Фёдор Перекуров, тогда студент, поражался, как убедительно они говорят и какие подлые у них при этом глаза. И это относилось не только к российским, но и в западным демократам. Словно демиурги- дизайнеры их мира создавали такой тип неписей по стандартным шаблонам, лишь слегка их варьируя.
Так или иначе, можно было считать надёжно установленным, что определённым психотипам соответствуют определённые внешние признаки, притом девиантам соответствуют те или иные физические патологии.
Однако распознавание психотипа по лицу, форме головы и другим внешним приметам до сих пор было, по сути, делом интуиции. Можно ли было этот процесс автоматизировать, производить его по каким-то алгоритмам? Скажем, создать программу, которая по данным от сканирования внешности и передаваемых ей физиологических показаний сразу выдавала бы предполагаемые симпатии, свойства характера человека? В том числе склонность к мошенничеству, воровству и прочему подобному. В целом – выявлять лиц с потенциально девиантным поведением.
Этот вопрос профессионально занимал Перекурова ещё в его прежнем мире, и он подумывал поставить задачу, так сказать, "автоматизации интуиции" перед специалистами инженерного отдела своего ведомства. Он был уверен, что программу, формирующую обобщённые образы преступников разных типов написать не слишком сложно, а пользы от неё будет немало. Таких типов можно будет ставить на особый контроль или заранее проводить с ними профилактические беседы. Да и программа, определяющая по внешнему виду человека его политические симпатии тоже была бы полезна. Но текучка, постоянная нехватка времени, уходившего на более срочные дела, так и не позволили Перекурову довести в своём прошлом мире эту идею до практической реализации.
И вот теперь перед ним возникла сходная проблема – быстро выявлять по внешнему облику потенциальных саботажников. Конечно, компьютеров в его нынешней локации нет и не будет ещё долго. Но ведь можно поискать и другие пути решения этой задачи. Талантов в нашей стране много. А общественные потрясения, революции обычно сопровождаются и переворотами в науке и культуре. Правда, многое из появляющегося в такие времена оказывает мусором. Но бывают и дельные открытия, которые потом становятся основой новых технологий в промышленности или новых направлений в искусстве. Да ведь гении – тоже девианты, так что периоды общественных пертурбаций это как раз их время.
Итак, нужно найти учёного который под его руководством и по его техническому заданию быстро – учитывая краткость времени, отпущенного на выполнение задания – сконструирует прибор для автоматического выявления лиц с девиантной психикой, попросту говоря, выродков. Они-то и будут первыми кандидаты на собеседование, уже с помощью аппарата Заврыкина, на предмет выявления случаем вредительства, саботаж и всего такого прочего.
Чётко определив, наконец, текущую цель, Перекуров принялся за дело.
Идею пообщаться с действующими сотрудниками советских научных учреждений он отверг сразу – если требующийся ему гениальный учёный и существует в наличии, то он наверняка уже сослан или сидит.
Полученный в своё время мандат от секретаря ЦеКа, чья власть в последние годы значительно усилилась, практически давал Перекурову карт-бланш на освобождение из мест лишения свободы или из ссылок любых лиц, которые могли бы ему понадобиться.
Первым делом капитан госбезопасности затребовал из научных учреждениях, связанных с биологией, психологией и медициной документацию об уволенных и арестованных работниках.
За неделю подчинённые Перекурова, которых он мобилизовал на выполнение этого задания, натаскали ему гору папок личных и следственных дел, и он засел за их изучение. Большинство он передавал порученцу для возврата на прежнее место, кое-какие откладывал на будущее.
На третий день тщательных поисков он нашёл подходящую для решения поставленной им задачи кандидатуру. Это был Иван Миронович Скоров, бывший руководитель биофизической лаборатории сектора науки Наркомпроса, работавший над проблемами передачи на расстояние мыслей и эмоций. Судя по отчётам и обширному экспериментальному материалу, приложенному к следственному делу, учёный продвинулся в своих изысканиях довольно далеко и с помощью сконструированной им аппаратуры мог передавать эмоции из Подольска, где находилась полевая станция, в Москву. С передачей на расстояние мыслей дела обстояли похуже и они находились, опять-таки судя по материалам следственного дела, только на теоретической стадии. Впрочем, возможно, профессор Скоров и здесь добился бы практических результатов, но после появления статьи в журнале "Под знаменем марксизма", упрекавшей его в пренебрежении идеями ленинизма, а потом ещё и доноса в НКВД, обвинявшего его в игнорировании диалектического материализма, он был уволен и решением Особого совещания сослан в Саратов.
Перекуров предположил, что автором журнальной статьи, как и доносчиком в НКВД был один и тот же человек, кто-то из коллег профессора, и не ошибся. Разыскав в деле оригинал заявления и позвонив в Наркомпрос, он узнал, что означенный сознательный гражданин ныне является преемником уволенного Скорова в должности заведующего лабораторией и не так давно стал профессором. Вероятнее всего, он занял освободившуюся профессорскую ставку. Впрочем, в отделе науки Наркомпроса посетовали, что после ссылки прежнего руководителя лаборатории её работа фактически остановилась. Новые сотрудники не смогли разобраться в работах Скорова, не сумели даже запустить оставшийся после него аппарат и повторить его опыты по передаче эмоций на расстояние, так что сейчас этот аппарат находится в законсервированном состоянии.
Перечитав материалы дела внимательнее, Перекуров пришёл к выводу, что профессор держал подробности своего открытия в секрете. Во всяком случае, на записки, подававшиеся ему, в том числе и от того доносчика, с просьбами разъяснить какие-то детали, ответов он, как правило, не давал. Отказывался он, похоже, и от патентования. Приписка на полях одного из лабораторных отчётов "патенты не выдавались" была, вероятно, сделана кем-то из сотрудников лаборатории сосланного профессора, так и не сумевшим разобраться в его работах и попытавшимся выяснить что-то через знакомых патентоведов, но, к своему разочарованию, обнаружившим, что заявок на патенты профессор не подавал.
Вспомнив про методы эффективных патентоведов в СССР, регулярно переправлявших детали заявок на открытия, сделанные советскими учёными, за рубеж, в результате чего авторами этих открытий объявлялись какие-то неведомые зарубежные таланты, Перекуров одобрительно кивнул. Похоже, профессор Скоров отличался отменным здравомыслием и понимал, что подай он заявку на патент или опиши детали своего открытия, оно будет тут же у него украдено представителями трудящихся. Мнение об учёном у капитана госбезопасности складывалось всё более благоприятное.
Затем Перекуров углубился в научно-техническую часть работы, документация по которой была приложена, частью в оригинале, частью в копиях, к следственному делу. Впрочем, он только мельком проглядывал тексты, поскольку они пестрели специальными терминами из биологии и медицины, в которых он был не силён – "нейроны", "нейроэнеретика", "альфа-ритмы мозга". Там же были и ещё более непонятные "мыслеобразы", "геометрическое представление эмоционального фона", "разложение спектральной функции нейронного поля по многомерным квазигармоникам" и тому подобное.
Гораздо интереснее оказалось короткое математическое приложение, в котором Перекуров, в своём мире закончивший школу с золотой медалью и собиравшийся вначале поступать на мех-мат МГУ, решил разобраться. Хотя и тут изложение было отрывочным, а местами, похоже, даже намеренно искажённым. Однако основные идеи оказались, в целом, понятными. Скоров разработал исчисление, названное им "квазигеометрическим", и состоявшее в разложении многомерных функций в бесконечные ряды, члены которых соответствовали тем или иным полуправильным и правильным многогранникам. Приводились двумерные проекции некоторых из этих тел. Было ясно, что математический аппарат, развитый профессором, далеко опередил своё время.
Отложив на будущее более детальное знакомство с оказавшейся неожиданной сложной теорией, Перекуров занялся изучением документации на аппарат для регистрации и передачи на расстояние эмоций и мыслей – тот самый, в котором так и не смогли разобраться марксистски подкованные специалисты, сменившие идейно неблагонадёжного профессора. Здесь тоже присутствовали многочисленные рисунки правильных и полуправильных тел, включая пять классических многогранников, развёртки тессерактов и ещё более сложные фигуры, представлявшие собой, по-видимому, сечения или проекции многомерных объектов. Насколько можно было понять из сопроводительного текста, эти фигуры соответствовали тем или иным эмоциональным состояниям. Которые улавливались и транслировались в основной аппарат с помощью металлического шлема, надеваемого на голову. Перекуров с интересом рассматривал встречавшиеся в деле фотографии и чертежи. Причудливый шлемы с двумя с антеннами около ушей, графики, линейчатые спектры. В кармашке, прикреплённом к довольно объёмистой папке, находились фотоснимки аппарата профессора. Просмотрев их, капитан с неудовольствием поморщился. Аппарат оказался довольно громоздким, размером со старый, советских времён, телевизор с кинескопом. Такой для выполнения его задания не годился. Впрочем, для решения более простой задачи определения психотипа наверняка можно будет создать компактную версию.
Решив, что для первого знакомства сведений достаточно, капитан набросал отношение в управление НКВД по Саратову, где сейчас обретался высланный из столицы профессор Скоров, с требованием немедленно отправить означенного гражданина в распоряжение столичного ведомства.
* * *
Профессор Иван Миронович Скоров прибыл в кабинет на Лубянке точно в указанное ему время. Он ничем не напоминал прежних учёных знакомцев Перекурова – ни суетливого Панчевского, изобретателя стохастически-реактивной пушки, ни полублаженного Заврыкина, создателя прибора для выявления глубинных чувств человека. Не очень он походил и на профессоров царского времени с их стандартно-интеллигентскими физиономиями – на первый взгляд умными, но при ближайшем рассмотрении оказывавшимися простодушно-наивными.
Профессор держался уверенно, был при галстуке, одет в хорошо пошитый костюм. Похоже, в саратовской ссылке он не бедствовал. Видимо, давал там частные уроки или решал технические проблемы для местных предприятий.
- Иван Миронович, приказ о вашей высылке из Москвы признан ошибочным и отменён,- первым дело сообщил посетителю хозяин кабинета, после кратких взаимных приветствий.- Он появился в результате чрезмерной усердности некоторых бюрократов, а также усилий парочки особо бдительных граждан. Кстати, ваших коллег.
При известии об отмене приказа о высылке Скоров благодарно кивнул, а при упоминании об "особо бдительных коллегах" еле заметно поморщился.
- Вы совершенно свободны,- продолжал капитан,- однако вашу лабораторию заняли другие люди и вряд ли её удастся быстро освободить. Вместе с тем, я мельком просмотрел ваше дело и у меня сложилось впечатление о большой важности вашей работы. Вероятно, мы сумеем помочь если не с немедленным возвращением лаборатории, то с трудоустройством вас на новом месте. Впрочем, ваш аппарат,- чекист показал фото из следственного дела,- мы наверняка вернём. Наших ресурсов на это хватит. Итак, прошу вас, изложите теоретические основы своей работы и достигнутые вами практические результаты.
Профессор Скоров с некоторой иронией глянул на рабоче-крестьянскую физиономию своего собеседника, устроился в кресле поудобнее, закинул ногу на ногу и повёл рассказ.
- Построенный мной аппарат предназначен для передачи мыслей и чувств одного человека на далёкое расстояние другому. С точки зрения биофизики любая интеллектуальная и эмоциональная активность представляет собой поток нейронных импульсов. Этот поток сопровождается слабым электромагнитным излучением определённого типа – я называю его нейронным. Таким образом, задача состоит в том, чтобы воспринять это излучение, расшифровать его, затем преобразовать в радиоволны, которые можно обычным способом переслать получателю, где обратной процедурой превратить в поток нейронных импульсов, который и воспроизведёт исходные эмоция или мысли.
Перекуров внимательно слушал, постукивая карандашиком по столу. Похоже, он не ошибся: сидевший перед ним учёный – именно тот, кто ему нужен.
- Главная проблема,- продолжал профессор,- заключалась в выделении нейронного сигнала, соответствующего возникшей эмоции или мысли, из имеющегося у каждого человека фонового нейронного поля. Ведь нейроны центральной нервной системы постоянно генерируют некоторое фоновое излучение. Выраженные мысли или эмоции представляют собой всплески на этом фоне. Чтобы суметь выделить их, мне пришлось разработать специальный математический аппарат. А именно, нейронные поля, рассматриваемые как многомерные объекты, приближались суммами наборов канонических геометрических фигур, многомерных полуправильных многогранников. Такое исчисление представляет собой некоторое обобщение разложения обычных функций в ряды Фурье, то есть в бесконечные суммы гармоник. Эти канонические фигуры можно назвать элементами алфавита чувств, из которых составляются все остальные, подобно тому, как из букв обычного алфавита составляются слова. Сходно обстоят дела с мыслями, хотя тут фигуры являются более сложными и анализ наталкивается на серьёзные математические проблемы.
- Итак. мы раскладываем нейронный сигнал в квазигеометрический ряд, затем берём несколько первых его членов, то есть, канонических многомерных полуправильных тел, вычисляем их характеристики – своего рода коэффициенты Фурье – и дальше просто передаём их по радиосвязи на приёмный станцию, где обратной процедурой они превращаются в поток нейронного поля. То есть, воссоздаются эти эмоцию, или мысли. Конечно, они будут лишь приближённо отвечать исходным – и это приближение будет тем точнее, чем больше фигур из квазигеометрического разложения нейронного поля мы возьмём. Такова теоретическая основа моей работы.- Профессор умолк.
Перекуров поиграл карандашом.
- А как обстоят дела с практикой?- спросил он.
Скоров кивнул.
- Я сконструировал аппарат, который воспринимает нейронное излучение, затем определяет фон, затем выделяет отдельные сигналы-всплески, после чего раскладывает результирующую функцию в квазигеометрический ряд по каноническим многомерным полуправильным телам,- ответил он.- Последняя процедура является пока весьма предварительной. Удаётся определить всего несколько первых членов ряда, а именно: для эмоциональных всплесков не более трёх, а для интеллектуальной активности, то есть для мыслей, и того меньше, один-два в лучшем случае. Это, конечно, даёт очень грубое приближение. Однако для дальнейшего продвижения вперёд требуется преодолеть ещё много математических и технических трудностей.
Перекуров немного поразмышлял и решил перейти к непосредственно интересующей его теме.
- Скажите, профессор, ваш аппарат мог бы, допустим, после некоторой доработки, определять психотип личности? Я имею в виду,- принялся пояснять он,- что складу психики, как известно, соответствуют определённые внешние признаки. По ним можно составить представление о характере и склонностях человека. Имеют внешние проявления и эмоции. И их воспринимают не только люди. Например, собаки чувствуют страх и, наоборот, угрозу себе – видимо, по запахам, к которым они очень чувствительны – и нападают или убегают. У людей такие оценки делаются интуитивно. Но если бы их можно было бы формализовать, то мы получили бы возможность, так сказать, "автоматизировать интуицию", быстро и точно оценивать психотип человека.
Профессор слушал рассуждения хозяина кабинета с несколько скучающим видом, иногда кивая, явно считая утверждения собеседника тривиальными, но не прерывая его, предоставляя дилетанту возможность высказаться.
- То, о чём вы говорите – очевидно,- снисходительно сказал он, когда Перекуров умолк.- Конечно, психотипы можно определять по внешним признакам, надёжнее всего – по фоновому нейронному излучению. В терминах разработанной мной теории психотип личности – это первые две канонические геометрические фигуры в разложении многомерной функции, описывающей это излучение.
- То есть, ваш аппарат мог бы решать такую задачу?
Скоров поморщился.
- Это как микроскопом забивать гвозди. Мой аппарат может гораздо больше.
- Впрочем,- подумав, добавил он,- примерно с такой задачи я и начинал свою работу. Первый прибор, который я построил ещё до революции, выделял из фонового нейронного излучения его главную геометрическую квазигармонику. Нынешний аппарат для анализа мысленных образов и эмоций представляет собой далеко продвинутую версию той ранней модели.
- Отлично,- Перекуров удовлетворённо кивнул.- Давайте ещё немного поговорим о вашем первом приборе. Ну, или об упрощённой версии нынешнего, функции в которой сведены к определению психотипа. Меня особенно интересуют девианты. Как я понимаю, ваш аппарат способен их определять?
- Разумеется. Для этого нужно выделить первые два члена в разложении фонового нейронного излучения на квазигармоники и сравнивая их с фигурами, характерными для лиц с психическим отклонениями.
- Вы определяли эти фигуры?
Скоров махнул рукой.
- Давно. Валяются где-то на чердаке записи моих старых экспериментов. Там должны быть их рисунки.
- Значит, вы тоже занимались этим вопросом?
- Ставил опыты. проверял,- пробурчал Скоров.- В царское время.
- Вы, похоже, не слишком охотно вспоминаете об этом?- подметил чекист.
Профессор махнул рукой.- А что хорошего? Я тогда работал в Императорском Техническом училище. Ныне это институт Баумана.- Он слегка поморщился и продолжал.- К нам частенько наведывались разные сановные покровители из аристократов и столичные чины, и я незаметно включал свой анализатор. И – верите ли – это были сплошные девианты. Вырожденцы, попросту говоря. Нормальных людей среди них я за всё время только двоих-троих обнаружил,
- Интересно,- задумчиво сказал Перекуров.- То есть, аристократы Российской империи были сплошь выродки?
- Выродки, притом генетические,- подтвердил профессор.- Ничего удивительного. Посмотрите на историю: почти вся российская так называемая знать это новоделы из иностранцев. Романовы, Морозовы, Салтыковы, Шереметьевы ведут свои роды от выходцев из Пруссии; Апраксины, Ермоловы, Уваровы – из татар; Толстые, Бутурлины, Васильчиковы – из немцев; Головины – из византийских армян; Валуевы, Трубецкие, Голицыны – из литовцев, Чернышёвы, Потёмкины, Ланские – из поляков, Бестужевы – из англичан, Нагие – из датчан, Грязновы – из французов. И так далее. Инородцы, родоначальники этих фамилий, прибыв в Россию, получали во владение поместья и земли, заселённые крепостными крестьянами, русскими. И вся эта заезжая в своей массе шушера скрещивалась с такими же проходимцами; в конечном счёте вырождалась из-за безделья и паразитирования.
- То же самое мой аппарат фиксировал в дореволюционной культуре, особенно у поэтов и актёров. Они иногда бывали в нашем институте, давали представления. Сплошь вырожденцы.- Профессор фыркнул.- А среди учащихся самыми нормальными в психическом отношении были дети из крестьянских и рабочих семей. Здоровая часть народа.
- То есть, по-вашему получается, что одна из причин краха Российской империи – это засилье выродков,- задумчиво произнёс Перекуров.
Профессор пожал плечами и ничего не ответил, очевидно, вспомнив, где он находится и решив не углубляться в политически скользкую тему.
- У меня есть ещё несколько вопросов к вам,- после некоторого молчания сказал чекист.- Ваш аппарат сейчас по-прежнему находится в биофизической лаборатории Наркомпроса. Как считаете, могут ли новые сотрудники в нём разобраться без вас?
Скоров презрительно фыркнул.
- Очень сомневаюсь. Я опубликовал по этой теме несколько статей теоретического характера. В основном по математическим проблемам многомерного обратного преобразования Лапласа, которое применяется при расчётах в моём аппарате. Но их и понять-то может не больше десятка человек, а приложить к практике без дополнительных объяснений вообще никому не под силу. И хорошая марксистская подготовка в этом деле не поможет. А в рукописях моих лишь отрывочные вычисления.
- Разумный подход,- одобрил капитан госбезопасности. Ему вовсе не нужны были конкуренты в этом, вырисовывающимся весьма перспективным, деле.- Патент на своё изобретение вы, конечно, не брали?- полуутвердительным тоном спросил он.
Перекуров уже понял, что имеет дело с гением, но при этом вовсе не идиотом. В прошлом мире ему были известны несколько примеров эффективного патентоведения. Один его знакомый придумать способ очистки загазованных помещений с помощью магнитных линз. В институте, где он работал, патентные работники долго выспрашивали подробности, а потом в выдаче патента отказали, сославшись на то, что работа не соответствует профилю организации. Когда же тот подал патентную заявку в другое учреждение, то узнал, что авторское свидетельство на эту идею уже выдано недавно какому-то талантливому самородку-изобретателю из Бухары. Другой случай произошёл со знаменитым советским академиком, специалистом в области создания ракетных гироскопов, который решил получить на свои работы авторские свидетельства. От его института подали кучу заявок, а им ответили: соответствующие авторские свидетельства уже давно выданы неким неведомым гениям из провинциальных городов. Слышал Перекуров и о других случаях, когда работники советских патентных бюро отказывали отечественным изобретателям в выдаче авторских свидетельств, а вскоре где-то в далёких палестинах открывались применявшие идеи этих изобретений инновационные фирмы. Несомненно, что эффективные патентоведы получали в таких случаях гонорары на зарубежные банковские счета; изобретателям же следовало не щёлкать клювом, а знать правила игры в локации, в которой они находились (пр. 16).
Профессор Скоров на вопрос о патенте только насмешливо фыркнул, даже не потрудившись ответить.
Перекуров собрал разбросанные по столу листы следственного дела, сгруппировал их, один отложил в сторону, а остальные вернул в папку.
- Подведу итог,- сказал он.- Вами проделана очень ценная и важная для народного хозяйства работа. Нужно обеспечить её дальнейшее выполнение. Однако возвращаться вам в прежнюю лабораторию нецелесообразно. Её возглавил другой человек,- чекист подтолкнул к профессору отложенный листок. Скоров бегло проглядел написанный бывшим коллегой донос насчёт антиленинского направления его исследований, покачал головой, но ничего не сказал.
- Плодотворное сотрудничество с прежним коллективом у вас вряд ли сложится,- продолжал Перекуров.- Поэтому я предлагаю вам продолжить работу под эгидой нашего ведомства. Мы предоставим вам помещение, финансы, вернём ваш аппарат из старой лаборатории. Первой вашей задачей будет его модификация для выявления девиантов, особенно лиц с антиобщественными наклонностями.
- То есть получается, что я буду работать на ГПУ?- возмутился профессор.
- НКВД, Иван Миронович, НКВД,- уточнил чекист.- Пока вы ... ммм ... отсутствовали в столице, название нашего ведомства изменилось.
- Ну это что в лоб, что по лбу,- махнул рукой Скоров.
- И что вас не устраивает?
- Так ведь вы репрессируете невиновных людей,- с прямотой, присущей настоящему гению, рубанул профессор. Видимо, он имел в виду себя.
- Каждого человека можно, ни о чём не спрашивая, посадить на десять лет, и он будет про себя знать – за что,- с намёком парировал чекист. Хлёсткая фраза была заимствована им из одного литературного произведения его прошлого мира.
Пока профессор размышлял над афоризмом, капитан слегка усилил нажим:
- Ваш аппарат поможет распознавать воров и мошенников, если уж вас так беспокоит вопрос о невиновности. Хотя, по правде говоря, вопрос этот в наше время – чисто философский.
- Никогда не любил философию,- пробурчал Скоров.
- И правильно,- одобрил Перекуров.- Я тоже. Философия – это злоупотребление специально разработанной терминологией,- привёл он ещё один афоризм из своего прошлого мира.
- Ладно,- сдался профессор. Его убедила не столько аргументация собеседника, сколько мысль о возможных альтернативах сделанному гэпэушником предложению.
- Очень хорошо.- Перекуров вернул следственное дело в ящик стола, а из него достал парочку чистых листов бумаги.- Итак, вашим первым заданием будет создание упрощённой версии своего аппарата, предназначенной для реализации тех функций, которые я указал. Её нужно сделать компактной, умещающейся внутри обычного портфеля. Шкалу, на которой будут высвечиваться результаты анализа, следует смонтировать отдельно, чтобы она связывалась с основной частью аппарата только проводами. Примерно так.- Он начертил на бумаге вытянутый в длину и узкий прямоугольник, напоминающий клавиатуру компьютера, только вместо клавиш у него были нарисованы семь линий, а слева от них – кружочки.
- Это будут лампочки разных цветов,- чекист указал на кружочки с интересом следившему за его манипуляциями профессору.- Каждый цвет соответствует своему психотипу- девианту. А это,- он указал на идущие от кружочков линии,- будут шкалы, на которых должна отображаться сила, или мощность данного психотипа, в процентах от максимально возможной. Или, в нашем случае, уровень отклонения от нормы. Если заполнена вся шкала – значит, эта девиация проявлена у человека в максимально возможной степени. Если проявлена лишь частично – значит, светится часть шкалы.- Он протянул листок своему собеседнику.
- Что ж, довольно разумный подход,- одобрил тот, изучив рисунок.- А какие психотипы вы желали бы выявлять?
Капитан взял ещё один листок и принялся выписывать в две колонки:
норма – зелёный цвет
лгуны, лицемеры – жёлтый
мошенники – оранжевый
воры, грабители – малиновый
саботажники, диверсанты – коричневый
извращенцы – голубой
шпионы – красный
Закончив писать, он протянул второй листок профессору.
- Хм,- проворчал тот, вчитываясь в текст,- у вас, похоже, всё продумано.
- Цвета подобраны в соответствии с семантикой слов,- заметил Перекуров..
- И почему лжецы – жёлтые?
- Жёлтые газеты, жёлтая пресса,- объяснил чекист.
Профессор Скоров кивнул, убрал оба листка во внутренний карман пиджака и вопросительно посмотрел на своего собеседника.
- Ваша новая лаборатория будет располагаться здесь.- Капитан выписал и передал профессору ордер на занятие помещения в центре Москвы, изъятого у арестованного недавно крупного спекулянта.- Разместите там свой аппарат и другое оборудование. Это вам на начальные расходы.- Он выписал чек на получение денег в кассе, а заодно и мандат НКВД.- Чтобы вам без препятствий и побыстрее выдали из прежней лаборатории всё, что потребуется воспользуйтесь этой бумагой.
Профессор острожно взял документ с гербом и печатями, на которой чётким почерком было написано:
"Настоящим удостоверяется, что профессор И.М. Скоров выполняет важную государственную работу. Всем советским учреждениям предписывается оказывать ему содействие".
- Что-нибудь ещё может понадобиться от нас?- осведомился чекист.
- Нужен помощник,- подумав, сказал профессор.- Что-то вроде лаборанта. Принести, отнести, помочь с установкой.
- Прикрепим порученца,- пообещал капитан.- Какой срок потребуется для переделки аппарата, можете оценить?
Профессор пожал плечами.
- Если всё вернут в целости и сохранности, а помощник окажется расторопный – управлюсь за пару недель.
- Отлично. Нужно будет какое-то содействие – звоните по этому телефону.- Капитан протянул профессору карточку со своим служебным номером.
* * *
Через полмесяца, как и было обещано, профессор позвонил капитану и сообщил, что задание выполнено. До этого времени он не связывался с чекистом. Впрочем, от прикреплённого к профессору порученца Перекуров и так знал, что работа продвигается успешно, всё нужное из прежней лаборатории доставлено; хозяин каждый день работает допоздна и находится в хорошем настроении.
Капитан выписал своему подопечному пропуск, и тот явился в его кабинет точно в указанное время, как и прошлый раз.
- Я сделал упрощённый вариант своего аппарата,- сказал, слегка поморщившись, Скоров, доставая из саквояжа металлический прямоугольный ящичек с закруглёнными краями, в центре которого находилась решётчатая вогнутая сетка, похожая на миниатюрный локатор . От ящичка шли проводки к плоской удлинённой "клавиатуре", сделанной по эскизу капитана – с семью цветными лампочками слева, с идущими от них во всю длину клавиатуры узкими прорезями- шкалами, равномерно размеченными делениями, и с небольшими стрелками возле лампочек. В левом нижнем конце клавиатуры, находился рубильник.
- Выключатель,- пояснил профессор внимательно изучавшему аппарат капитану.- Щёлкаете – прибор начинает приём нейронного излучения, возвращаете в исходное положение – прекращает. Сетка в центре – улавливатель излучения. Он концентрирует нейронные волны и отправляет их по пластиково-стеклянным нитям внутрь на обработку. Для достижения максимального эффекта улавливатель во время работы должен быть направлен на испытуемого. Чтобы излучение могло быть захвачено, расстояние до его источника не должно превышать пять метров. Всё это записано в составленной мной инструкции,- профессор положил на письменный стол сложенный вчетверо бумажный листок.
Перекуров кивнул, продолжая внимательно изучать прибор. Повернув его локатор в сторону гостя, он щёлкнул рубильником. Увидев, как на "клавиатуре" ровным светом загорелась зелёная лампочка, усмехнулся и вернул выключатель в исходное положение.
- Хорошо,- сказал он, наконец, положив прибор и клавиатуру на стол.- Теперь надо будет провести контрольные испытания. Пока никуда не отлучайтесь надолго, возможно, понадобятся ваши дополнительные консультации. И составьте план дальнейшей работ. Его можно прислать мне с порученцем.
Выписав премиальные, Перекуров отпустил профессора, а сам занялся установкой прибора в том же портфеле, в котором находился аппарат Заврыкина. Он закрепил его так, чтобы приёмник-"локатор" находился точно в.центре; а "клавиатуру" разместил снаружи, возле ручки портфеля, приделав к ней маскирующий, но легко снимающийся чехол.
Оставалось только проверить аппарат.
* * *
Для испытаний Перекуров выбрал самый простой путь. Он приехал в Бутырку и вызвал там на допрос нескольких воров и мошенников.
Аппарат профессора Скорова неизменно показывал правильные результаты. Как только сетка "локатора" направлялась на допрашиваемого, на "клавиатуре" исправно загоралась малиновая или оранжевая лампочка. Мало того, даже показания уровня девиантности, отмечавшиеся на шкале "клавиатуры" были прямо пропорциональны срокам, на которые были осуждены уголовники, и чекист подумал, что при некотором усовершенствовании аппарат Скорова может стать хорошим помощником для судей. А то и вовсе заменить их.
На следующий день капитан незаметно испытал действие определителя психотипов на своих подчинённых, но прибор профессора не сообщил ему ничего, что он бы о них не знал и так.
Для большей гарантии чекист проверил действие прибора на нескольких заведомых лжецах из своего ведомства и, увидев, как исправно загорается жёлтая лампочка, окончательно убедился в высоком качестве его работы.
Поскольку к тому времени рабочая неделя подошла к концу, он решил отложить выявление саботажников и вредителей до понедельника, а в выходные дни испытать действие аппарата на творческой интеллигенции.
Захватив с собой неизменный портфель, он с утра пораньше отправился в общество писателей и прошёлся по кабинетам, поплотнее прикрывая чехлом отчаянно мигавшую жёлтую лампочку.
В театрах и киностудиях клавиатура аппарата переливалась всеми цветами радуги, особенно ярко горел голубой огонёк.
Убедившись, что с царского времени (если верить рассказу профессора) положение дел в области культуры не слишком изменилось, чекист покинул места скопления творческой интеллигенции и вернулся домой.
Глава 3. Выполнение задания.
В понедельник чекист, согласовав в секретариате командировку, направился в "Центросоюз" – организацию, занимающуюся потребкооперацией. Именно в её лавках отмечал неправильное распределение товаров, подозревая вредительство и саботаж, представитель прокуратуры.
На подходе к авангардистского типа зданию "Центросоюза", расположенному на Мясницкой улице, чекист включил аппарат анализа психотипов. Шагая по вестибюлю, по коридорам, заходя в комнаты, он поглядывал на прикреплённую к портфелю "клавиатуру". Ничего особенного там не наблюдалось. Время от времени вспыхивали зелёные огоньки, иногда их сменяли слабые жёлтые, оранжевые, или малиновые.
На втором этаже, где сидело руководство организации, малиновые огоньки стали появляться чаще. Однако выявление хищений было сейчас не главным в его задании, и он, не задерживаясь, проходил мимо.
Возле кабинета ответственного члена правления "Центросоюза" к малиновому свечению добавилось коричневое, а стрелки, показывающие уровень мощности, устремились к правому краю шкалы.
- Похоже, здесь,- пробормотал чекист. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что никто за ним не наблюдает, он включил аппарат Заврыкина, магнитофон, и толкнул дверь.
Сидевший за письменным столом мужчина среднего возраста вскинул голову и нахмурился, но, когда вошедший представился, быстро сменил недовольное выражение лица на приветливую улыбку.
- Чем могу быть полезен?- спросил он, вставая и протягивая руку для пожатия.
Расположившись в кресле, чекист повернул портфель так, чтобы излучатель аппарата оказался направлен на хозяина кабинета и стал задавать вопросы о проблемах кооперативного движения, дожидаясь, пока окажут воздействие электромеханические волны. Наконец, по затуманившемуся взгляду собеседника он решил, что время пришло. Но первый вопрос на интересующую его тему он всё-таки задал с осторожностью:
- Скажите, как в вашей организации относятся к нехватке в кооперативных лавках тех или иных важных товаров, скажем, сахара, соли, муки? И, наоборот, к затовариванию, переполнению ими складов?
- Мы всячески это приветствуем,- с живостью ответил собеседник.- Нехватка товаров вызывает возмущение населения, а их затоваривание ведёт к последующей порче продукции и имеет те же последствия.
Убедившись, что дело пошло на лад, чекист начал спрашивать прямо.
- Значит, вы занимаетесь вредительской деятельностью?
- Конечно. Мы организуем перебои в торговле продукцией повседневного спроса; запутываем планирование поставок таких товаров, как сахар, масло, яйца, махорка, умышленно задерживаем их привоз в деревню. Кроме того, мы приводим в беспорядок учёт и отчётность, что содействует расхищению и разбазариванию государственных средств.
- Приведите конкретные примеры.
- Охотно. В Тульской области в третьем квартале 1935 года десять процентов кооперативных лавок не имели сахара, хотя на наших склада он находился в избытке. В Ленинградской области тогда же почти половина лавок не имела соли, потому что ею были намеренно затоварены лавки в других регионах. В первом квартале 1936 года отсутствовала махорка более чем в тысяче наших лавок. Летом на железнодорожных путях под Москвой мы задержали на целых две недели состав с колбасой и другими продовольственными товарами. Под палящим солнцем колбасы протухли, сыр заплесневел, сливочное масло испортилось.
- Вам не жалко населения, которое страдает от ваших действий.
- Мы, правые, считаем, что для свержения сталинского режима все средства хороши. И потом, этот народ, отвергнувший блистательного Троцкого, лучшего и не заслуживает.
- Троцкисты ведь ультралевые. Как же правые стакнулись с ними?- поинтересовался чекист.
- У нас общая социальная база,- ответил кооператор.
- Вы почти что товарища Сталина сейчас цитируете,- усмехнулся чекист.
Его собеседник нахмурился, в тёмных глазах мелькнуло неприятное выражение.
Опасаясь, что неосторожное замечание прервёт так удачно протекающий сеанс проявления глубинных чувств, чекист поспешил задать следующий вопрос:
- Какое цели преследует ваша вредительская кампания?
Ответственный работник "Центросоюза" вновь оживился.
- Мы хотим, прежде всего, вызвать недовольство населения плохой работой по снабжению, недовольство работой торговых, в данном случае, кооперативных органов, а этим самым вызвать недовольство против правительства.
Вспомнив о заключительных замечаниях представителя прокуратуры на производственном совещании, чекист спросил:
- Не доводилось ли вам служить в царской охранке?
Кооператор заколебался.
Чекист незаметно усилил мощность аппарата Заврыкина до максимума.
- Да, действительно. Было такое. Я несколько лет являлся агентом-провокатором охранного отделения,- с некоторым усилием произнёс, наконец, его собеседник.- Потом вступил в партию большевиков и сделал в ней успешную карьеру.- Он покачнулся, его взгляд потускнел, под глазами обозначились тяжёлые мешки.
Опасаясь, что собеседник вот-вот рухнет в обморок, а то и вовсе отдаст концы, чекист поспешно выключил излучатель. Но кооператор только обмяк в кресле, закатил глаза и мирно заснул.
- Ишь, как его развезло. Напряжённый сеанс,- пробормотал вполголоса Перекуров, отключая остальную аппаратуру. Он вышел из кабинета, прикрыл за собой дверь и зашагал к выходу из здания.
Первая часть работы была успешно завершена.
На следующий день чекист направился в наркомат тяжёлой промышленности, который тоже упоминался в речи представителя прокуратуры в связи с возможным саботажем.
В большом здании учреждения, расположенного на Таганке, ситуация с анализом психотипов почти повторила предыдущую. Когда чекист проходил мимо спешивших по своим делам простых служащих или заглядывал в наполненные людьми прокуренные рабочие комнаты, на клавиатуре обычно загорался зелёный, "нормальный", огонёк. Лишь изредка к нему добавлялось слабое мигание жёлтой или малиновой лампочек. Но около кабинетов начальства тревожные лампочки вспыхивали чаще, а их свечение становилось более интенсивным.
Близ приёмной одного из заместителей наркома на клавиатуре загорелась коричневая лампа и чекист остановился. Фамилия, обозначенная на табличке, была ему известна из прошлой жизни по каноническому мартирологу представителей ленинской гвардии, ставших жертвами сталинских репрессий.
Немного поколебавшись, чекист открыл дверь и вошёл в комнату. Секретарша чиновника не слишком охотно согласилась доложить о посетителе. Капитан сел на стул, расположил портфель так, чтобы раструб излучателя смотрел в сторону кабинета хозяина, после чего незаметно включил свою аппаратуру.
Ждать пришлось минут пятнадцать. Но чекиста не беспокоила потеря времени. Он знал, что чем дольше воздействуют электромеханические волны, тем надёжнее они вызывают проявление глубинных чувств.
Наконец, на столе секретарши задребезжал звонок и та кивнула посетителю, приглашая его зайти в кабинет.
Заместитель наркома был старым партийцем, ещё с дореволюционным стажем, участником боёв Гражданской войны. Если бы он находился под излучением всего несколько минут, то оно, скорее всего, на него не подействовало бы. Однако он заставил ждать посетителя почти четверть часа, в течении которых аппарат Заврыкина, включённый на полную мощность, непрерывно облучал его кабинет. Так что на первый же вопрос чекиста он ответил совершенно откровенно:
- Да, мы занимаемся вредительством и саботажем. Это делается для того, чтобы вызвать недовольство населения и, в конечном счёте, свергнуть сталинский режим.
- Конкретные примеры? Охотно их приведу,- ответил он на второй вопрос.- В химической и угольной промышленности мы распыляем средства, вкладываем их в покупку ненужных вещей. Коксовые печи вводим в эксплуатацию недостроенными, из-за чего они быстро разрушаются. Закрываем глаза или даже поощряем расхищение нужных для строительства материалов, а также выпускаемой заводами продукции.
- Диверсиями мы тоже занимаемся,- был его ответ на третий вопрос.- Когда есть возможность – устраиваем аварии, пожары; смотрим сквозь пальцы на игнорирование техники безопасности. В шахтах не проводим работ по устранению загазованности.
- Жертвы среди рабочих? Даже лучше, если будут, так как они вызовут озлобление у рабочих, а это нам и нужно.
Решив, что полученных сведений достаточно, чекист распрощался с хозяином кабинета, а тот после ухода посетителя ещё долго пытался вспомнить, о чём же они беседовали и почему у него в голове такая тяжесть – неужели выпили слишком много?
Через пару дней, упорядочив накопившиеся материалы, чекист решил посетить третье и последнее ведомство, упоминавшееся на недавнем совещании – наркомат путей сообщения.
На этот раз он уже примерно представлял себе, где будут находиться нужные ему психотипы и потому сразу направился к кабинетам руководящего состава.
Возглавлявший наркомат Лазарь Каганович находился в командировке; да, впрочем, он, как член Политбюро, наверняка без предварительной записи и не принял бы простого оперативника, даже из структур НКВД.
По дороге чекист посматривал на "клавиатуру" аппарата. На ней среди появлявшихся время от времени зелёных огоньков всё чаще вспыхивали жёлтые и малиновые.
У кабинета одного из заместителей наркома, где, кроме жёлтой и малиновой, загорелась коричневая лампочка. чекист остановился. Он глянул на шкалу мощности, стрелка которой зашла за отметку в пятьдесят процентов, затем включил излучатель, магнитофон, подождал пару минут и решительно ступил в приёмную.
Замнаркома оказался на месте, а его секретарша безропотно согласилась срочно доложить своему начальнику о приходе сотрудника НКВД с поручением от руководства.
Войдя в кабинет, чекист сразу подметил на лице его хозяина то расслабленно-отсутствующее выражение, которое, как он знал из предыдущих бесед с клиентами, предшествовало проявлению глубинных чувств. Он понял, что электромеханические волны уже подействовали, а потому, пропустив вводную часть, сразу приступил к делу.
- Товарищ заместитель наркома, как вы относитесь к вредительству, саботажу и диверсиям на железных дорогах с тем, чтобы свергнуть сталинский режим?- спросил он, подкрутив регулятор мощности аппарата Заврыкина до упора.
На лице замнаркома появилась улыбка. Видимо, заданный посетителем вопрос доставил ему большое удовольствие.
- Ко всему перечисленному я отношусь очень положительно,- ответил он.- Сталин предал идеалы пролетарской революции, совершил термидорианский переворот, его бюрократия давит живую творческую инициативу революционных масс, а потому, как говорит товарищ Троцкий, любые средства хороши, чтобы его ниспровергнуть.
- Включая и организацию аварий на железных дорогах, при которых могут погибнуть люди?- уточнил чекист.
Замнаркома утвердительно кивнул.
- Безусловно. Собственно говоря, чем больше жертв, тем лучше, так как это вызовет большее озлобление народа против сталинского режима".
- И вы добились каких-нибудь успехов в этом направлении?- спросил чекист.
- О да.- Заместитель наркома улыбнулся ещё шире.- Мои сообщники уже организовали целый ряд крушений товарных, пассажирских и воинских поездов, с человеческими жертвами. В одном из них погибло около тридцати человек.
"Наверное, достаточно",- решил чекист,- "а то мозги перегорят, всё-таки на полную мощность аппарат работает". Он потянулся к кнопке, отключающей генератор электромеханических волн, как вдруг припомнил, что на "клавиатуре" скоровского аппарата кроме коричневой – саботажно-диверсионной – ярко горели ещё жёлтая и малиновая лампочки.
- Вы требуете деньги от поставщиков, чтобы их товары доставлялись в нужный срок, берёте подношениями от сослуживцев, используете и другие способы мздоимства и взяточничества, не так ли?- спросил он.
- Само собой разумеется. Надо делиться,- несколько сонно отозвался заместитель наркома.
Он покачнулся в кресле. Зевнул, протёр глаза. пробормотал:- О чём, бишь, мы толковали? Простите, спать хочется, сил нет никаких.- С такими словами замнаркома навалился на стол и захрапел.
Чекист отключил аппаратуру, заправил в портфель слегка высунувшиеся наружу проводки, поднялся и вышел из кабинета. Возле столика секретарши он расписался в книге посетителей, кивнул ей на прощание и покинул здание наркомата.
* * *
Вернувшись домой, Перекуров принялся размышлять. Как и предполагал выступавший на совещании прокурор, во всех упомянутых им ведомствах имелись вредители и саботажники. И некоторых из них он отыскал. Таким образом, поставленное задание можно было считать успешно выполненным.
Перенеся магнитофонные записи на бумагу, упорядочив собранные материалы и подготовив отчёт о проделанной работе, чекист задумался, что делать дальше. До конца срока, отведённого на эту работу, оставалось ещё около недели. Проявлять инициативу в таком тонком вопросе казалось ему делом опасным. Следовал дождаться реакции начальства. Поэтому дальнейшее расследование нужно пока приостановить.
Однако изучение психотипов само по себе было делом увлекательным. И Перекуров решил посетить ещё и редакции центральных газет, чтобы выяснить, какого рода люди в них работают.
Уже на подходе к зданию, где находилась редакция центральной партийной газеты "Правда" аппарат для определения психотипов начал тревожно гудеть, а жёлтая лампочка "лживость" стала мигать столь часто, что чекист, опасаясь, поломки прибора, спешно вырубил его.
Рассчитывая насладиться увлекательными признаниями, он включил на полную мощность генератор Заврыкина, минут пять подождал, после чего зашёл в здание.
Однако тут его ожидал облом. Электромеханические волны не оказали никакого заметного действия на местный контингент. В ответ на вопросы чекиста, сотрудники редакции, один за другим, вместо выражения своих глубинных чувств, сыпали на него ворох штампованных фраз из пропагандистских передовиц своей газеты. А от одного из редакторов "Правды" он, в ответ на вопрос об отношении к троцкизму, только и узнал, что:
"Смрадом бандитского подполья дышит на нас дело Троцкого. Гадина подползает к тому, что для нас дороже всего".
"Разоблачена связь контрреволюционной организации Троцкого с германской фашистской охранкой, гестапо. Нет снисхождения и пощады для врагов народа, предавших дело революции, дело пролетариата".
"Слово принадлежит закону, который знает только одну меру для преступлений, совершенных троцкистской бандой".
Из курса истории КПСС Перекуров помнил, что этот редактор был влиятельным троцкистом и погиб во время "горячей фазы" борьбы Сталина против оппозиции. Однако все эти трескуче фразы он выдавал без малейших колебаний, с фальшивым пафосом и бурной жестикуляцией. Впрочем, в глубине его глаз можно были, пожалуй, разглядеть иронические искорки.
Промучившись безо всякого содержательного результата примерно с десятком тружеников пера, от простых корреспондентов до редакторов, Перекуров бросил это занятие и, раздражённый неудачей, отправился домой.
Эпилог
Через два месяца после совещания чекист сдал своему руководству отчёты о посещении им трёх ведомств и приложил к ним магнитофонные записи с чистосердечными признаниями во вредительстве ответственных работников, с которыми он беседовал. О своих попытках выведать глубинные чувства газетчиков, закончившихся полным фиаско, он, разумеется, умолчал.
Перекуров ожидал, что проделанная им работа будет отмечена как образцовая и принесёт ему премию, а, может, и повышение. Но к его глубокому изумлению, на летучке в очередную пятницу, при оглашении результатов расследований, его имя даже не было упомянуто. Героем дня стал молодой сотрудник особого отдела, сдавший папку с признательными показаниями, которая была раза в три толще, чем папка капитана.
Фамилия этого сотрудника была Перекурову знакома по его прежнему миру, ещё в советское время, где тот бойко пописывал детективы и повести про разведчиков. Во времена перестройки он сменил амплуа и стал специализироваться на разоблачениях "сталинских палачей". Поскольку писал он всё так же бойко, а литературное имя себе кое-какое уже соорудил, то в среде тогдашних либералов и демократов, его обличения стали пользоваться прямо-таки бешеной популярностью. Раскрывал он "истинное лицо сталинского режима" довольно долго – до тех пора, пока какой-то въедливый журналистишка не докопался, что маститый автор сам служив в тридцатые годы в НКВД и отправил за решётку и на расстрел множество людей. Некоторое время новоиспечённый правозащитник пытался трепыхаться, доказывая всем и каждому, кто соглашался его слушать, что "не всё так однозначно", что "это совсем другое дело", что "время было такое" и что "мы гнулись тогда, не сломались". Однако большинству демократов его присутствие в их рядах стало казаться чересчур обременительным, и постепенно он исчез с экранов телевизоров, канул в политическое, а затем и литературное небытие.
И вот теперь Перекуров смотрел как будущий разоблачитель "палачей, фальсифицировавших дела и отправлявших за решётку невинных людей", предъявив кипу дел, которые он, несомненно, сфальсифицировал, получает ведомственную награду и почётную грамоту "за успехи в выявлении вредительства и шпионажа". Он перехватил самодовольный взгляд молодого следователя, затем посмотрел на двух других награждённых за усердие, фамилии которых тоже были ему известны по прошлому миру, только уже из мартиролога жертв "необоснованных сталинских репрессий", и подумал, что всё-таки, несмотря на знание правил игры и немалый опыт эффективного бизнеса, потомственных демократов ему не обойти. Впрочем, попаданческое послезнаниг говорило ему, что линия судьба вовсе не так прямолинейна.
- Ладно, я посмотрю где вы будете через годик- другой,- проворчал вполголоса Перекуров.
- Что-что, начальник?- переспросил его сидевший рядом Ахмед.
Но капитан госбезопасности не удостоил подчинённого ответом. Слегка прищурившись, он смотрел на сцену, где проходила церемония награждения отличившихся сотрудников ведомства, и на его губах играла лёгкая улыбка.
Приложение 8. Документальные материалы; исторический контекст.
Часть 9
Пролог
- Зачем он мне нужен? Почему нельзя взять Марка?- хмуро спросил своего родича старший консультант Амторга Лев Семёнович Малкин, по совместительству куратор разведывательной сети этой организации. Малкин никак не мог уяснить, почему уже согласованное назначение в советско-американское торговое агентство его племянника, талантливого парнишки, работающего в Физико-техническом институте, отложено, а на освободившуюся ставку вместо него назначен какой-то дуболом-капитан с тупой рожей запойного алкоголика из отдела по борьбе с незаконным оборотом ценностей.
Исай Борисович Фельдцерман, недавно перебравшийся из провинции в центральный аппарат НКВД, а именно, в седьмой отдел Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) – внешнюю разведку – вытер вспотевший лоб. Он вполне понимал недоумение своего отдалённого родственника, старшего брата его троюродной тёти Розы Семёновны, вернувшегося на короткое время из Нью-Йорка в Москву специально, чтобы вывезти из этой страны, политический климат в которой с каждым днём становился всё жарче, сына своей сестры. Парня и впрямь надо было срочно спасать. Его непременно заберут, если узнают, что он был соавтором расклеенных недавно по Москве листовок, призывавших к борьбе с "фашистским сталинским режимом, предавшим интересы пролетариата" – как в них было сказано. Наивный юный идеалист. Он не понимает, что напор плебса, рвущегося к власти при гласной и негласной поддержке секретаря ЦеКа, уже нельзя остановить. Время словно пошло вспять и теперь следует не предаваться бесплодным иллюзиям о прекрасно будущем, которое принесла бы с собой мировая революция, а стараться выжить. Марка, несмотря на молодость уже приобретшего себе научное имя, непременно надо выручить. Помимо прочего, когда он зацепится за Америку, то сможет и родичей перетащить туда – если всё ж таки придётся уносить отсюда ноги. Однако сейчас ничего сделать нельзя. Старый знакомец, будь он неладен, попросил определить его в Амторг на следующий день после того, как один из тамошних сотрудников утонул, катаясь на лодке в озере – по крайней мере, так писали в газетном некрологе. И в поддержку своей просьбы он привёл очень убедительный аргумент. Комиссар третьего ранга вспомнил недавний визит к нему капитана Ясенева и вновь поёжился. Он с самого начала заподозрил неладное – уж очень уверенно держался его бывший подчинённый. А когда тот, ностальгически вспоминая о прошлой совместной работе, положил на стол копию – копию! – приветственной телеграммы товарищу Троцкому от Ровенского ГубЧеКа, в которой на первом месте среди подписей красовалась его, Фельдцермана, фамилия, Исай Борисович в буквальном смысле слова покрылся холодным потом.
Но рассказывать об этом своему родичу, который сейчас с недоумевающим видом смотрел на него, было нельзя. Он и так поймёт, конечно, что навязанный ему в помощники капитан Ясенев имеет на комиссара серьёзный компромат, однако знать детали ему ни к чему.
- Поверь, Лёва, так надо,- проникновенным тоном, впрочем, избегая встречаться взглядом с собеседником, сказал он.- Но я клятвенно заверяю тебя, что мы непременно отправим в Америку Марка. Как только освободится следующая ставка – она будет его.
Глава 1. Отбытие.
К концу 1936 года служебное положение капитана госбезопасности Ясенева, сотрудника московского управления ГУГБ, как и подавляющего большинства его коллег, казалось вполне устойчивым. Прошедшие недавно процессы над бывшими видными партийными функционерами никак не задели основную массу работников наркомата внутренних дел. Правда, долголетний глава их ведомства, Ягода, лишился своего поста как проморгавший заговор оппозиции, зато следователи, допрашивавшие и выявлявшие связи арестованных, получили награды и повышения. Так что в учреждении, ныне руководимом наркомом Ежовым, обстановка была спокойной, по крайней мере внешне. Однако капитан Пётр Матвеевич Ясенев, он же попавший неведомыми путями в прошлое бывший российский полковник Фёдор Михайлович Перекуров, знал, что это спокойствие обманчиво и что вскоре в политической жизни страны возникнут стремительные завихрения и водовороты, которые утянут на дно множество высокопоставленных и, казалось бы, безусловно неприкосновенных лиц, не говоря уже о тьме мелких сошек.
Учитывая все обстоятельства бурных двадцатых годов в России, Ясенев-Перекуров считал, что он устроился в новой локации очень даже неплохо. Это в прошлом мире ему приходилось то и дело набивать себе шишки, познавая правила игры. Он до сих пор время от времени с содроганием вспоминал случай, когда его только что начавшаяся карьера в отделе по борьбе с экстремизмом чуть не завершилась самым плачевным образом. Дело обстояло так: две прибывшие в Москву из разных южных республик группировки "коммерсантов" поспорили из-за расположенной в бойком месте шашлычной, между ними произошла перестрелка с жертвами, а поблизости оказалась пара русских студентов ... в общем, в уголовном деле возник мотив "межнациональной вражды" и оно попало в их отдел, где наивный молодой лейтенант, до этого основную часть жизни проведший в Советском Союзе, решил было разобраться с ним, как он потом покаянно говорил своему начальнику, "по справедливости". В результате газеты подняли страшный шум, обвиняя власти в ксенофобии и расизме, в потворстве фашистам и разжигателям розни, а также без конца поминая "таджикскую девочку". Итогом служебного расследования стал строгий выговор лейтенанту, к счастью, лишь устный. С тех пор Федор Перекуров крепко-накрепко запомнил кого следует априорно считать виновным в подобных инцидентах; другими словами, понял политическую повестку, или одно из правил игры в своей локации. Потом, в ходе познания других правил игры, ему ещё не раз приходилось набивать себе шишки, крутиться, как белка в колесе, пока, наконец, его служебная карьера не стала протекать достаточно гладко. Однако в этот мир он попал, уже зная многие игровые правила, а потому с самого начала действовал в нём достаточно успешно. И сейчас у него было: солидное положение, серьёзные связи, устойчивый доход, счёт в зарубежном банке – в общем, все признаки успеха, по обычным критериям его прошлого мира. И если бы не послезнание, что вскорости всё пойдёт в стране наперекосяк, он был бы вполне доволен своей жизнью. И, как говорится, даже и не рыпался бы.
Вот только каждый день неумолимо приближал его к тридцать седьмому году, когда, по выражению прогрессивной демократической общественности его прежнего мира, время пошло вспять и уже казавшаяся неминуемой мировая революция стала стремительно отдаляться, целыми когортами унося с собой в небытие комиссаров в пыльных шлемах вместе с их арбатскими детьми, а заодно и множество других людей, включая тех, кто всего-навсего оказался не в том месте и не в то время.
Другими словами, локацию надо было срочно менять.
Первое, что приходило на ум – легально уехать за рубеж и остаться там. Например, устроить себе служебную командировку, хотя бы в ту же Женеву, а потом либо закатить шумный скандал с обличениями "диктаторского режима" и попросить политическое убежище, либо затихариться где-то в укромном месте и не отсвечивать. Вот только, как помнил Перекуров из читанных им книг, советские разведслужбы тридцатых годов имели обычай охотиться за "невозвращенцами" и ликвидировать их, так что этот вариант сулил очень беспокойную жизнь. Поразмыслив, капитан решил отложить его на самый крайний случай и принялся обдумывать другие опции.
Можно было бы пристроиться в какую-либо советскую структуру за рубежом, торговую или дипломатическую, и переждать там как предстоящие репрессии, так и войну. Пожалуй, это было бы наилучшее решение. Ведь зарубежные конторы были напичканы его коллегами, сотрудниками внешней разведки, седьмого управления ГУГБ, представляя собой, по сути, шпионские гнезда, так что требовалось всего лишь найти нужных людей в соседних комнатах и попросить об услуге.
После недолгого размышления капитан решил, что посольства и консульства – структуры чересчур приметные и затеряться в них будет сложно. Из торговых предприятий он знал только контору в Ревеле, в которой побывал несколько раз по делам антиквариата, и Аркос в Лондоне, с которым мимолётно соприкоснулся, разыскивая материал на Митю Фельдцермана. Однако Европа отпадала – в ней можно было переждать репрессии тридцать седьмого года, но не надвигающуюся войну. Значит, надо искать для себя место в Америке.
Из книг по истории, читанных в прошлой жизни, Перекуров знал про Амторг – советско-американское предприятие, расположенное в Нью-Йорке, специализировавшееся на торговле, но занимавшееся и другими делами, в том числе набором квалифицированных кадров для работы в СССР, а также экономическим и научно-промышленным шпионажем. Последняя функция была у Амторга, пожалуй, главной, а, значит, на него можно было выйти через каких-нибудь знакомых из соседних кабинетов ведомства. Так что кандидатура этой организации была вполне подходящей для его замысла.
Правда, в образовании Амторга поучаствовало небезызвестное семейство Хаммеров, чей представитель действовал в 1920-х годах в Сов. России под самой высокой "крышей". Припомнив это обстоятельство, чекист вначале задумался – стоит ли связываться с такой конторой? У него ещё была свежа в памяти провальная попытка нажима на взяточника- нефтяника, у которого оказались очень крутые покровители. Но, с другой стороны, у нового руководства страны Хаммер не имел никакого авторитета, да и вообще, наворовав миллионы и скупив по дешёвке ценный антиквариат, давно закрыл свой эффективный бизнес и покинул СССР. И хотя Амторг, как и большинство зарубежных советских организаций, продолжал оставаться под плотным контролем троцкистских кланов, сейчас было не их время.
Остановившись окончательно на варианте Амторга, капитан принялся размышлять, как к нему подобраться. Семейственный принцип в этой организации соблюдался, конечно, неукоснительно, а отказ в протекции от печального мечтателя об Эпохе Милосердия отчётливо показывал, что простые знакомства здесь не помогут – искомый результат может дать только качественный компромат.
Лучше всего было бы раскрутить кого-нибудь из местных кураторов Амторга на проявление глубинных чувств и записать их на магнитофон. Однако даже если высокопоставленный чиновник ведомства примет его, то вряд ли он позволит незнакомому человеку зайти в свой кабинет с непонятным портфелем.
Дойдя до этого места в своих размышлениях, капитан вспомнил про старого знакомого, Исай Борисовича Фельдцермана, который, как хвастался недавно его двоюродный племянник Митя, перебрался из провинции в Москву и теперь занимал важный пост во внешней разведке. На бывшего начальника Ровенской ГубЧеКа у капитана имелся отличный материал – приветственная телеграмма за его подписью в адрес товарища Троцкого, в начале двадцатых годов председателя Реввоенсовета, а ныне главного врага народа, любая связь с которым означала для советского гражданина немедленный конец карьеры, а то и немалый тюремный срок. Хотя Исай Борисович вряд ли имел прямое отношение к Амторгу, однако, несомненно, что комиссар госбезопасности третьего ранга, да ещё работавший во внешней разведке, мог без труда организовать его перевод в эту организацию.
Выстроив приемлемый план действий, капитан принялся дожидаться удобного случая, чтобы напомнить о себе своему бывшему начальнику. И такой случай представился, когда он прочёл в центральных газетах некролог, извещавший о трагической гибели во время катания по озеру на лодке сотрудника Амторга, заслуженного революционера. Уже на следующий день Ясенев записался в секретариате соседнего отдела на приём по личному делу к комиссару Фельдцерману.
* * *
Решая вопрос – куда отбыть до наступления смутного времени? – Ясенев-Перекуров одновременно размышлял над проблемой – чем там заниматься?
Лучше всего было бы организовать фирму, своё дело. Стартовый капитал имеется, а приборы для определения психотипа и для выявления глубинных чувств, проверенные в деле, дают очень интересные возможности.
Скажем, можно было бы открыть консалтинговое агентство. И выявлять, с помощью прибора Скорова, разного рода девиантов: нечестных менеджеров, берущих взятки чиновников и прочих подобных. Можно и наоборот: определять, с помощью той же технологии, непризнанных гениев, ведь гениальность – это ведь тоже девиация, только другого типа. Этим, кстати, можно заняться и здесь, пока ещё есть время.
А прибор Заврыкина даёт вообще необозримые перспективы. Например, можно, выявив среди политиков, общественных деятелей голубых и радужных – здесь они не так популярны, как в XXI веке – разводить их на проявление глубинных чувств, записывать разговоры на магнитофон, после чего предлагать им внести малый прайс в благотворительный фонд. Да мало ли что ещё можно придумать! И всё без малейшего криминала, одним лишь интеллектом. Как говорил профессор Мориарти: "только глупцы применяют оружие. Используйте свой ум!"
Обоих учёных обязательно надо будет вывезти с собой. Приборам потребуется обслуживание, починка, если поломаются, а может, и улучшение – новые функции.
Капитан решил, что проще всего будет устроить им зарубежные командировки, через своё ведомство. Заврыкину он всё легко объяснит. Со Скоровым дело обстоит – профессору в житейской сметке не откажешь, и ему придётся приоткрыть, хотя бы частично, свои планы. А на следующий год в наступившей неразберихе, да потом ещё и войне здесь о них никто не вспомнит.
* * *
Ознакомительная беседа Льва Семёновича Малкина с его новым подчинённым вышла скомканной. Ответственный сотрудник Амторга спешил и был сильно не в духе. Вместо сына сестры, талантливого молодого физика, ему навязали в помощники какого-то тупого дебила с пропитой рожей.
Перекуров не мог не заметить холодка в голосе своего собеседника, из чего сделал верный вывод, что он перешёл дорогу кому-то из его клиентов или родичей. Впрочем, капитана это мало волновало – он собирался свести общение с будущими сослуживцами к минимуму.
После краткого представления, старший консультант несколько иронически поинтересовался у свежеиспечённого сотрудника Амторга: чем тот планирует заниматься на своей новой работе?
Сидевший напротив него чекист, похоже, вышедший из самых низов общества, иронию не уловил и совершенно серьёзно ответил, что его очень интересуют новинки американской науки и техники. Поскольку развитие советской промышленности требует от пролетариата овладения передовыми приёмами производства. Согласно указанию товарища Сталина "техника решает всё", сделанному на последнем съезде большевистской партии. Так что сейчас место всех сознательных борцов должно быть на переднем краю технического прогресса. Который только и может так развить производительные силы, чтобы во всех странах поскорее победила мировая революция.
Слушая эту белиберду и глядя на рязанско-пролетарскую физиономию собеседника, старший консультант еле сдерживал язвительные реплики. Но когда тот принялся, подмигивая с наивно-плутовским видом, рассуждать о героических подвигах советских разведчиков, выведывающих секреты в самом логове капиталистов, Малкин не вытерпел:
- Жалование консультанта небольшое, а жизнь в Америке дорогая,- сказал он, прерывая поток бессвязного бреда и надеясь, что, может, этот довод заставит идиота отступиться.
Но тот безапелляционно заявил:
- Мы, большевики, привыкли к трудностям жизни.- И добавил:
- А ещё у меня есть мысль организовать в Америке, в порядке живой инициативы трудящихся масс, фонд для промышленных пожертвований.
- Что, что организовать?- переспросил Малкин, решив, что ослышался.
- Фонд пожертвований для американцев, которые хотят помочь развитию промышленности Страны Советов,- с гордым видом разъяснил свою идею собеседник.- Я намерен внести вклад в дело укрепления интернациональной дружбы рабочего класса наших стран.
Старший консультант махнул рукой, пробормотав – "откуда только берутся такие дебилы"? – и поторопился завершить беседу, надеясь, что капитан Ясенев до своего нового места работы всё же не доберётся.
* * *
Решив основной организационный вопрос и выправив соответствующие документы, Ясенев- Перекуров занялся своей командой.
Викентий Авксентьевич Заврыкин переступил порог знакомого кабинета на Лубянке не без некоторого трепета. Однако довольное лицо сидевшего за письменным столом чекиста показало ему, что проблем, похоже, не ожидается и он успокоился. Всё это время он получал из спецфондов ведомства ежемесячные выплаты, которые позволяли ему не только не заботиться о средствах к существованию, но и продолжать свои исследования. Случай, точнее одновременный вызов на Лубянку как-то свёл его с профессором Скоровым и с тех пор они время от времени встречались и обсуждали научные и другие проблемы. После одной из таких дискуссий, Заврыкину пришла на ум интересная идея, которую он вскоре воплотил в простенькое устройство, проверил его в деле, и теперь прибыл к куратору, захватив с собой построенный им новый аппарат.
Капитан госбезопасности не стал заходить издалека, а сразу сообщил, что он отправляется в длительную командировку в Америку, где будет иметь дело с научно-техническими задачами, ему понадобятся консультации специалистов, а потому инженеру Заврыкину надлежит подготовиться к отъезду. Документы на него оформлены, командировочные выписаны, билеты приобретены. На сборы даётся неделя. Потом они отбудут поездом в Европу, оттуда – пароходом в Нью-Йорк. Сообщив всё это, он подтолкнул к собеседнику большой, плотно набитый бумагами конверт.
Несколько ошеломлённый новостями, но всё же быстро уяснивший, что его ожидает Америка, а не Сибирь, изобретатель машинально кивнул, взял конверт, отправил его, не раскрывая в свой портфель, а оттуда достал похожий на китайский фонарик с тремся разноцветными лампочками на корпусе предмет.
- Вот,- смущённо сказал он.- Пообщался я с профессором Скоровым и придумал, на основе его теории нейронного излучения, такую штуку.
- Что это?- спросил чекист, с любопытством наблюдавший за манипуляциями инженера.
Заврыкин положил перед ним на стол свой "китайский фонарик".
- Это аппарат для определения уровня счастья у человека,- сообщил он.- Нейронное излучение нервной системы, структуру которого описал Иван Миронович, позволяет определить: ощущает человек счастье, или он, наоборот, несчастен.
Как обычно, вдохновившись, изобретатель вскочил со стула и принялся объяснять, размахивая руками:
- Когда профессор Скоров рассказал мне про свой детектор эмоций, я подумал: ведь счастье и несчастье – это тоже эмоции, притом основные у всех живых существ, они как бы суммируют в себе все остальные, а потому уловить их излучение будет легче всего. Да ведь это даже и внешне проявляется – если человек счастлив, он обычно улыбается, а если несчастлив, то хмурится. Но не всё так просто – бывает, что человек улыбается, а на самом деле несчастлив, просто старается это скрыть. Или наоборот, счастлив, но внешне не показывает этого, например, боится, что ему будут завидовать. Так что внешнее наблюдение не вполне надёжно. А вот нейронное излучение, которое фиксирует аппарат профессора Скорова, не обманешь. После того, как он описал мне основные принципы работы своего аппарата, я придумал, как из всего излучения выделить волну счастья. Ну, надо там было, конечно, кое-что переделать, поставить более чувствительные светодиоды ... В общем, поработал с месяц – и всё получилось.
Инженер повернул свой "фонарик" и коснулся большого чёрного бутона на торце прибора.
- Надо направить аппарата на человека, эмоции которого вы хотите считать, и нажать на вот эту кнопку,- сказал он - Если загорится зелёная лампочка – человек счастлив, красная – значит он несчастлив, оранжевая – смесь и того и другого.
- Любопытная игрушка.- Перекуров взял "фонарик" и повертел его в руках.- Вы его испытали?
- Конечно, Пётр Матвеевич.- Изобретатель гордо выпрямился и кивнул.- Испытал и провёл статистику. Сравнил показания прибора с индивидуальными оценками своего состояния самими испытуемыми. Совпадение почти стопроцентное.
- Ладно.- Чекист отложил в сторону аппарат.- Возьмём и это с собой. Может, тоже пригодится для дела. Итак, Викентий Авксентьевич через неделю мой порученец вам позвонит. Всё должно быть готово.
* * *
Над планом беседы со Скоровым капитану пришлось поразмышлять. Профессор мог и заупрямиться – здесь у него была лаборатория, приборы, да и какие-никакие коллеги. Поэтому нужно было, с одной стороны, предложить ему что-то привлекательное а с другой – аккуратно намекнуть, что нынешняя относительно спокойная жизнь скоро закончится.
Когда вызванный через порученца на Лубянку профессор прибыл – как обычно, точно в назначенное время – капитан завёл разговор издалека. Он положил перед посетителем на стол газету, заголовок передовицы которой аршинными буквами сообщал о новых арестах троцкистов и прочих врагов трудового народа, а затем спросил:
- Иван Миронович, вы ведь следите за событиями в стране?
Профессор, бросив настороженный взгляд на газету, кивнул.
- Наши успехи в созидательном труде и в борьбе с вражескими элементами вызывают немалое раздражение на Западе,- тоном лектора-политинформатора поведал ему капитан.- Как в правящих кругах буржуазии, так и среди их обслуги, именующей себя "демократической интеллигенцией". Взгляните сюда.
Чекист развернул газету и ткнул пальцем в заметку в правом нижнем углу третьей страницы, озаглавленную "Позор пособникам предателей!" В ней шла речь о письмах зарубежных писателей и общественных деятелей с призывами к советскому правительству не допустить вынесения расстрельных приговоров видным старым большевикам, "славной ленинской гвардии", и, прежде всего, Зиновьеву и Каменеву.
Профессор взял газету, бегло просмотрел статью и фыркнул:
- Забавно. Когда эти "ленинские гвардейцы" брали заложников, приказывали расстреливать их без суда и следствия, демократическая общественность помалкивала в тряпочку. А тут почему-то возбудилась.
- Вот именно,- кивнул чекист.- Вы смотрите в самый корень. Они очень раздосадованы происходящим сейчас в нашей стране. Конечно, они мерзавцы и лицемеры. Но в то же время многие из них имеют авторитет в обществе, формируют настроения масс избирателей, а потому власти к ним прислушиваются. Так что отношение к СССР становится на Западе всё хуже. Осложняется и международная обстановка – перевооружается Германия, идут войны в Испании, в Эфиопии, в Китае. Империалисты могут втянуть в войну и нас. Скажу больше,- он наклонился к собеседнику и понизил голос, словно сообщая некий секрет,- мне достоверно известно, что скоро пройдут новые процессы над бывшими соратниками Ленина. Они ещё сильнее возбудят "демократическую общественность" за рубежом, а какие бури могут подняться в нашей в стране, трудно и представить.
Говоря это, чекист слегка лукавил – о предстоящих судах над старыми большевиками он знал не из каких-то инсайдов, а из курса лекций по истории партии в его прошлом мире, экзамены по которым студент Фёдор Перекуров сдавал всегда на "отлично". Впрочем, по существу, это не имело значения. Нужного эффекта он добился. Профессор Скоров выглядел озадаченным и даже слегка напуганным.
Показав, так сказать, кнут, капитан перешёл к морковке.
- Правда, лично я буду наблюдать за этими событиями издалека,- продолжал он.- Недавно меня назначили на должность консультанта при советско-американской компании Амторг и через неделю я отбуду в Нью-Йорк.
Подождав с полминуты, чтобы дать собеседнику время осмыслить как саму информацию, так и вытекающие из неё возможности, чекист сказал, снова доверительно понизив голос:
- Вы, конечно, понимаете, чем занимаются там на самом деле специалисты моей профессии. Процентов тридцать работников Амторга – кадровые разведчики, и торговая деятельность – лишь прикрытие для них. Основной их задачей является сбор открытой и закрытой научно-технической информации; попросту говоря – промышленный шпионаж. Я тоже включусь в эту деятельность. И думаю, что ваш аппарат, как и прибор инженера Заврыкина, окажутся мне там очень полезными.
Подождав ещё с полминуты, чекист продолжил:
- Мне понадобятся ваши консультации, советы, да и ремонт прибора, если он вдруг выйдет из строя, никто кроме вас не произведёт.
Чтобы не оставить профессору возможности каких-либо отговорок, он добавил:
- Конечно, вы сможете продолжать там свои исследования по передаче на расстояние мыслей и эмоций. Как теоретические, так и практические. Полностью вашу аппаратуру увезти с собой мы не сумеем, но вы выберите из неё самые ценные детали, только небольшие, а остальное мы закупим на месте и восстановим там ваш аппарат. Что скажете?
- Интересное предложение,- подумав немного, впрочем, больше для вида, ответил Скоров.- А на что я буду там жить? Каким будет мой официальный статус?
- Я оформлю вас внештатным консультантом при Амторге,- сообщил капитан.- Гонорары вам будут платить сдельно, за выполнение конкретных заданий.
Затем он решил немного приоткрыть карты:
- Говоря откровенно, деньги в компании платятся небольшие, а жизнь в Америке дорогая, по нашим меркам. Конечно, бывают и премии, если нароешь что-то особенно ценное, но это дело ненадёжное. Однако Америка – страна возможностей и дополнительный доход, своё дело, с вашей и инженера Заврыкина аппаратурой, я уверен ,мы сможем организовать.
Капитан ещё разок прикинул – какую часть своего плана стоит сообщить профессору – и продолжал:
- Например, мы могли бы устроить консультационное агентство, при компании или отдельно от неё. Или создать благотворительный фонд для сбора пожертвований от американцев – скажем, на развитие советской промышленности. Или (тут Перекуров вспомнил эффективный бизнес на парамедицине "доктора Кати" в его прежнем мире) для помощи безнадёжно больным. Используя вашу аппаратуру, мы наверняка найдём многих лиц, которые охотно согласятся сделать взносы в подобный фонд.
- Гм,- произнёс Скоров тоном, выражавшим некоторое сомнение.
- Если мы создадим такой фонд, то вы и Заврыкин станете получать зарплату за работу в нём,- поторопился добавить капитан.- В Амторге вы будете числиться внештатным консультантом, с разовыми гонорарами, а в фонде будете, вместе с Заврыкиным, постоянными сотрудниками.
- Гм,- снова произнёс Скоров, но уже куда более благосклонно.
- Итак, я предлагаю вам должность внештатного консультанта при Амторге. Выезд в Америку через неделю. Оформление документов и всё прочее за нами. Согласны?- завершил вербовку чекист.
- Конечно, Пётр Матвеевич.- Профессор Скоров не стал брать время на размышление.- Вы нарисовали очень интересные перспективы.
- Прекрасно.- Капитан не подал виду, как его образовало согласие собеседника, но про себя с облегчением вздохнул.- Тогда условимся ещё о некоторых деталях. Надеюсь, вы понимаете, что рассказывать о своём изобретении, как и патентовать его, не следует. Оно не предназначено для массового производства – даже если бы мы могли защитить в Америке такой патент без серьёзных покровителей. Не стоит показывать драгоценности жадным, завистливым людям, как говорят у нас на Рязанщине.
- Положим, это не на Рязанщине так говорят, а это сказал древнекитайский мудрец Лао цзы,- проворчал профессор.- Но, в целом, вы правы. Я и не собирался патентовать свой аппарат. Как и раскрывать главные принципы его работы,- с намёком сказал он.
Подумав, Скоров удручённым и почти извиняющимся тоном добавил:
- Вот только насчёт языка ... я плохо знаю английский. Научные статьи читаю. а разговорной практики у меня почти не было.
- Это не беда,- успокоил его капитан.- Консультировать вы будете меня лично, а когда дело дойдёт до работы с фондом, то общение с клиентами я возьму на себя. У меня с английским всё отлично,- похвастался Перекуров достижениями из своей прошлой жизни.
- Вы продолжаете удивлять меня, Пётр Матвеевич,- покачал головой профессор, который уже понял, что гэпэушник, с которым его свела судьба, очень непрост.
Глава 2. Облик грядущего.
В XXI веке поездки из Москвы в Америку были делом обычным. Тот, кто спешил, летел на самолёте и прибывал в пункт назначения часов за десять экспрессом, или же немного позже с остановками в пути. Тот, кто никуда не торопился, либо желал насладиться видами европейских городов, а потом ещё и красотами океана, мог добраться автомобилем или поездом до портов атлантического побережья Европы, откуда уже морским лайнером отбыть в Америку.Такой путь занимал несколько дней.
Однако в тридцатые годы XX века дорога из Москвы в Нью-Йорк была куда более сложной. Хотя авиация в то время стремительно развивалась, как на Западе, так и в СССР, а в 1929 году Чарльз Линдберг совершил первый беспересадочный перелёт из США во Францию, регулярного авиасообщения между Европой и Америкой тогда ещё не было. Из Москвы следовало сначала доехать поездом до западной границы, потом добраться, снова поездами, с пересадками, до портов Франции или Германии, откуда в США ходили трансатлантические лайнеры. Либо же пересечь Ла-Манш и сесть на такое судно в Англии – например, на знаменитую скоростную "Куин Мэри". Последний вариант и выбрал для себя и своей небольшой команды Перекуров.
* * *
Инженер Заврыкин с самого начала поездки ушёл с головой в расчёты – что, впрочем, было его обычным занятием и раньше. Лишь после пересадки на лайнер он стал иногда отвлёкаться от своих формул и время от времени прогуливаться по палубе, следя за сопровождавшими судно чайками и появлявшимися вдали дельфинами. Возможно, что при этом он проверял какие-то очередные новаторские идеи. Перемены в окружающей обстановке, переезды из одной страны в другую на поведении инженера, целиком поглощённого работой, почти никак не отражались.
Зато профессор Скоров, оказавшись по другую сторону советской границы, стал держаться совсем иначе – гораздо свободнее и раскованнее. Перекуров напрасно тревожился на его счёт – предложение поработать за рубежом учёный принял очень охотно. Хотя его вернули из ссылки и предоставили возможность продолжать свою работу, но профессор вполне понимал, что любое его неосторожное слово или очередной донос могут в одночасье снова всё обрушить. Кроме того, его утомляла необходимость добавлять в свои научные публикации бессмысленный марксистский вздор и раздражало зрелище неуклонно деградирующей научной среды, верхние ряды которой занимали "новые академики" и директора институтов, назначаемые по партийным разнарядкам или кланово-мафиозным связям. Так что когда гэпэушный куратор пригласил его на должность консультанта Амторга – а вернее, как быстро стало ясно, своего личного референта – профессор согласился сразу же, и только постарался выговорить себе возможность продолжать основную работу.
На второй день морского путешествия, когда инженер снова отправился изучать поведение чаек и дельфинов, профессор, оставшийся с чекистом в каюте один на один, решил кое в чём разобраться. Скорову давно хотелось выяснить, что представляет собой его загадочный куратор, который, с одной стороны регулярно выдавал стандартные партийные лозунги, как упёртый марксист- начётчик, бравируя при этом рабоче-крестьянским произношением, а с другой стороны – иногда показывал знания, которыми мог обладать только высокообразованный человек. Да и поговорить на запретные ранее темы профессору хотелось – надоели постоянные недомолвки, эзопов язык и бесконечное вынужденное лицемерие. Так что, подумав немного, он постучал по столу, чтобы привлечь к себе внимание, и обратился к чекисту, который, сидя на диванчике, с невозмутимым видом читал какую-то книгу на английском языке:
- Пётр Матвеевич, хорошо всё-таки оказаться в стране, где тебя не посадят за неосторожное слово. Да и в целом простому народу в свободном мире живётся куда лучше, чем при диктатуре. Как вы считаете?
На эту, довольно-таки провокационную, тираду чекист отозвался неопределённым "хм", не поднимая взгляда и продолжая читать свою книжку. Профессор продолжал:
- А какой бред пишут в советских газетах – одни пустые лозунги, демагогия и промывание мозгов, вперемешку с чистым враньём! Чтобы выкопать оттуда реальные факты, приходится перелопачивать груды словесного мусора. Была бы в стране свобода слова – пропагандистские агитки быстро сошли бы на нет.
Чекист проигнорировал и эту реплику, отозвавшись только ещё одним "хм", однако профессор не унимался.
- А что можно сказать про советскую экономику и быт? Толпы в очередях, драки за какие-то мелкие блага, доносы на соседей, чтобы расширить жилплощадь! Организовали бы правильно, как это делается в западных странах, хозяйство – со свободой частной инициативы, поощрением бизнеса, здоровой конкуренцией – и всё бы наладилось, не было бы этих дрязг и мышиной возни.
На сей раз "хм" было произнёсено весьма иронически, но профессор продолжал упорствовать:
- А какой вздор нынче преподают в советских школах и вузах. Зачем младшеклассникам нужна "политграмота"? Или студентам вузов – этот наукообразный "диалектический и исторической материализм"? Неудивительно, что потратив попусту время на эту белиберду, они не успевают усвоить полезный, нужный им по специальности материал и выходя из школ и вузов недоучками. Как может в подобных условиях развиваться наука? А ведь именно наука приносит обществу основные блага, обеспечивает прогресс отдельных стран и человечества в целом. Так было во все времена, так будет и дальше.
Перекуров понял, что избежать политической дискуссии ему не удастся – похоже, профессор решил выговорить всё наболевшее – и со вздохом отложил книгу. Впрочем, вначале он попытался просто урезонить своего собеседника:
- Иван Миронович, вы ничего не знаете о будущем, зачем же рассуждаете о нём?
Профессор, несколько обескураженный предыдущим односложным хмыканьем гэпэушника, воспрял духом.
- Как это – не знаю? Разумная экстраполяция от настоящего, учитывая тенденции развития, вполне способна дать нам представление о будущем. Да оно много раз было описано в книгах самых выдающихся людей. Развитие науки даст изобилие продуктов; учёные и инженеры откроют более быстрые способы передвижения и связи; человечество овладеют силами природы, поставит их себе на службу. Взять хотя бы книги Герберта Уэллса-.
Профессор прикрыл глаза и принялся перечислять читанное им в фантастических романах:
- Механизмы, облегчающие физический труд. Лекарства, исцеляющие неизлечимые ранее болезни. Новые сорта полезных растений. Подводные фермы. Обводненные пустыни. Чистый воздух и вода. Облагороженная природы. Искусственные парки и рощи по всей планете. Да что там – можно без конца перечислять блага, которые несёт развитие науки в свободном обществе. Почитайте современные утопии.
- А вы почитайте антиутопии, профессор,- парировал его собеседник.- Тем всё немного не так, как вы описываете. Загазованный выхлопами машин воздух. Отравленная техническими стоками вода. Супероружие – бомбы, уничтожающие целые города и сотни тысяч человек сразу.
Да и насчёт "свобод" в будущем – дело сомнительное. Прочтите, например, роман "Железная пята" Джека Лондона, о безграничной власти над обществом олигархии.
- Свободы закреплены в законах и традициях западного мира,- настаивал на своём профессор.- А они гарантируют, что народ не допустит появления всех тех ужасных вещей, что вы описали. Хотя они и возможны теоретически – но лишь как порождения безудержной, нелепой и больной фантазии.
- Законы и обычаи определяются устройством общества и меняются со временем,- парировал Перекуров.- Какие у вас основания считать, что они сохранятся хотя бы в следующем поколении? Может быть, они радикально изменятся, как и общество. Сравните, например, царскую Россию и сменивший её СССР.
Пока профессор обдумывал ответ, его оппонент продолжал:
- Нынешние свободы, о которых вы толкуете, обусловлены незрелостью капитализма. Точно так же, как свободы для баронов и простого народа в ранних феодальных обществах были обусловлены неразвитостью этих обществ. А когда феодализм окреп, власть централизовалась, тогда и вся баронская вольница сошла на нет. Да и простой народ прижали – крепостничество, законы против бродяг и всё такое прочее. Так и с капитализмом – пока он недостаточно развит, в нём есть разные свободы и вольности для народа и предпринимателей. Но как только он окрепнет, эти свободы будут ликвидированы – если не по законам, то по факту. Крупные корпорации, иначе говоря, олигархии – вот кто станет хозяевами будущего общества, его законов и даже традиций. От них будут полностью зависеть все – рабочие, фермеры, мелкие предприниматели, учёные, не говоря уже о деятелях искусства, которые во все времена занимались обслуживанием властей. Законами экономической, а значит и политической жизни станут прибыли корпораций. А их хозяева, олигархи, станут над законами, как некоронованные короли.
Выгодно будет корпорациям в том же западном мире ввозить дешёвую рабочую силу из стран Азии или Африки – значит, будут её ввозить, невзирая на любые протесты местного населения,
лишаемого работы и вообще вытесняемого из жизни мигрантами.
А достижения науки, о которых вы говорили, будут использоваться не только для войн нового типа, но и для контроля над людьми, чтобы заранее выявлять и обезвреживать тех, кто может представлять угрозу для власти олигархии. Умные машины будут отслеживать разговоры любого человека, его контакты, поездки, покупки, и из всего этого делать выводы о его психологическом профиле. А расставленные повсюду средства слежения не позволят никуда скрыться тем, на кого падёт тень подозрения в нелояльности к олигархии. Их лишат работы, подвергнут остракизму, а то и посадят в тюрьму. И такая участь будет ждать даже тех, кто хотя и ничего не совершает против власти олигархии, но думает не в соответствии с её политической повесткой – то есть, как говорят, совершает мыслепреступление, Вот каким будет облик грядущего.
Так что, дорогой профессор, наслаждайтесь нынешней относительной свободой в своей новой локации, но не слишком усердствуйте в её восхвалении.
- А где это так говорят – "мыслепреступления"?- спросил внимательно слушавший необычно разговорившегося чекиста профессор.
Перекуров понял, что дал маху – занёс в прошлое образы и термины из своего прежнего мира. Оруэлл здесь ещё не написал свои книги. Впрочем, действительность его прежнего времени, XXI века, далеко превзошла по абсурдности чёрный юмор фантастического романа "1984".
- Это из антиутопий,- буркнул он, мысленно пообещав себе впредь следить за речью.- Ту же помянутую "Железную пяту" Джека Лондона почитайте.- Что такая книга уже вышла, он был вполне уверен.
Обдумав речь своего собеседника, профессор отрицательно покачал головой и сказал:
- Некоторый резон в ваших рассуждениях есть. Но вы не учитываете один важный фактор – всё ту же науку. Её развитие неизбежно будет сопровождаться повышением значения разума в жизни человечества, ликвидацией суеверий и глупых предрассудков. Да мы и сейчас видим это. Когда-то люди считали, что Солнце вращается вокруг Земли, но наука доказала, что это заблуждение и выяснила истину. Когда-то люди могли разговаривать на далёкие расстояния только в сказках, а сейчас у нас есть телефон, радио.
Вдохновившись опять видениями прекрасного мира будущего, профессор торжествующе посмотрел на собеседника и хотел было продолжить гимн науке, но Перекуров его перебил.
- Наука будущего займётся обслуживанием интересов олигархии, её технических заказов и социальных проектов.
- Простите, но это чепуха,- обиженный, что его пылкую речь прервали, возразил профессор.- Кого обслуживали Архимед, Эдисон, Форд, Кельвин и множество других учёных и инженеров? Они работали самостоятельно.
- Вы говорите о создании простых механизмов в неразвитых обществах. А решение сложных задач и производство высокотехнологичных устройств потребует совместной работы многих исследователей и крупных финансовых вложений. То есть, такие группы учёных неизбежно будут просить деньги – у тех, кто ими владеет, у корпораций и олигархов. А кто платит деньги – тот и заказывает музыку. Корпорации и олигархи будут давать им деньги – но только на решение тех задач, в которых они заинтересованы – которые принесут им денежные прибыли или решат какие-то их социальные проблемы. Они и будут определять – что исследовать и что создавать. Иначе говоря – наука будет продаваться, а учёные станут просто обслугой финансовых воротил.
Возьмите, скажем, корпорации, занимающиеся производством еды. Что принесёт им больше прибыли – продажа качественной продукции или дешёвых, наполненных химическими добавками, а то и геноизменённых фальсификатов?
- Что такое "геноизменённый"?- осторожно спросил профессор.
Перекуров понял, что опять в запале ляпнул лишнее.
- Это термин из тех же антиутопий. Подделки натуральной еды, используемые корпорациями для увеличения своих прибылей,- не слишком внятно объяснил он.- Вопрос однако, вот какой: что закажут пищевые корпорации учёным: создавать фальсификаты, дающее громадную прибыль, или же проводить исследования по улучшению качества продуктов?
- Тут многое зависит от самих учёных,- попытался было выкрутиться профессор, но Перекуров перебил его:
- Очень мало тут зависит от учёных. Если кто-то не захочет этим заниматься, сочтёт грязной работой, то ему просто придётся уступить место в лаборатории другим, не таким брезгливым. В антиутопиях рассказывают, что в будущем даже нобелевские лауреаты займутся рекламированием фальсифицированной еды – за гонорары и гранты, конечно.
Или возьмите фармацевтические корпорации,- продолжал он.- Какие лекарства принесут им больше прибыли – дешёвые, которые не потребуют серьёзных затрат ни на исследования, ни на производство, или же такие, для создания которых нужны крупные финансовые вложения?
А с науками, имеющими отношение к политической повестке, дела будут обстоять ещё хуже,- подумав, добавил Перекуров.- Там вообще наукой будет считаться только то, что соответствует линии партии, а то, что ей противоречит будет объявляться лженаукой, антинаукой. И антиучёным будут разными способами, в том числе с помощью полиции и суда, затыкать рты. Да под эти повестки и новые науки будут создаваться. Вот вы какие науки знаете, профессор?
- Биологию, физику, астрономию, математику,- принялся осторожно перечислять Скоров, не понимая, куда клонит его собеседник.
- Очень хорошо. А такую науку как "гендерные исследования" знаете?
- Нет. Что это такое?- озадаченно спросил профессор.
- Фантастическая наука будущего, о которой пишут в антиутопиях. Она докажет, что у людей имеется не два пола, как думают сейчас, а семьдесят два, и займётся их изучением. Это и будет называться "гендерными исследованиями".
- Шутка так себе,- буркнул профессор.
- Какая уж там шутка. Это будет наука, созданная по требования политической повестки, и те, кто станут её критиковать, лишатся работы, а то и сядут в тюрьму.
Профессор скептически покачал головой, как бы показывая, что выдумки антиутопий не стоит принимать всерьёз. Тем не менее над сказанным он всё-таки задумался и через некоторое время нашёл возражение.
- Ваши фантазии мрачны и довольно нелепы, но я допускаю, что в обществах, находящихся под гнётом диктатур, могут возникать подобные псевдонауки. Собственно, я и сам имел сомнительное удовольствие познакомиться с одной из них – марксизмом. Однако такого не может случиться в западных обществах, где гражданам гарантирована свобода слова. Потому что в свободных дискуссиях все псевдонаучные пустоцветы быстро исчезнут, их высмеют или докажут их ложность. В условиях свободы слова настоящая наука вытеснит ложные мнения.
- А с чего вы взяли, что в будущем на Западе сохранится свобода слова?- с усмешкой спросил чекист.- Да, если вы не пойдёте против политической повестки, то сможете говорить, что угодно, это несомненно. Кстати, и сейчас, в Советской России, если вы будете рассуждать о видах на урожай или восхвалять политику партии, вам никто и слова против не скажет. Но попробуйте-ка вы политику партии покритиковать. Так и в будущем – вы сможете говорить свободно, но только до тех пока не затронете финансовые интересы олигархии или её политическую повестку. Например, обзовёте вы какую-то бабу "жирной чёрной лесбиянкой" и сразу – добро пожаловать в тюрьму.
- Кто такие "чёрные лесбиянки"?- осторожно спросил профессор.
Перекуров объяснил кто, заодно добавив, что в фантастических антиутопиях насчёт будущего чёрные лесбиянки изображаются особо привилегированным, почти неприкосновенным классом.
Скоров покачал головой, но снова погрузился в размышления, пытаясь найти в рассуждениях своего оппонента логические противоречия. Наконец, как ему показалось, он обнаружил слабое место.
- Первая поправка к конституции гарантирует всем гражданам США свободу слова. Так что ваши антиутопии не только мрачны, нелепы, безнравственны, но и невозможны!- заявил он.
Однако его собеседник вовсе и не подумал сдаваться.
- Так это в США. А в конституциях других странах ничего подобного нет. И даже в будущих США олигархия научится обходить эту поправку. Она ведь касается только властей – а частным компаниям, газетам, социальным сетям никто не помешает запрещать неугодные мнения, просто ссылаясь на свои внутренние правила. Равно как и никто не заставит хозяев корпорации держать у себя на работе человека, высказывающего неправильные, с их точки зрения, взгляды.
- А что такое "социальные сети"?- спросил профессор.
Перекуров чертыхнулся про себя, поняв, что он в запале уже начал ляпать один анахронизм за другим, и решил, что пора завершать сомнительную беседу. Кое-как он объяснил про социальные сети, снова сославшись на читанные когда-то романы.
- Вот так будут обстоять дела со свободой, правами народа и с наукой в вашем прекрасном мире будущего,- закончил он.- Согласно фантастическим антиутопиям, конечно.
Однако профессор вовсе не считал тему исчерпанной. Поразмысли ещё немного, он сказал:
- Я не называл нынешнее устройство капиталистического общества идеальным. А некоторые тенденции его развития действительно могут привести к тому, что описано в ваших антиутопиях – хотя, конечно, не в таком гротескном и абсурдном виде. Больше того, я думаю, что в идеях социализма есть здравое зерно. Да ведь и Герберт Уэллс в своих книгах изображал не только прогресс науки, но и социалистические, по сути, общества. Правда, нынешний "социализм" в России иначе, чем карикатурным, не назовёшь. Но если построить правильный социализм, или исправить те его извращения, которые сейчас имеются в СССР, то можно избежать установления олигархии, а значит, и всех тех мрачных вещей, что вы живописали.
Его оппонент усмехнулся.
- Тенденции развития советского общества к олигархии те же, что и на Западе. А кое в чём она уже установлена. Насчёт тамошней свободы слова, партийной повестки, псевдокультуры и разных псевдонаук вы и сами хорошо знаете. Но и политическое устройство СССР представляет собой, по существу, олигархию, только незрелую и специфическую. Всевластное Политбюро и высший слой партийной номенклатуры, полностью господствующие над бесправным народом – это и есть советская версия олигархии. Кроме того, обе эти нынешние системы, западный капитализм и советский социализм, идут к конвергенции. А когда она случится, то советские замполиты будут смотреться в качестве лакеев финансовой олигархии вполне гармонично. Так что ваши надежды на торжество науки и разума в будущем не реализуются – ни в развитом социализме, ни в мире "свободного бизнеса".
- Вы закоренелый пессимист, Пётр Матвеевич,- сказал профессор. И, когда его собеседник никак не отреагировал на эту реплику, в сердцах заявил:
- У вас просто нет достойной цели в жизни, вот вы и читаете разную чернуху, и верите всяким жутким фантастическим историям.
- Нет у меня времени размышлять о достойной цели или о судьбах мира,- огрызнулся капитан,- целыми днями только и делаешь, что крутишься, как белка в колесе, да скачешь между капканами и ловушками.
- Другие-то люди думали, – настаивал профессор.- Ставили перед собой грандиозные задачи, воплощали в жизнь светлые идеалы.
- Ну вот придумал кто-то социализм и светлое будущее – однако эти грандиозные идеалы вам не по вкуса пришлись, судя по тому. как вы начали наш разговор,- поддел его Перекуров.
Растерявшись от такой подставы, профессор умолк.
Так и не дождавшись ответа, чекист продолжил:
- Надо быть реалистами. Большинство "грандиозных идей", о которых вы толкуете – просто навязываемый пропагандистами обман. Говорится, а то и поётся одно – в реальности получается совсем иное. Вспомните хотя бы недавний стишок "смело мы в бой пойдём за власть Советов, и как один умрём в борьбе за это". Воевать и умирать авторы, точнее, заказчики этой пропаганды предоставляли другим, себе же они отводили иную диспозицию. Или возьмите "светлое будущее", к бесплатному труду во имя которого ныне призывают партийные секретари. "Жила бы только наша социалистическая родина – и нету других забот". А знаете, что они сами при этом думают?
И чекист вкратце рассказал профессору о глубинных чувствах знатных партийцев, которые те проявляли, когда он выполнял задание секретаря ЦеКа. Глядя, как недоверчиво качает головой собеседник, слушая пересказ заветных мечтаний совпартноменклатуры, он хотел было добавить, что все эти грёзы через полсотни лет воплотятся в жизнь чуть более чем полностью, но сдержался. Зато ему пришла на ум мысль изложить профессору свою давнюю идею о мире как компьютерной игре. Вот только ничего похожего на компьютеры, не говоря уже о компьютерных играх, в этом времени ещё и близко не было. Поэтому Перекуров, подумав, решил воспользоваться аналогией.
- Наше понимание событий может сильно отличаться от их реального смысла, профессор,- сказал он.- Посмотрите, например, на коров и быков. которых весной выпускают из хлева. Они весело пасутся на лужайках, радуются сочной траве, тёплому солнышку; коровы предвкушают будущие случки, элитные самцы заводят гаремы – как им не восхищаться такой замечательной жизнью? А ведь всё это устроено людьми только для того, чтобы, в конечном счёте, брать у коров молоко, а телят и быков отправлять на бойню для получения мяса. Последнее они, как травоядные, даже и не способны понять. То есть, происходящее для животных имеет один смысл, а в реальности он совершенно другой.
В древневосточных религиях,- продолжал он,- верили, что люди – это скот богов, созданный ими для удовлетворения каких-то своих нужд. Волю богов возвещали людям жрецы – подобно тому, как пастухи отдавали команды стаду. И мы, стало быть, тоже пасёмся на лужайках, как те быки и коровы, не ведая своего истинного предназначения.
Как видите, дорогой профессор, то, как мы представляем себе мир, может сильно отличаться от того, каков он в реальности. И уж тем более сильно отличается от реальности то, что нам пытаются внушить пропагандисты. Если же отсечь фальшивые нарративы, навязываемые в чужих интересах, то обычным людям, вроде нас с вами, только и останется, что крутиться, как белка в колесе, пытаясь избежать ловушек и выжить. А возвышенные размышления о гуманизме, судьбах человечества и тому подобных материях лучше оставить рептилоидам.
- Это тоже образы из фантастических антиутопий о будущем?- после некоторого молчания спросил профессор.
- Угу,- односложно ответил чекист, вновь принимаясь за чтение отложенной было книги и явно показывая, что разговор он продолжать не желает.
Тем временем вернулся в их общую каюту инженер, завершивший наблюдения за птицами и дельфинами, и профессору пришлось, волей-неволей, прекратить обсуждение, так и не оставив за собой последнего слова.
Глава 3. Благотворительный фонд.
- Начнём новую жизнь,- пробормотал Ясенев-Перекуров, встав с утра пораньше в свой первый рабочий день на должности консультанта компании Амторг и, одновременно, директора фонда "Поможем советским рабочим". Эту благотворительную организацию он зарегистрировал в Налоговом управлении сразу же после того, как представился своему формальному начальнику – главе отдела закупок Амторга, майору ГУГБ Льву Семеновичу Малкину – и получил от него неявное пожелание убраться куда-нибудь подальше. Флюиды раздражения, исходившие от коммерсанта-разведчика, были столь ощутимы, что капитан Ясенев не замедлил исполнить это пожелание, заверив, впрочем, что если нужда в его услугах возникнет, то он тотчас же появится на рабочем месте. После чего оставил в канцелярии свой нью-йоркский домашний адрес для связи, реквизиты банковского счёта для начисления зарплаты, мимолётно поприветствовал коллег и исчез, рассчитывая не появляться в помещении Амторга как можно дольше. Для своего фонда он арендовал небольшой офис в Нижнем Манхеттене, неподалёку от семнадцатиэтажного здания Нью-Йорк пост билдинг, а для своих научных консультантов снял трёхкомнатную квартиру в Бруклине, гостиный зал которой можно было использовать как лабораторию. Её обустройством оба учёных сейчас и занимались. Сам Перекуров приобрёл для офиса холодильник, печатную машинку, мебель, магнитофоны, а также, для антуража – плюшевых мишек, матрёшек, балалайку, несколько бутылок водки, красные флаги, вымпелы с изображениями серпа и молота и, конечно, большой портрет Сталина, который он повесил над своим директорским столом. Главные рабочие инструменты – приборы для распознавания психотипа и выявления глубинных чувств – он решил хранить в небольшом чуланчике, замаскировав их под грудой технического хлама.
Затраты на аренду, покупки и прочие бытовые мелочи почти наполовину уменьшили его счёт, так что с наполнением благотворительного фонда следовало поторопиться.
Первым делом Перекуров отправился к офису местного отделения демократической партии – Таммани-холлу, который располагался на Юнион сквере в Манхеттене, почти на прямой линии между зданием редакции Нью-Йорк пост и высоченным стоэтажным небоскрёбом Эмпайр стейт билдинг. В портфеле чекиста находились оба прибора, магнитофон и бутылка водки с красочной этикеткой. Аппарат Заврыкина был заранее настроен на минимальную мощность излучения – оно побуждало собеседника к откровенности, но не напрягало его и не вынуждало выкладывать все свои сокровенные тайны.
Хотя Таммани-холл после осуждения его долголетнего председателя Уильяма Твида немного почистили от коррупционеров, но вскоре они расплодились в ещё большем количестве, а при президенте Рузвельте и мэре Ла Гуардиа стали действовать почти открыто. Так что штаб-квартира нью-йоркских демократов представляла собой и центр всевозможного мошенничества – хотя и респектабельного, беловоротничкового. Уже на подходе к трёхэтажному зданию Таммани холла, выстроенному в неогеоргианском стиле, жёлтая – "воровская" и малиновая – "мошенническая" – лампочки аппарата профессора Скорова стали отчаянно мигать.
Чекист прикрыл чехлом выведенную наружу панель, вошёл в вестибюль офиса и смешался с толпой партийных функционеров, брокеров, лоббистов, репортёров. В своём чёрном деловом костюме он ничем не отличался от большинства из них.
Обосновавшись в одном из кресел для посетителей перед кабинетом с табличкой "депутат муниципалитета", чекист сделав вид, что вместе с другими ожидает приёма, а сам время от времени сдвигал чехол и посматривал на панель. Когда жёлтая лампочка замигала особенно ярко, он встал с кресла и направился следом за джентльменом среднего возраста в бар.
Привлекший его внимание человек взял себе хот-доги и тоник. Перекуров, присоседившийся к его стойке, тоже купил пару сарделек, но вместо того, чтобы заказать у бармена коктейль или какой-нибудь безалкогольный напиток, достал из портфеля бутылку водки, одновременно незаметно включив магнитофон и аппарат Заврыкина.
Вскоре он уже знал, что его нового знакомого зовут Марк Мэтьюз Уотерс, что он обожает водку, Сталина, и всё русское, а ещё, что его компания сегодня получила, в обход конкурентов, выгодный подряд на участие в реконструкции Бруклинского моста, для чего он дал депутату совсем смешных размеров взятку.
Первое испытание аппаратуры в новых условиях прошло успешно.
* * *
Перекуров с самого начала решил искать клиентов – возможных спонсоров своего фонда – среди денежных воротил и политиков-демократов, поскольку помнил из истории, что эта партия, даже ещё до прихода к власти Рузвельта, представляла собой сборище отъявленных жуликов и воров, обслуживавших крупный бизнес. А уж после того, как пост президента занял этот ставленник финансовой олигархии, коррупция, мошенничество,